– Вполне. Это наш вигвам.

Келли вошла, осмотрелась и вперила взгляд в Калеба.

– Наш вигвам, ты сказал? То есть ты тоже останешься здесь на ночь?

Калеб сухо усмехнулся.

– А ты хотела бы остаться тут в одиночестве? Она отрицательно покачала головой.

– Так я и думал. А завтра Могучий Теленок ждет нас на обед. И еще: мы едем на охоту.

– На охоту? – хмыкнула Келли. – И что же будет нашей дичью?

– О, ты будешь поражена – бизоны белых людей.

– Бизоны белых людей, – бессознательно повторила Келли. – Что за бизоны?

– Подожди, скоро сама увидишь, – ответил Калеб с таинственной улыбкой. Больше он так ничего и не сказал.

Глава 18

Когда на следующее утро Келли вышла из вигвама, ей показалось, что все индейцы, жившие по эту сторону Миссури, прибыли в резервацию. В самом центре, так сказать, на площади, толпилось множество мужчин в оленьих накидках и высоких мокасинах, с причудливо раскрашенными лицами.

Глядя на них, Келли не могла унять трепет ужаса, охвативший ее. Это были те же самые индейцы, что участвовали в жуткой резне под Кастером несколько лет назад. Только вчера эти люди казались ей забитыми, угнетенными и полностью подчиненными белым захватчикам; сегодня же они выглядели столь же воинственно, сколь их расписывали репортеры западных штатов.

Куда же делся Калеб? Ни свет ни заря вышел куда-то из вигвама и до сих пор не появлялся. Ей совсем не хотелось сейчас оставаться одной; никогда еще она так явственно не ощущала себя женщиной, да к тому же – «белой».

Высокий, стройный индеец отделился от толпы и направился к ней. Сердце Келли нервно задергалось в груди. Она уже повернулась было, чтобы нырнуть в спасительную прохладу вигвама, как внезапно услыхала свое имя.

Боже всемилостивый, это был Калеб! Наряженный в короткую накидку из лоскутов оленьей кожи и мокасины, на щеках какие-то полосы, нанесенные черной краской, под горлом тоже черта, похожая на удавку, роспись и на обнаженной груди, а на боку устрашающего вида кинжал.

– Что это?.. Зачем ты так вырядился?

– Я отправляюсь на охоту. Большинство этих людей мне незнакомы, но мне бы не хотелось, чтобы они считали меня человеком со стороны. Я же все-таки из их племени, Келли, – добавил он, перехватив недоуменный взгляд девушки, – один из них. Самая лучшая часть моего существа принадлежит лакотам. Вот именно, моя лучшая часть, – повторил он.

Келли внимательно слушала; ей очень хотелось его понять. К Калебу стали подходить молодые индейцы, и сердце Келли замирало. Все происходившее было похоже на праздник. Женщины, стоявшие поодаль, нарядились в лучшие одежды, рядом весело резвились детишки, гонявшиеся друг за дружкой.

Появился пожилой индеец, чью голову украшали бизоньи рога, что-то сказал нараспев и стал посыпать присутствующих какой-то пыльцой.

– Что это он делает? – охрипшим от волнения голосом спросила Келли.

– Благословляет нас перед охотой, осыпает землю священной пыльцой, чтобы была нам помощницей.

– То есть молится?

– Ну, можно сказать и так.

– Но ведь индейцы, насколько я знаю, безбожники.

– Нет, их бог – Вакан Танка.

– У всех только один Бог.

– У лакотов по-другому. Они верят во множество богов, верят в то, что всем сущим управляют различные духи. Горами, деревьями, ручьями… Они считают, что у всех животных есть на этой земле побратимы и что необозримый жизненный путь мы все завершим, вернувшись на круги своя.

Келли собралась сказать, что это нелепо, но взгляд Калеба ее остановил. Ну да, он же метис и наверняка верит в эту чушь, вдруг поняла она.

В считанные секунды индейцы повскакивали на лошадей. Калеб подсадил Келли и сам вспрыгнул на коня. Вслед за воинами они выехали из деревни.

Вскоре вся кавалькада добралась до места, где мирно пасся пригнанный скот.

– А где же бизоны? – нахмурилась Келли.

– Там, – указал Калеб в сторону стада.

– Глупости, там нет никаких бизонов.

– Правильно, нет. – В его голосе прозвучали горечь и злость.

Келли покачала головой.

– Я тебя не понимаю.

– Сейчас поймешь. Белые истребили практически всех бизонов в погоне за шкурами и языками, которые считают деликатесом. Вот индейцам и приходится довольствоваться охотой на то, что осталось, – на рогатый скот.

– Бизоны белых людей… – наконец начала догадываться девушка.

То, что последовало далее, Келли не забыть до конца дней. Несколько индейцев выстрелили в воздух, чем обратили животных в паническое бегство, и тогда остальные воины, размахивая пиками, улюлюкая и стреляя из допотопных ружей, у кого они были, погнались за бычками.

Келли, не спуская глаз с Калеба, следовала за женщинами. Они тоже были верхом и вели на поводу навьюченных лошадей. Длинные волосы Калеба развевались на ветру, мускулистое тело блестело в лучах солнца.

Время от времени она теряла его из виду в клубах пыли, поднятой копытами животных, но снова и снова ее взгляд выхватывал знакомую фигуру среди других всадников. Келли не переставала восхищаться его гордой осанкой и посадкой на лошади. Зажав вожжи в крепких зубах, он правил кобылой мощными коленями. И как только он умудрялся держаться на разгоряченной лошади? – удивлялась Келли. Из своего ружья одного за другим он уложил двух бычков.

Так же внезапно, как и началась, охота прекратилась. Человек шесть воинов окружили остаток стада и погнали его в сторону деревни; остальные вернулись к своей добыче и стали дожидаться женщин, чтобы приступить к разделке убитого скота.

С ликующим видом Калеб подскакал к Келли, следившей за ним сияющими глазами. Тело его сверкало бисеринками пота. При приближении метиса Келли снова почувствовала знакомое покалывание внизу живота. В этом обилии потных мужских тел было что-то возбуждающее, затаившиеся где-то глубоко инстинкты пробуждались. Только слепой мог не отметить размах широких плеч, врожденную мощь бицепсов, живую стать бедер, горделивую посадку головы, голубовато-черный отлив волос. Таким Калеба она еще не видела – это был свободный, гордый воин с неостывшим жаром от победной гонки в потемневших глазах. Настоящий сын своего народа.

Он соскользнул с потной лошадиной спины и подошел к Келли. И тут же снова защемило сердце – он рядом! В ноздри ударил запах мужского тела. С ней рядом стоял настоящий мужчина, воин, принадлежащий первобытному, примитивному племени. Противоречивые чувства обуревали Келли. Ей хотелось бежать отсюда за тысячи миль, но в то же время она безумно мечтала обнять его обеими руками и тесно прижаться к крепкой груди. Она тяжело сглотнула. Нет, Калеб не только первобытный индеец, он еще и властный представитель правительственных служб, выслеживающих провинившихся перед законом.

Когда наконец ей удалось справиться с собственным срывающимся голосом, она спросила:

– Скажи, зачем надо было поднимать скот в галоп вдали от резервации? Почему вы забили его здесь? Чтобы потом резать мясо на куски и везти в стойбище?

Калеб сухо усмехнулся:

– Ну, частично из-за врожденного инстинкта охоты. Пойми, сотни лет воины лакотов охотились на диких бизонов. Но дело не только в этом. Лакоты считают, что, прежде чем есть мясо добычи, животных следует хорошенько погонять по прерии, иначе мясо будет слишком жестким.

– Господи, вот оно что!

Взгляд Келли скользнул за плечо Калеба, туда, где женщины уже приступили к освежеванию убитого скота, но, на мгновение остановившись на ножах в проворных руках, отрезающих куски еще дымящегося мяса, она отвела глаза.

– Я тоже должна… – Она беспомощно взмахнула рукой в сторону поверженных животных. – Ну, ты понимаешь.

– Свою добычу я отдал Могучему Теленку. Его женщина позаботится о ней и поделится со своей сестрой, мужа которой убили в Литл-Биг-Хорн.

Келли с облегчением перевела дыхание. Ей никогда не приходило в голову, что у индейцев могут быть сестры, о которых надо заботиться и с которыми нужно делиться, если они нуждаются. Так, может, они не такие уж безбожники, не такие бессердечные, безжалостные дикари, какими их повсюду представляют?

Вечером состоялось грандиозное празднество. Воздух наполнился вкуснейшим, густым ароматом от поджаривающихся на кострах говяжьих туш; собаки бросались друг на друга и ссорились из-за брошенных на землю костей. Женщины разделывали мясо и улыбались, их лица светились в предвкушении трапезы. Мужчины разложили посреди площади огромный костер. Сидя рядом с Калебом, Келли смотрела, как вокруг костра танцуют разукрашенные воины.

Сначала их воинственный вид и примитивный наряд отвращали от себя девушку, но постепенно она привыкла и стала понимать значение ритуальной пляски мужчин. Она символизировала торжество жизни над смертью.

Больше всего ее потрясло, что Калеб вдруг поднялся и вступил в круг танцующих. По какой-то непонятной причине ей казалось, что среди этих дико отплясывающих вокруг костра людей он будет выглядеть нелепо, неуместно, в глубине души ей даже хотелось этого. Но он органично вписался в их компанию. Плотью и кровью он был частью этого народа. Движения его были так же замысловаты и отточены, кожа так же отливала бронзой, а голос звучал не менее ликующе и громко.

Келли наблюдала за ним, и ее обдавало теплом, и тепло это исходило не от дыхания вечернего ветерка и не от разгоряченных тел танцующих.

Она резко поднялась и пошла к вигваму. Захотелось побыть одной, вдали от Калеба, от грохота боевых барабанов, в их ритме билось и ее сердце. До сей поры ей удавалось сохранять невинность, и она не намеревалась расставаться с ней сейчас. Пусть сначала наденет ей на палец обручальное кольцо и даст подписать брачный контракт.

Не раздеваясь, она растянулась на шкурах, грудой наваленных в углу вигвама, повторяя про себя, что он такой же мужчина, как и все остальные, и, как бы ни был привлекателен, ему тоже нельзя доверять.