Махараджа также видел стоявший на рейде корабль, который вскоре должен был отвезти его в Европу. Впервые у него возникло желание покинуть родину и никогда больше не возвращаться сюда. В свои семьдесят семь лет он чувствовал невероятную усталость и надломленность духа. Он прожил напряженную жизнь, наслаждаясь каждым ее мгновением, но последние события сбили его с ног и опустошили душу. В эти минуты меланхолии он вспоминал о тех, кого любил, прежде всего сыновей, которых потерял. Первым был Махиджит; находясь на подъеме своей политической карьеры, в 1932 году, когда ему едва исполнилось сорок лет, стал жертвой скоротечного рака. Вторым был Амарджит, военный, умерший в 1944 году в Сринагаре от сердечного приступа. Оставался Парамджит, наследник, который уже никогда не будет править Капурталой. Погрязший в пьянстве, он проматывал состояние вместе со своей английской любовницей.

И Каран… Джагатджит помирился со своим сыном, ставшим виновником самого большого скандала, который когда-либо случался в семье принцев Капурталы. Но Каран реабилитировал себя. Ему удалось повысить урожайность земель в Удхе до невероятных размеров. Он показал себя серьезным администратором, взявшим на вооружение настолько эффективные методы, что махараджа, поразмыслив, вызвал его в Капурталу, чтобы передать в его руки важные семейные дела. Именно Каран стал его опорой в старости… Как непредсказуема бывает жизнь!

Кроме этого, махараджа испытывал особую симпатию к своей невестке, жене Карана, известной под именем Чаран. Недавно она появилась на обложке журнала «Вог», щеголяя кольцом от Картье. В ней было все то, что ему нравилось в женщинах: красота, интеллигентность, ум. Да, Каран был его достойным наследником. Но скольких друзей он потерял на жизненном пути! Это было сродни постоянной капели, напоминавшей ему о бренности жизни. Больше всего его поразила смерть Бхупиндара Великолепного, махараджи Патиалы, который поклонялся богине Куль, закоренелого донжуана. Он умер от разрыва сердца очень рано, в возрасте тридцати восьми лет. Бхупиндар был верным себе до конца: через девять месяцев после его кончины наложница, с которой у него была связь, родила очередного отпрыска махараджи. Сыновья, друзья, любовь… Казалось, жизнь заключалась в одних утратах. Теперь он ожидал потери трона, а с ним и утраты смысла своего существования. Вскоре для него не будет места в мире.


Махараджа решил уехать куда-нибудь подальше. Бежать, бежать от тягостных мыслей, забыться. Посвящать себя своему истинному и основному призванию: женщинам, единственным существам, способным утешить его старое израненное сердце. И свет надежды замерцал на горизонте, давая основание для предвкушений от путешествия. Он рассчитывал увидеться в Лондоне с англичанкой, с которой познакомился в Калькутте. У них завязалась дружба, и, возможно, эти теплые отношения перерастут в нечто большее. Ах, эти европейки!.. Даже сам Неру стал жертвой очарования и ума одной из них, самой супруги последнего вице-короля, Эдвины Маунтбеттен. Ходили слухи, что они были так сильно влюблены, что стали любовниками и встречались во время заграничных поездок премьер-министра Индии. Время летело, жизнь продолжалась, менялись персонажи, но любовь оставалась. Восток и Запад, столь различные, стремились навстречу друг другу, как мужчина и женщина, как два лица одного и того же мира.

У махараджи было также намерение побывать в Испании, чтобы полюбоваться хорошим фламенко вместе с Анитой и со своим сыном Аджитом, работавшим атташе по культуре в индийском посольстве в Буэнос-Айресе, который должен был приехать в Мадрид на праздник святого Исид-ро. Аджит, как истинный сын андалузки, унаследовал от своей матери любовь к корриде и фламенко.


В тот вечер махараджа не хотел спускаться ужинать в ресторан. Он попросил помощника о том, чтобы ему принесли легкий ужин в апартаменты. Затем, желая видеть огни корабля, снимавшегося с якоря на следующий день, он приказал открыть настежь окна, выходящие на море. Как всегда, ночь была влажной и теплой. Джагатджит Сингх лег в кровать, слушая непрерывное карканье ворон Бомбея, смешивающееся с шумом вентилятора, лопасти которого медленно вращались под потолком. Ветер задирал трепещущие в темноте занавески, похожие на танцующих призраков. В углу окна была видна убывающая луна.

Когда его помощник вернулся в сопровождении официанта, везущего тележку с ужином, он застал махараджу в том же положении с застывшей улыбкой на лице. Несмотря на то что старик неподвижно лежал в кровати, у него был такой же величественный вид, как и всегда. Взгляд махараджи, казалось, был устремлен к горизонту. Очевидно, он перестал дышать за две-три минуты до появления помощника. Махараджа, проживший долгую жизнь, скончался спокойно, без шума и страданий. Смерть была благосклонна к нему, как и он был благосклонен к жизни.


Несколько дней спустя в Капуртале внук махараджи и его старший сын Парамджит открывали траурный кортеж, за которым тянулся бесконечный поток людей, пришедших отдать последние почести человеку, который правил ими почти шестьдесят лет. Лавочники, коммерсанты, крестьяне, старики и сикхи с длинными белыми бородами безутешно пла кали. Один пожилой индийский священник едва доковылял, чтобы выразить соболезнование семье, собравшейся у безды ханного тела в садах Шалимара, в пригороде Капурталы. Тело принца лежало возле погребального костра, на ложе из соломы, в строгом соответствии с сикхской традицией, согласно которой человек рождается без ничего и умирает без ничего. Почтенный старик был старым другом покойного и советником по делам религии, истории и ведическим текстам. Он сидел на корточках и тихо плакал. «От нас уходит великий человек, — сказал он внуку махараджи. — Джагатджит Сингх поднял государство, а теперь уходит вместе с ним».


Анита получила это известие, находясь в своем роскошном особняке на улице Маркиза де Уркихо в Мадриде, в салоне которого висел великолепный портрет ее мужа в праздничном костюме. По словам служанки, Анита оставалась перед портретом целый вечер, не сводя с него глаз и сложив руки, как будто молилась за человека, который превратил ее в принцессу вопреки тому, что было предназначено ей судьбой. Она искренне скорбела о махарадже, чья покровительственная тень исчезла навеки. Анита принимала соболезнования от друзей со всего мира; сам генерал Франко удостоил ее аудиенции во дворце Эль Прадо, чтобы выразить сочувствие от лица испанского правительства. Но пустоту, появившуюся в ее жизни после ухода махараджи, невозможно было заполнить.

Ностальгия, которую она испытывала по Индии, никогда не покидала ее. Поскольку в стране уже не было англичан, Анита пыталась приехать туда несколько раз, но положение в Пенджабе оставалось опасным. Кроме того, ее сын был против этой поездки. «Зачем возвращаться?» — спрашивал ее Аджит, который превратился в плейбоя и блуждал по свету, держа ее в курсе всех перемен, происходивших в мире. «Тебе лучше не возвращаться, мама, — писал он ей в 1955 году, — пусть у тебя останутся воспоминания о тех прекрасных временах, когда ты здесь жила. Все очень изменилось, зрелище удручающее. Я спрашиваю себя, что бы почувствовала моя мать, если бы увидела то немногое, что осталось от королевства. Печальные и пустые комнаты дворца, накрытая грязными тряпками немногочисленная мебель, которую не удалось продать… А окна, сделанные в стиле Великих Моголов, выходящие на север, у которых ты, мама, стояла, мечтая стать свободной как птица, сегодня остались без стекол. Через них в дом проникает зимний холод и снег, а в сезон муссонов — дожди…»

Анита никогда больше не вернулась в Капурталу. Она часто обращалась к своим воспоминаниям и жила последние годы в ожидании новостей из Индии. Партия Индийского национального конгресса приняла постановление, лишающее принцев всех их привилегий и пенсий. Аджит был прав, какой смысл возвращаться в мир, который уже не существует?


7 июля 1962 года Анита умерла в своем доме в Мадриде на руках у сына, который приехал, чтобы побыть с ней в ее последние минуты. Когда Аджит собирался похоронить ее в святилище Святого Юста, ему пришлось столкнуться с неожиданной проблемой.

Католическая церковь отказывала ему в позволении похоронить свою мать на католическом кладбище. Клир объяснил свой отказ тем, что, выйдя замуж за махараджу, Анита отступилась от католической веры. Даже после смерти эту женщину преследовали те же силы, которые поносили и делали ее изгоем при жизни. Аджиту пришлось приложить неимоверные усилия и потратить уйму времени, чтобы убедить клир в том, что его мать никогда не переставала быть католичкой. Он предъявил сертификаты и документы и обратился к слугам и друзьям Аниты, чтобы они подтвердили его правоту. Накидка для Богородицы, которую Анита пожертвовала своим землякам и которую впоследствии достали из коробки, куда ее засунул епископ, такой же скудоумный, как и клирики, преследовавшие ее, послужила доказательством того, что, даже будучи замужем за индийским принцем, она продолжала оставаться преданной Снятой Деве Победоносной. Накидка попала в соборный м; лей Малаги, и Святая Дева так никогда и не покрасовалась в ней, несмотря на пожелания Аниты.

В конце концов Аджиту удалось убедить церковное руководство, и ему дали разрешение на захоронение при условии, что в могиле не будет символов какой-либо иной религии. Соблюдя указания клира, через неделю после того, как его мать испустила последний вздох, Аджит похоронил ее. Анита Дельгадо Брионес смогла наконец упокоиться.

Что с ними стало

Парамджит, наследник, который никогда не правил, умер в 1955 году в возрасте шестидесяти трех лет в постели своего дома в Капуртале. До самого конца за ним ухаживала его любовница Стелла Мадж. Постель была в форме гондолы, в память о Венеции, городе, в котором они познакомились.

Его брат Каран умер в 1970 году в Нью-Дели от сердечной недостаточности. Мартанд и Арун, сыновья, родившиеся у него от леди Чаран, прекраснейшей супруги, которая была моделью журнала «Вог», занимаются сейчас активной политической деятельностью.