Итак, свершилось: у нее будет ребенок, и его отец – Калеб Страйкер.

Девушка последнее время была так поглощена Калебом и его интрижкой с Энжелой Бристол, что не сразу обратила внимание на задержку месячных. Сначала она приписала это нервам, волнению от того, что столкнулась с неискренностью Калеба, переутомлению. К тому же месячные и раньше были не очень регулярны. Но шли дни, и вскоре она поняла, что больше не может себя обманывать.

Она забеременела. Груди набухли и сделались мягкими; Келли стала быстро уставать, ее тошнило по утрам, а иногда и вечерами. О, она слишком хорошо знала, что это значит. Невозможно вырасти так, как росла она, и не знать, какие изменения происходят с женщиной, когда она ждет ребенка.

Келли положила руку на живот, который, слава Богу, все еще оставался плоским. Но так будет недолго. Скоро беременность станет заметна, и все, включая Калеба, поймут, в чем дело.

Ее охватил ужас. Рано или поздно придется сказать Калебу. Господи, как же она посмотрит ему в лицо?

Пройдя в спальню, Келли бессильно опустилась на кровать и закрыла лицо руками. Как она могла позволить ему дотронуться до себя? Почему допустила такое? Теперь придется расплачиваться за свой грех.

Она отчетливо представила, как будут судачить о ней Марта Брюстер и Мод Колтон. «Пошла по стопам матери», – вот что эти кумушки станут твердить на каждом углу! Боже, как она посмотрит им в лицо? Как взглянет в глаза Калебу?

Уже больше недели она не видела метиса. Едва отгремела та последняя гроза, он отправился проверять, не разбежалось ли стадо. Во всяком случае, так он сказал, а там – кто знает? Девушка все время задавалась мучительным вопросом: не живет ли он в городе с Энжелой Бристол?..

Келли нахмурилась. Все в округе знали, что женщина, которую она ненавидит, обосновалась в его особняке и Калеб ее содержит.

Но не Энжела Бристол была сейчас главной проблемой. Так думала Келли, положив руку на живот. Она старалась подсчитать, сколько времени прошло с тех пор, как непогода застала их в той злополучной хижине. Так, была середина августа, а сейчас уже конец октября. Десять недель.

Сейчас ей уже с трудом верилось, что Калеб занимался с ней любовью, что когда-то – десять недель назад – они были близки. Теперь они почти не разговаривали друг с другом. Приходя в дом, а это случалось очень редко, Калеб был с ней неизменно вежлив, но оставался ровно столько времени, сколько требовалось, чтобы сообщить о состоянии дел на ранчо. Келли знала, что каждую субботу вечером он отправлялся с работниками в город, и хотя сама была в этом виновата, всякий раз обмирала от ревности, представляя его в объятиях Энжелы Бристол.

Келли тосковала по нему, то и дело вспоминая те недолгие недели счастья, что они провели вместе, прежде чем она обнаружила, что Калеб ей лжет. С неизбывной тоской она грезила о тех беспечных днях, когда готовила ему еду, сидела против него за столом, слушала его рассказы и вспыхивала в ответ на его озорные замечания.

Взглянув на живот, Келли попыталась прикинуть, скоро ли он округлится. Ребенок. Новая жизнь. Весной у нее будет ребенок от Калеба Страйкера.

Но как же сказать ему об этом сейчас, когда они почти не общаются, когда отец ее еще не родившегося младенца смотрит на нее как на пустое место?


Калеб вышел из конюшни и устало перевел дыхание. Он вымотался, объезжая в течение десяти дней обширные пастбища, проверяя колодцы и скот.

Раньше он получал от подобных вылазок ни с чем не сравнимое удовольствие, наслаждался степными просторами, спокойствием высокого неба, духом товарищества, царившим среди ковбоев. Да, все так и было, но только до того, как в его жизнь вошла Келли Макгир.

Теперь же он хотел лишь одного – быть рядом с ней. Всегда, каждую минуту. Но эта гордячка твердит, что не любит его, не доверяет и никогда больше не будет доверять ему. Возможно, это и так, но не может же она отрицать, что ее к нему тянет, что она все еще его хочет. Калеб понимал, что Келли никогда не выскажет это вслух, но он читал желание в глубине ее глаз, туманившихся всякий раз, когда он приходил с докладом о том, как обстоят дела на ранчо, с великим трудом удерживаясь от того, чтобы не обнять ее. Но Страйкер был горд и поклялся не дотрагиваться до упрямой девчонки, пока она сама не сделает первый шаг.

В конце концов, он же признался во всем, извинился, и теперь дело за Келли – она должна простить его. Однако, похоже, девушка оказалась слишком обидчивой и упрямой, чтобы снова попытать счастья. Вероятно, не нужно ее за это осуждать. Но сам он должен был как-то отвлечься, поэтому обратился за успокоением к Энжеле, позволяя ухаживать за собой, хотя чувствовал себя бесконечным ничтожеством, так как твердо знал: для него существует только одна женщина – Келли. Но никогда больше не испытает он с ней счастья…

Упрямая женщина!

Снова и снова эти два слова отдавались в мозгу, пока он направлялся к большому дому. Свет в окне манил теплом, и Страйкер на мгновение представил, что он женился на Келли, как они и планировали, что он сейчас возвращается домой после трудного дня на пастбищах, а она ждет его дома с приветливой улыбкой. Его жена. Наливает ему выпить и, подперев ладонью щеку, выслушивает рассказ о том, как прошел день. Потом они ужинают, сидят в гостиной. Келли штопает рубашку. И оба с нетерпением ждут, когда придет время ложиться спать…

Решительно выбросив из головы эти мысли, Калеб постучал в дверь.

Через несколько минут на пороге появилась Келли.

– Боже мой, ты вернулся, – прошептала она, чувствуя, как радостно затрепетало измученное сердце. Хорошо ли это, плохо ли, но ей стало намного легче от сознания того, что он здесь, на ранчо, рядом с ней.

– Можно войти?

– Конечно.

Пройдя за ним в гостиную, Келли увидела его в свете лампы. Как же он устал! Вокруг рта и глаз пролегли глубокие морщинки, одежда в дорожной пыли, к сапогам прилипла засохшая грязь.

Калеб кивнул в сторону шкафчика, где в углу стояли бутылки с напитками.

– Не возражаешь, если я себе что-нибудь налью?

– Угощайся, пожалуйста.

Келли присела на диван и принялась наблюдать, как Страйкер достает из застекленного шкафчика хрустальный графин и наливает себе порцию виски. И тут она впервые спросила себя: каково Калебу работать на нее? Наверняка неловко, унизительно. Боже, ведь он ежедневно испрашивал у нее разрешения, как поступать в том или ином случае, а ведь все, чем она владела, принадлежало ему с рождения. Это был его дом, его прибежище. Все это ранчо, скот, даже виски, которое он сейчас пил, – все это принадлежало отцу Калеба, а значит, и его сыну.

Резко встряхнув головой, Келли постаралась подавить в себе чувство вины. Единственное, что ее хоть как-то успокаивало, это мысль о том, что они оба выполнили последнюю волю его отца, Дункана.

Она ни в чем не виновата. Она не просила Дункана отбирать ранчо у сына.

Одним глотком Калеб осушил бокал, сразу же налил снова и повернулся к Келли. Как же чудесно она выглядит, сидя перед камином, в рисующем свете огня! Он думал о ней постоянно, с того самого дня, как впервые увидел; он хотел разделить с Келли свою судьбу, поведать ей свои секреты, поделиться надеждами, мечтами, страхами, наконец. Хотел любить ее, защищать и вместе – да, вместе с ней – владеть «Рокинг-С». И у него был шанс, если бы только с самого начала он не скрыл от нее завещания.

Теперь же это дело прошлое, подумал он.

– С тобой все в порядке? – спросила девушка, удивленная его мрачным видом.

– Да. Пума завалила одну из твоих коров. Я послал пару людей, чтобы ее принесли.

Услышав подчеркнутое «твоих коров», Келли поморщилась.

– Ее пришлось убить?

– Рождение и смерть, – пожав плечами, проговорил Калеб. – На ранчо это случается.

Келли обхватила руками колени, пытаясь найти какой-нибудь предлог сообщить Калебу, что он скоро станет отцом, но никак не могла подобрать слова.

Потягивая виски, метис из-под нахмуренных бровей глядел на Келли. Она как-то изменилась, но он никак не мог понять, в чем дело. Девушка казалась немного грустной, но вместе с тем в ней появилось нечто новое; она вся светилась изнутри, как будто хранила какой-то важный секрет.

Не приняла ли она в его отсутствие предложение Эштона?

Мысль поразила его точно удар грома. Калеб стиснул кулаки. Он убьет этого хлыща прежде, чем он хоть пальцем дотронется до Келли.

– Что-нибудь новенькое? – небрежным голосом спросил он.

Щеки Келли тронул легкий румянец.

– Да нет, ничего нового. В прошлую пятницу приезжала Фанни. Передавала тебе привет и приглашала пообедать у нее в городе.

– Это все?

Келли кивнула. Не хотелось рассказывать, что встреча с Фанни закончилась слезами. Девушка во всем призналась благодушной толстушке, поделилась своими сомнениями и обидами, мучившими ее с тех пор, как она узнала всю правду о завещании. Фанни как могла поддержала и успокоила растерянную девушку, убедила ее рассказать Калебу о ребенке и заверила, что тот все поймет правильно. В то же время Келли не была уверена, захочет ли она выйти замуж за Калеба, если тот решит, что в данной ситуации только так и следует ему поступить. Но сейчас…

Если бы только она могла положить ему голову на плечо и выплакать сомнения и страхи! Келли не представляла, как будет растить ребенка, которого носила под сердцем. Одна мысль о предстоящих родах вызывала у нее панику. Много раз она слышала ужасные рассказы о женщинах, умерших от многочасовых родов, о девушках, решивших избавиться от нежелательной беременности и погибших от потери крови.

Келли уставилась на Калеба, думая, что скорее умрет от родов, нежели попросит его жениться на ней. Но она не могла допустить, чтобы ее малыш стал незаконнорожденным. Келли слишком хорошо знала, как относятся к таким детям.

В сердце всколыхнулась старая боль, когда она снова – в который раз! – задалась вопросом, кто же был ее отцом и любила ли мать этого человека. Сколько бы Келли ни спрашивала, Лейла отказывалась говорить на эту тему, и в конце концов Келли решила, что мать и сама этого не знает. Почему-то это ранило больше всего.