Пенелопа Дуглас - Именинница

– Да, а что?

Датч пожимает плечами.

– Кажется, она иногда нервничает рядом с тобой.

Я смеюсь. Он мог бы сказать подобное и обо мне, если бы хоть раз присмотрелся.

– Ну, я бываю очень грозным, – шучу я.

– Да, но она выглядела так, будто хотела оседлать твой твердый, грозный член прямо посреди бара.

Мои глаза распахиваются, и я впиваюсь взглядом в Датча.

– Ты издеваешься? Что за хрень?

– Ой, да ладно тебе, – отвечает он. – Ты хочешь сказать, что не видел, как она переминалась и кусала губы, когда принесла твое любимое пиво?

Джордан действительно так делала?

– Она напоминала щенка с высунутым изо рта языком, – добавил он.

Серьезно?

Я прочищаю горло и отворачиваюсь к окну, пытаясь скрыть недоумение, застывшее на моем лице.

Черт побери.

– Не говори так о ней, – прошу я. – Это же девушка моего сына.

Оседлать мой… Я качаю головой. Немыслимо.

– Значит, она для тебя под запретом?

– Да!

– Тогда почему ты смотришь на нее так, будто тебе нравится, что на ней надето и именно эту одежду ты хочешь увидеть сегодня на полу своей спальни?

– Я не смотрел на нее так, – выдавливаю я сквозь зубы.

И Датч лишь смеется себе под нос.

Мудак.

– Эй, я не придираюсь…

– Заткнись, – говорю я.

Проклятие. Это неправильно. Достаточно и того, что я смотрю на нее как на женщину, а не девушку моего сына. И черт меня побери, если кто-то узнает об этом.

– Я лишь хочу сказать, что она как раз в твоем вкусе, – спокойно говорит Датч. – Ты заметил? Тебе всегда нравились такие, как она, девушки в старших классах. Во всяком случае, до встречи с Линдси.

– Просто заткнись.

Но он меня не слушает.

– Я не говорю, что должен что-то делать. Вот почему я вмешался и не позволил тебе отвезти ее домой. – В его голосе появляются серьезные нотки, когда он продолжает: – Шутки в сторону, Пайк. Она действительно в твоем вкусе. Так что прошу: не оставайся с ней наедине.

Да.

Я знаю.

Надеюсь, он единственный, кто это заметил.

– Спасибо, что вмешался, – говорю. – Но даже если она и привлекла меня, я способен себя контролировать.

– Ты не видел вас со стороны. – Он с серьезным видом смотрит на дорогу. – Вы смотрите друг на друга как…

– И как же?

Он сглатывает и с не присущим ему беспокойством сжимает переносицу.

– Словно общаетесь на понятном лишь вам двоим языке.

Фары освещают дверь закрытого гаража, когда я въезжаю на подъездную дорожку, раскачиваясь из стороны в сторону на сиденье. Выжав сцепление, жму на тормоз, останавливаю машину и глушу двигатель.

Народ разошелся рано, поэтому Шел и пара девчонок остались закрывать, а меня отпустили домой намного пораньше. Пайк уехал еще час назад, но наверняка уже в постели. Он явно из жаворонков.

Я осматриваюсь и вижу «челленджер» Коула, припаркованный на соседнем месте. Значит, он дома.

Но внезапно меня охватывает нехорошее предчувствие, отчего я хмурю брови.

С каждым днем мы отдаляемся друг от друга все сильнее. И в последние дни мне кажется, будто он очень далеко от меня. Потребность, которую он испытывал во мне еще пару недель назад, теперь почти пропала, и меня удивляет, почему он еще не попросил меня уехать.

Но понимаю, что у наших проблем с Коулом есть причина.

Меня до сих пор сжигает чувство вины от воспоминания о том, что произошло в душе несколько дней назад, когда мои фантазии вопреки моим желаниям приняли совершенно иной оборот. Наверное, я просто запуталась в том, чего хочу на самом деле.

Во всем виноват мой стресс. Просто мое внимание сосредоточилось на других вещах, и Пайк неожиданно оказался в центре внимания. Он невероятно милый и заботливый, а я так изголодалась по чужому участию, что невольно сосредоточилась на нем. Вот и все.

И хотя на данный момент у меня практически не осталось причин жить здесь, несмотря на мои проблемы с Коулом, мне ненавистна мысль уехать. Это место стало родным и милым сердцу, моим домом. И хотя Пайк иногда ведет себя как настоящий осел, он мне нравится. Ему не плевать на меня. Конечно, он не умеет спокойно выражать свое беспокойство, но я знаю, что оно искреннее. Приятно осознавать, что кто-то присматривает за тобой и ему небезразлично то, что ты делаешь.

И хотя мне ненавистно это признавать, но мне нравятся те чувства, что Пайк у меня вызывает. Он смотрит на меня так, будто я величайшая драгоценность в мире.

Вылезая из пикапа, я хватаю рюкзак, в котором спрятала корсет. Я переоделась в футболку перед тем, как выйти из бара. Весь вечер мне было не по себе из-за множества взглядов, направленных на меня, но зато мой карман сейчас оттягивает приличная пачка чаевых. Я усмехаюсь. Конечно, Кэм зарабатывает намного больше. Да и бармены в «Крюке». Но это больше, чем я зарабатывала в любой другой день, поэтому…

Не стоит лгать хотя бы самой себе. Мне понравилось внимание. Мне стало понятно это в тот момент, когда я почувствовала на себе взгляд Пайка, который пронзил меня, пока я стояла у музыкального аппарата. Я украдкой посмотрела на него, пока шла к барной стойке, и видела, что горело в его глазах. Собственничество.

Стоит только запереть дверь пикапа и направиться к дому, как сердце снова пускается вскачь.

Нужно поговорить с Коулом. Нужно посмотреть ему в глаза, взять его за руку так, чтобы совместить наши маленькие шрамы, и понять, чувствую ли я, что мы все еще можем быть вместе. Несколько месяцев назад он обнимал меня при каждом удобном случае. Но я уже и вспомнить не могу, когда он в последний раз прикасался ко мне.

Войдя в дом, я закрываю дверь, бросаю на пол рюкзак и снимаю туфли. А затем подгибаю пальцы ног, и боль тут же пронзает икры.

В гостиной темно, когда я подхожу к лестнице и, остановившись, прислушиваюсь. Со второго этажа не доносится ни звука. Видимо, Пайк и Коул уже спят. Стараясь вести себя как можно тише, я на цыпочках иду на кухню, беру стакан из шкафчика и ставлю его в дозатор воды на холодильнике.

Но, как только поднимаю глаза, замечаю Коула на заднем дворе и тут же замираю.

Рука невольно опускается, а вслед за ней на пол улетает стакан, разбрызгивая воду по деревянному полу. Жар разливается по шее, дыхание перехватывает, но взгляд словно приклеился к происходящему за окном. На меня обрушивается множество чувств, и я с трудом могу совладать с собой, пока смотрю на него.

Коул.

Я сглатываю, а затем еще раз, но у меня едва получается смочить горло. В бассейне вместе с ним Елена Баррос. Она опирается локтями о бортик у себя за спиной, пока он наклоняется к ней и прижимается лбом к ее лбу, как делал это со мной не раз. Ее обнаженное тело блестит от воды, которая расходится волнами вокруг них, когда Коул хватает ее за задницу, трахая ее. И с каждым толчком их груди соприкасаются.

Как завороженная я шагаю к раковине, пытаясь осмыслить то, что вижу своими глазами. Коул никогда не поступил бы так со мной. Он не такой, как мой бывший. Не такой, как мои родители.

Грудь сжимается так сильно, что кажется, мне больше не удастся сделать ни одного вдоха. Тошнота подкатывает к горлу, наполняя его желчью.

Коул обхватывает ее лицо и целует в губы. Его тело движется так уверенно и сильно, когда он входит в нее снова и снова, пока они смотрят друг другу в глаза. Мне не слышно ее стонов, но уверена, что ей это нравится.

Слезы застилают глаза, поэтому я сжимаю кулаки и стискиваю зубы. Но я злюсь на себя, а не на него. Мне следовало разорвать наши отношения, когда нас выселили из старой квартиры. Я же понимала, что он попросил меня переехать только потому, что не хотел оставаться один. Я же чувствовала это.

И, судя по тому, к чему все пришло, последнее слово осталось за ним.

Подбородок начинает дрожать, а слезы струятся по щекам. Мама, Джей, Коул…

Я самый жалкий человек среди моих знакомых. Почему я продолжаю желать, чтобы такие отвратительные люди нуждались во мне? Зачем?

– Привет, – доносится словно издалека до меня мужской голос. – Отпустили пораньше? Рад, что ты сняла тот корсет. Надеюсь, ты сожгла его.

Кто-то открывает дверь холодильника, освещая кухню тусклым светом, и что-то достает оттуда. Но я продолжаю смотреть в окно, чувствуя, как что-то холодное и густое, как сироп, обволакивает мой живот.

Надо собраться с силами и начать действовать.

– Джордан, – зовет меня Пайк, – ты в порядке?

Наконец я понимаю, что это именно он стоит рядом со мной. Дверь холодильника закрывается, и я поворачиваюсь к нему, не обращая внимания на слезы, прочертившие дорожки на моих щеках.

Его глаза, сейчас кажущиеся янтарными, тут же сужаются от беспокойства. Но затем его взгляд устремляется к окну, и все краски тут же исчезают с его лица.

– О боже, – рычит он и, схватив меня за руку, оттаскивает от окна.

Я наконец-то прихожу в себя и начинаю судорожно хватать ртом воздух, когда он разворачивается и вылетает во двор через заднюю дверь. Я вытираю с лица слезы, порожденные обидой, разочарованием и по большей части злостью. Но она не только на Коула. Я сама допустила это. Как всегда.

– Какого черта ты творишь? – разносится по дому крик Пайка.

Я слышу плеск воды и удивленные возгласы.

– Черт! – восклицает Коул. – Я думал, ты спишь.

– Никто, мать твою, не спит!

– Что? – переспрашивает Коул.

Никто. Думаю, он только сейчас осознал, что я тоже дома.

Пока я вытираю глаза, ноги сами несут меня на кухню.

Толкнув заднюю дверь, я выхожу во двор и спускаюсь по деревянной лестнице. Первой мне на глаза попадается Елена, которая прячется за Коулом, все еще стоящим по пояс в воде.

– Да что с тобой? – Пайк берет полотенца, подходит к сыну и швыряет их в него.