В туалете я почувствовал, что у меня был и другой стимул зайти сюда. Я сделал то, что требовалось, но теперь уже поднялся, прежде чем спустить воду.

Кишечник надо очищать. Почему в детстве, вместо того чтобы ставить клизмы, мама не давала мне кофе с молоком и не отправляла летать самолетом?

Голос стюардессы в динамике предупредил, что через несколько минут самолет начнет снижение. Обычно после этого я начинаю собирать вещи — кладу книгу в сумку, выключаю музыку, если слушал плеер, обязательно беру карамельку и, если есть время, иду умываться в туалет. В общем, готовлюсь к выходу.

Самолет приземлился в нью-йоркском аэропорту. Не могу понять, почему пассажиры вскакивают с кресел сразу же после остановки крылатой машины. Двери еще закрыты, а все уже стоят на ногах. Стоять неудобно, потому что приходится низко наклонять голову — мешают багажные полки. Такое бывает и на внутренних рейсах, когда полет длится не более часа. Иногда по работе мне приходилось летать из Милана в Рим. Я заметил, что незадолго до взлета многие пассажиры говорят по сотовому о ценах на акции, о бюджетах и дивидендах, о продвижении товара и прочих серьезных вещах. Все эти, важные персоны не отрываются от трубки до тех пор, пока самолет не начинает разбег по бетонной полосе. Даже если рядом с ними сидит женщина, они часто роняют такие фразы: «Без моего согласия никто ничего не решает…», «Если я сказал нет, значит, нет…» Я в своей футболке и с рюкзачком под ногами ощущаю себя среди них совершенно никчемным человеком. После приземления все вскакивают и опять включают телефоны. Застыв в неудобном положении, они говорят, говорят и говорят. Потом они топчутся в проходе, мешая друг другу и извиняясь. Меня они часто просят помочь достать сумки с багажных полок. Разобравшись с багажом, они снова теснятся в проходе, стоя на ногах. В автобусе, набившись как сардины в банку, они ждут последнего пассажира. Бывает, что тот преспокойно сидит на своем месте, потом в три секунды поднимается, забирает свои вещи и спускается по трапу. Сев последним в автобус, он первым выходит у терминала. Пассажиры, летающие на внутренних рейсах, ворочают огромными капиталами, но мозги у них, когда не требуется складывать цифры, полностью отсутствуют.

В аэропорту Нью-Йорка я заметил, что пограничный контроль стал намного строже, чем когда я был в Америке первый раз. Снимали отпечатки указательного пальца на левой и правой руке, фотографировали на цифровую камеру, сканировали паспорт. Я даже испугался, не захочется ли им проверить состояние моей простаты. Но настоящие неприятности возникли позже, когда на ленте с багажом я не обнаружил своего чемодана. Мне ни разу не посчастливилось забрать свой багаж первым, но такое было впервые. Что это значит? Воображение нарисовало, как мой чемодан, опрокинувшись набок, одиноко крутится на багажной ленте в каком-нибудь европейском городе. Вполне возможно, что там его выставили первым. Пусть это будет мне маленьким утешением.

Мне обещали доставить чемодан на другой день в гостиницу. Честно говоря, я не знал, стоит ли верить обещаниям, но девушка за стойкой была очень вежливой, а вежливость всегда подкупает. В общем, я ей поверил.

В такси я разговорился с водителем. Я обычно всегда так поступаю, тем более что только так можно понять, на каком уровне находится твой английский, а я давно на нем не говорил. Понимаю я его хорошо. Иногда я смотрю фильмы на английском языке, они дают хорошую языковую практику. Если мне трудно выразить свою мысль или подобрать нужное слово, я вставляю глагол to get[2], и, как правило, это помогает. Для меня глагол to get играет ту же роль, что и глагол — кстати, единственный — «смурфить» в языке гномиков из мультяшек про смурфов. Срабатывает безотказно.

Таксист спросил меня, откуда я приехал. Я сказал, что из Италии. Он признался, что никогда не был в Италии, но в следующем месяце полетит на Ямайку, проведет там медовый месяц.

— Я заказал номер в пятизвездочной гостинице, там все включено, ну, знаешь, это где выдают браслет на руку… Раз в жизни можно себе такое дозволить.

— Ямайка — прекрасное место.

— А у тебя есть невеста?

— Нет.

— Тем лучше. Все женщины, даже самые красивые, через год тебе наскучат.

— А зачем же ты женишься?

— Потому что мне уже скучно. Для меня это ничего не меняет.

Мы оба засмеялись. Расплачиваясь, я сказал ему:

— Желаю тебе удачного медового месяца и побольше страстных объятий.

— С кем, с женой?

— Of course[3]!

— Ты рехнулся?! Лучше и не говори об этом…

Мой отель находился в северной части Манхэттена. В магазине рядом с отелем я купил вещи, без которых невозможно обойтись, пока не найдется чемодан: пара трусов, футболка, носки и дезодорант. Пока я ходил по магазину, я непрерывно думал, как бы мне узнать номер домашнего телефона Сильвии или, еще лучше, номер ее мобильника. Я надеялся, что она сохранила адрес Микелы. Я уже говорил, что с запоминанием номеров у меня плохо. На ум пришел только домашний номер бабушки, которая, разумеется, не могла знать телефонов моих знакомых. К тому же бабушка была не в форме и к телефону практически не подходила. Раньше, когда она была в лучшем состоянии, я безуспешно пытался научить ее пользоваться сотовым телефоном. Моего терпения хватило ненадолго, бабушка все время держала телефон включенным (кнопку «Выключить» она почему-то игнорировала), а потом забывала зарядить аккумулятор. Но прежде всего ей было трудно прочесть команды, она говорила, что не может их разглядеть. Услышав от меня слою «меню», она сказала: «А… здесь даже еда есть, совсем как в ресторане». Я счел это за милую шутку. Бабушка не знала, как пользоваться функцией «SМS-сообщения», и ее телефон без конца забивался спамом. Иногда трубка валялась на диване. Не заметив ее, бабушка садилась и случайно включала номер последнего вызова. Почти всегда это был мой номер. Когда такое случалось, я кричал ей: «Бабушка, бабушка!» — но при всем моем старании она не могла услышать эти истошные вопли. Бабушка была почти глухая, а поскольку она сидела на телефоне, то вообще ничего не могла разобрать.

Однажды я собрался поехать в горы и забыл у нее дома вязаную шапку. Я кричал ей с улицы: «Бабушка, кинь мне, шапку». Она ушла в комнату и через несколько секунд бросила мне из окна мою папку с бумагами. «Шапку, а не папку… Шапку!»

Вскоре ее сотовый телефон оказался в ящике комода. Он был выключен навсегда.

Одним словом, бабушка ничем не могла мне помочь.

Я решил подняться в свой номер и принять душ, мне хотелось смыть усталость после длительного перелета. Отдохнув немного после душа, я быстрее догадаюсь, что делать дальше. Всему свое время. К тому же адрес Микелы, если и обнаружится, в субботу мне не понадобится, ведь это был адрес офиса. Но все-таки было любопытно сходить и посмотреть, где, он находится.

Я вошел в свой номер и стал заниматься тем, что всегда делаю в гостиницах.

Вначале я снимаю покрывало с постели. Для каждого нового постояльца покрывало не меняют, поэтому мне противно сидеть, а тем более лежать на нем. Я сбрасываю покрывало на пол или убираю его в шкаф, потом вытаскиваю из-под матраса загнутые углы верхней простыни. Я не могу спать в конверте, я чувствую себя весенним рулетом, упакованным в тесный целлофан. Иногда я забываю сделать это заранее и начинаю дергать ногами уже лежа в постели. Как правило, все заканчивается тем, что вместе с верхней я сдираю и нижнюю простыню, а утром обнаруживаю, что всю ночь проспал на голом матрасе. В таком случае можно было и покрывало не снимать. В некоторых гостиницах мне не нравятся сами простыни. Они какие-то странные, скользкие. И не такие мягкие, как дома. Полотенца тоже часто бывают не на высоте. Когда ими вытираешься, возникает ощущение, что они покрыты невидимой пленкой. Еще мне противно брать в руки телевизионный пульт. Я почему-то представляю голых мужчин и женщин, которые лежат в постели и нажимают пальцами на кнопки.

После душа я вышел из гостиницы прогуляться. С собой я взял плеер. Для первой прогулки по Нью-Йорку я врубил песню LiveWire группы АС/DС. Потом поставил более спокойную музыку: BackinYourArms Уилсона Пиккета, TiredofBeingAlone Эл Грина, Use Me Билла Уитерса…

На углу улицы, недалеко от входа в отель, я познакомился с бомжом Альфредом. На его картонке было написано: «Один доллар за анекдот». Я ему дал доллар, он рассказал мне анекдот, но я его не понял.

В восемь вечера, смертельно усталый, я снова был в гостинице. Восемь вечера — это два часа ночи в Италии. Я так и не решил, как мне разыскать телефонные номера моих знакомых.

Пока я пытался заснуть, мое подсознание продолжало работать. Далекий голос в моем мозгу принадлежал Данте. Он спрашивал у меня: «Ты не заметил ничего необычного в моем номере? Это палиндром… все очень просто». Я открыл глаза и понял, что я вслух повторяю номер его телефона. Осталось встать и записать комбинацию цифр.

Черт… подумал я, вот где мое спасение. Выбора нет, придется обратиться к нему за помощью, иначе я не найду Микелу. Зануданте будет как рекламный ролик к фильму, записанному на DVD. Хочешь не хочешь, а приходится смотреть всю эту предваряющую ерунду.

Из-за разницы во времени я не мог позвонить ему сразу. Сначала это меня огорчило, а потом даже обрадовало. Гораздо проще отправить эсэмэску, в которой попросить найти Сильвию и передать ей, чтобы она дозвонилась до меня. Но у Сильвии не было телефона гостиницы, поэтому я вынужден был вписать свой номер, и Данте не преминул им воспользоваться.

В десять утра в воскресенье, время итальянское, зазвонил телефон. В Америке было четыре часа ночи.

Я попытался объяснить ему, что у нас глубокая ночь, но он невозмутимо продолжал говорить. Я узнал, что до шести вечера он будет занят с сыном, а потом начнет искать Сильвию.