Лёля сестру обожала, несмотря на то что Лера всячески ее изводила. Но нрав у Лёли оказался на удивление легкий – она быстро прощала и опять смотрела на сестру с искренним восхищением. Как Лера ни третировала сестренку, ей все больше казалось, что одна только Лёля любит ее и понимает. А Лёля действительно очень хорошо понимала сестру. Как всякий болезненный ребенок, Лёля много времени проводила в размышлениях и фантазиях. Она обладала острым умом и наблюдательностью, читать начала в четыре года и все время сочиняла разные сказочные истории. Лёля рано повзрослела, в отличие от сестры, которая так и осталась вечным подростком.

Закомплексованная, самолюбивая и всегда несчастная, Лера завидовала всем вокруг, а особенно сестре, такой живой, доброжелательной и непосредственной, что ее просто нельзя было не любить. Лёля легко обзаводилась друзьями, училась без малейшего напряжения, хотя порой могла и двойку схватить – но никогда не переживала из-за плохих оценок и ко всему относилась с юмором. Лера не могла себе позволить даже тройку и тратила массу времени на приготовление уроков, потому что страшно боялась оказаться не на высоте: она всегда должна быть самой лучшей! И тогда, может быть, ее тоже полюбят… Но ее не любили. Друзей у Леры было мало – одноклассники считали ее заносчивой и высокомерной, а девочка просто была замкнутой.

Они с сестрой словно жили в разных вселенных: Лёля – в яркой и веселой сказке, а Лера – в мрачном, полном опасностей мире, и как Лёля ни старалась перетащить сестру в свою сказку, у нее ничего не получалось. Лера напоминала сестре жалкого дикобраза, ощетинившегося иглами и ранящего всех вокруг, даже когда никто не нападает, а наоборот, пытаются погладить. Но при этом она ранила и себя – иглы проросли внутрь. Лёля очень рано поняла, что она гораздо способнее сестры и сильнее духом, поэтому взяла ее под защиту – маленький храбрый оруженосец при слабом и нелепом вояке, для которого слишком тяжелы его грозные доспехи. Но со временем доспехи стали второй кожей, так что лишь сестра знала, насколько хрупкое и ранимое существо скрывается под закаленной сталью…

– И вовсе она не расчетливая! – объясняла Лёля. – Лерка, конечно, пытается что-то планировать, но поступает всегда спонтанно. Потом только до нее доходит, что она натворила. И с Инессой так получилось: Лера пошла на поводу у парторга! Ей сказали действовать – она и взяла под козырек…

Пока Лёля рассказывала, Глеб невольно вспоминал разные эпизоды и мелочи, которые вполне подтверждали ее слова, да он и сам давно догадался, что Лерина язвительность – всего лишь защита. Но он и не представлял, что Лере так тяжело живется! Глеб прекрасно помнил, как впервые оказался у Лебедевых – дверь ему открыла Лера, и сейчас он понимал, что его первое впечатление было верным: хрупкая застенчивая девочка, неуверенная в себе и… жаждущая любви. Очень красивая девочка: огромные серо-голубые глаза, светло-русые косы, нежный рот – как бутон цветка. Она смотрела на Глеба с опаской, а он улыбнулся и произнес:

– Здравствуйте, принцесса. Могу я войти в ваш замок?

Лера даже рот открыла от изумления. И страшно покраснела. А Глеб взял ее ручку, поцеловал и щелкнул каблуками, наклонив голову. Он долго звал ее принцессой – к великой радости Лёли, которая тут же принялась играть в королевство и сама назначила себя на должность придворного шута. С Лёлей он подружился мгновенно, а Леру пришлось долго приручать. И если б он только знал, что Лера влюбилась в него в ту же секунду, как увидела! Она с волнением ждала его прихода, наряжалась, распускала волосы и старалась нечаянно попасться на глаза – чтобы Глеб, не дай бог, не подумал, что Лера его караулит! А он и не думал. И не замечал ее маневров, хотя искренне любовался, когда видел.

Взросление Леры было мучительным. Она категорически себе не нравилась, как ни убеждала ее сестра, что она просто красотка: и ноги были не такие, как надо, и пальцы кривые, и волосы дурацкие, и глаза невыразительные, а губы так вообще конец света. Разве сможет Глеб полюбить такую уродину?! Лера безумно переживала, что Глеб вдруг возьмет и женится на какой-то посторонней девушке, хотя у него еще и девушки-то никакой не было. Но он жил в общежитии, а там нравы вольные, и мало ли, вдруг кто покусится на такое сокровище!

Лера с шестнадцати лет начала продумывать планы по завоеванию Глеба. Она замечала его заинтересованные взгляды и с волнением думала: «Может, я ему все-таки нравлюсь?!» Но Глеб ничего не предпринимал, и Лера расстраивалась. Она была существом совершенно неискушенным и к двадцати годам ни разу не целовалась, в отличие от пятнадцатилетней сестры, у которой Лере, сгорая от стыда, пришлось спрашивать про технику поцелуев. Тренировались они на помидорах, но один раз Лёля все-таки поцеловала сестру в губы – чтобы лучше дошло. Теоретически Лера знала, что должно происходить между мужчиной и женщиной, но реальность ее потрясла, хотя она храбро делала вид, что ей все нипочем. Это была чистая импровизация, все получилось само собой: девушка никак не ожидала, что Глеб загорится от одного поцелуя! Лера не помнила себя от счастья, хотя оно было слегка приправлено горечью: Глеб так и не сказал, что любит ее…

Глеб слушал Лёлю, вспоминал, думал и вдруг осознал, что вполне мог прийти сегодня вечером домой и увидеть мертвую Леру! Если бы не Лёля с ее предчувствием! Лёля жила у мужа, но работала вместе с Лерой. В обед она зашла к сестре в отдел, там сказали, что Лера приболела и сегодня не придет. Лёля стала звонить, но безрезультатно – потом выяснилось, что Лера отключила телефон. Лёля внезапно страшно испугалась, сама не зная чего, отпросилась с работы и помчалась к сестре. Открыла дверь своим ключом и застала Леру, когда та допивала последнюю порцию таблеток. Ей удалось вызвать у Леры рвоту, потом Лёля позвонила знакомому врачу, тот приехал, принял необходимые меры…

– Почему ты не вызвала «Скорую»?!

– Ты что, не понимаешь? Лерку отправили бы в психушку, как всякого суицидника! Оно нам надо?! Врач сказал, что доза была убойная. Так что я очень вовремя приехала.

Вот тут Глеб и завалился в обморок. В буквальном смысле – грохнулся на пол, съехав со стула. Так что Лёле пришлось выплеснуть ему в лицо стакан воды. Очухавшись, он заполз обратно на стул, послушно выпил какое-то лекарство, подсунутое Лёлей, и долго сидел, обхватив голову руками. Внутри у него все дрожало.

– Ну ладно, не переживай ты так! – сказала Лёля, с жалостью глядя на мрачного Глеба. – Все ж обошлось! Просто будь с ней поласковей.

– Да, – кивнул Глеб. – Да, конечно. Я пойду к ней?

– Иди. Я, пожалуй, тут переночую. А то кто вас знает! Сейчас Толе позвоню…

Но Глеб уже не слышал – он встал и поплелся к Лере: ноги совершенно не хотели его слушаться. Лера лежала на животе, одна рука бессильно свисала с кровати, одеяло сбилось, обнажая правую ногу и часть бедра в трогательных розовых трусиках. Глеб смотрел и видел совсем не ту Леру, против которой он так долго настраивался, а жалкую девочку, одинокую, потерянную, лишенную любви. А ведь он обещал заботиться о ней! Глеб прикрыл на секунду глаза, потому что даже сердце заболело от мучительного сострадания. Лег рядом с женой – она не проснулась. Он слушал ее неровное дыхание, изнемогал от нежности и чувства вины, а потом, очевидно, задремал, потому что испуганно вскинулся, когда Лера завозилась рядом, всхлипывая и лепеча: «Глеб, Глеб…» Она плакала во сне, и когда Глеб обнял ее, вцепилась в него что есть силы.

– Тихо, тихо, – забормотал Глеб. – Все хорошо! Бедняжка моя… Проснись, дорогая! Это только сон!

Лера очнулась с рыданием, поняла, что рядом муж, и затряслась:

– Глеб! Ты пришел!

А потом они одновременно произнесли: «Прости меня!» – и невольно улыбнулись сквозь слезы. Глеб обнимал жену, целовал ее лицо, дрожащие губы и понимал, что он безумно соскучился. Оказывается, все это время ему страшно не хватало ее ночного присутствия: тепла ее тела, нежного запаха волос и кожи, объятий, прикосновений… Глеб чувствовал неимоверно острое вожделение, замешанное на болезненной жалости и нестерпимой ярости, направленной прежде всего на себя самого – за то, что допустил все это, но и на Леру – за то, что заставила его пережить такое сильное потрясение.

Именно в эту ночь они и сотворили Антошку. Беременность Леры протекала очень тяжело: она мучилась от токсикоза, лежала на сохранении, пережила кесарево, а потом пребывала в послеродовой депрессии. Она плохо управлялась с ребенком: молока у нее почти не было, Антошка все время орал, а шрам на животе только добавлял горечи – мало того, что никудышная мать, так еще и уродина!

Если бы не Лёля, они бы не выжили. Ее брак не продержался и полутора лет, да и какому мужу понравится, что жена постоянно пропадает в доме сестры! Так что Лёля вернулась домой – к всеобщей радости: маленький Антошка ее просто обожал и звал Нёней. Лерина депрессия постепенно прошла, Антошка подрос и стал таким забавным, что все только умилялись, Лера вышла на работу, и через некоторое время ее назначили заведующей отделом – правда, не тем отделом, откуда она выжила Инессу Матвеевну, а совсем другим. Лера как-то внутренне успокоилась и расцвела: еще бы, она впервые была явно успешнее незамужней и бездетной сестры – выяснилось, что Лёля бесплодна.

А у Лёли вдруг начался роман с совершенно неподходящим, как считала Лера, человеком – Глебу же Лёлин избранник скорее нравился. Саша Горелик – небольшого роста, с волосами, словно черное пламя. Глеб дразнил Лёлю: этот, твой – дыбом волоса! Роман был тяжелый и закончился плачевно: Горелик собрался уезжать в Израиль, звал Лёлю с собой, она разрывалась между любовью и семьей, прекрасно понимая, как ее поступок может сказаться на карьерах сестры и зятя. А как это переживет Антошка, к которому Лёля прикипела всем сердцем? В общем, Горелик уехал один, без Лёли. А потом произошло событие, которое чуть было не развалило семью Сотниковых окончательно.

Началось все с переезда: их старый дом шел под снос, жилье предложили где-то у черта на куличках – в Бирюлево! Лера развила бурную деятельность, в результате которой Сотниковы оказались в двухкомнатной квартире на Фрунзенской набережной, а у Лёли появилась кооперативная однокомнатная квартирка все в том же Бирюлево. Глеб несколько удивился щедрости Леры, которая добавила сестре денег на кооператив: Лера не отличалась особой щедростью. Конечно, им было тесновато на Фрунзенской, хотя и потолки высокие, и кухня большая, и район хороший. Маленькую комнату отдали Антону, а в большой устроили спальню и кабинет для Глеба – Лера нашла в антикварном магазине старинную ширму, которой отгораживали кровать.