Пенелопа Дуглас - Именинница

– Честно говоря, мне все равно, чем ты занимаешься, Джордан. Коул, может, ничего и не заметил, но я не идиот. Кто бы ни забрал тебя вчера с работы, до дома ты не добралась. И если уж решила обмануть моего сына, восприму это как личную обиду, – предупреждаю я. – А потом попрошу тебя покинуть мой гребаный дом. Я не собираюсь поддерживать подобных людей. Поняла? Никогда больше не лги мне.

Ее челюсти сжимаются, словно она злится не меньше моего. Я жду, когда Джордан пустит в ход свой острый язычок, и на мгновение мне кажется, что так оно и будет. Но тут на ее глазах выступают слезы, подбородок начинает дрожать, а с губ срываются всхлипы. После чего она моргает и отворачивается.

– Я поняла, – тихо говорит она, затем кладет полотенце, поднимает перегородку и выходит из-за барной стойки. – Мне нужно отойти.

Джордан сворачивает в коридор и исчезает из виду.

Я могу ошибаться. И, наверное, ошибся.

Но я уже не раз игнорировал свою интуицию, так что научился на своих ошибках. Она казалась мне хорошей девушкой, но я не позволю водить меня за нос. Если бы вчера не произошло ничего криминального, Джордан ответила бы на мой вопрос.

Развернувшись, направляюсь к двери, но тут слышу позади себя насмешливый женский голос:

– Носишься тут со своим драгоценным сынком.

Я останавливаюсь и смотрю на хозяйку бара, Шел Фоли, которая стоит за стойкой с сигаретой в руке и выпускает клубы дыма.

– Ты что-то сказала?

Она отталкивается от стола и делает еще одну затяжку, прежде чем потушить сигарету в пепельнице и опереться о стойку. А затем смотрит мне в глаза.

– Твой придурочный сын должен был забрать Джордан вчера после ее десятичасовой смены, – говорит она. – Но вместо этого напился на вечеринке. И угадай, кто приехал за ней? Джей Маккейб, ее бывший, с которым она встречалась в старшей школе. Тот, который считал, что будет весело выместить на ней кулаками злость за проигранный матч.

Что?

– Конечно же, Джордан отказалась ехать с ним в одной машине, – рычит Шел. – И провела ночь на грязном бильярдном столе, где я ее обнаружила утром, потому что ей больше некому позвонить. – Шел щурится. – К тому же ей не хотелось, чтобы ты знал, какой неудачник твой сынок.

Я стою, не в силах пошевелиться.

Не могу вздохнуть или моргнуть, потому что боюсь, что меня разорвет от ярости.

Джей ударил ее! Руки сами по себе сжимаются в кулаки, а легкие горят. Каждая мышца ноет.

Ублюдок.

И Коул был с ним на одной вечеринке? А потом отправил за Джордан? Какого хрена? Как он может общаться с этим засранцем?

Перед глазами вспыхивает видение, как маленький трусливый подонок хватает Джордан, причиняет боль, заставляет плакать…

Открыв глаза, понимаю, что тоже заставил ее плакать.

– Она хорошая девочка с добрым сердцем, – продолжает Шел. – И она, черт побери, заслуживает намного большего, чем может дать ей любой придурок в этом городе, включая твоего сына. Надеюсь, она бросит вас и даже не вспомнит о вашем существовании.

Боже мой, о чем я только думал?

Я разворачиваюсь и иду в коридор, где скрылась Джордан. Мне нужно поговорить с ней прямо сейчас. Все дурные мысли, которые крутились в голове еще пару минут назад, теперь кажутся смешными. Почему я поспешил с выводами, если у меня не было доказательств?

Черт побери Коула! Как он мог так поступить?

Я сворачиваю в коридор и вижу двери туалетов, кабинета хозяйки и еще какого-то помещения. Она, наверное, пошла умыться, но я все же решаю заглянуть в последнюю дверь.

Джордан стоит посреди комнаты спиной ко мне, но я вижу, что она вытирает глаза. Вдоль стен от пола до потолка выстроились стеллажи, забитые бутылками с алкоголем, шейкерами, соками и прочим необходимым.

Я замираю в дверях, услышав, как она шмыгает носом.

– Джордан, – зову я нерешительно.

Она мгновенно выпрямляется и поворачивается ровно настолько, чтобы я мог видеть ее лицо.

– Что ты тут делаешь? – говорит она, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал уверенно. – Оставь меня в покое. Хочешь, чтобы я съехала? Без проблем. Я так и сделаю.

Я делаю маленький шаг вперед.

– Джордан, прости меня. Не знаю, о чем я думал.

– Уходи.

– Ты должна была позвонить мне, – продолжаю я, делая еще один шаг вперед. – Я бы примчался сюда в мгновение ока. Прости меня. Я просто…

Но тут она резко оборачивается и смотрит на меня.

– Хочешь, расскажу кое-что о мужчинах? – вытерев слезы, выдавливает сквозь зубы Джордан. – Они те, кто думает, будто могут вытирать о тебя ноги и ты спокойно станешь терпеть. Но когда ты не позволяешь им сделать это снова, то выходишь победителем. – Она подходит ко мне вплотную и добавляет: – Поэтому можешь поцеловать меня в задницу.

А затем обходит меня и покидает комнату.

У меня опускаются плечи. Мне хочется последовать за ней, объяснить все и дать понять, что я был неправ. Мне хочется все исправить, но я не знаю, как.

Мы ссоримся во второй раз, и в обоих случаях – по моей вине. Хотя вовсе не должны выяснять отношения. Обычно девушка делает это со своим парнем, а не с его отцом.

Я ей – никто.

Но в глубине души тлеет маленький уголек, который с каждым днем разгорается все сильнее, подтверждая, что это ложь.

Она для меня не только девушка сына. Я так разозлился не из-за Коула, а из-за себя.

Она стала важным человеком в моей жизни. И впервые за долгое время мне нравится с кем-то общаться. Поэтому я начал терять бдительность.

Мне невероятно хорошо рядом с ней.

А я чуть не выгнал ее.

Шел пытается выгнать меня с работы пораньше из-за двойной смены, но после стычки с Пайком совершенно не хочется возвращаться в его дом.

Хотя мне больше некуда идти, не говоря уже о том, что и денег у меня нет.

Как он мог так со мной поступить? Зачем приперся сюда с таким видом, будто все обо мне знает? Я не его девушка.

И если он действительно беспокоится, то почему не поговорил со мной спокойно? Не каждая ложь рождена желанием причинить кому-то боль. Я просто прикрывала задницу Коулу.

Да, я могу понять его подозрения. Это несложно. Пайк не очень хорошо меня знает и беспокоится за своего сына, но почему оба Лоусона не умеют вести взрослые разговоры?

Я протираю глаза, когда в голове вновь всплывают его слова о том, что он не собирается поддерживать лгунов и таким людям не место в его доме. Это заставляет снова почувствовать себя нежеланной гостьей, обузой, какой была для своих родителей, а порой даже для Коула и Кэм.

Почему я не могу отделаться от чувства, что не заслуживаю большего? Пайк показался мне милым. Поэтому я уже решила, что мы друзья, и ослабила бдительность.

С губ срывается стон, а на глаза наворачиваются слезы. Ненавижу себя за то, что плакала перед ним.

Я остаюсь до прибытия ночной смены в шесть, дожевываю недоеденную в обед половину сэндвича, пересчитываю выручку и, прежде чем натянуть свитер и взять сумку, засовываю в карман чаевые. Я не была в душе уже больше суток, а от недосыпа раскалывается голова, и мне нестерпимо хочется постоять под горячими струями, чтобы смыть все горести.

Но мне некуда пойти, чтобы принять душ, и от этой мысли желудок тут же сжимается. Я больше никогда и ничего не возьму у Пайка Лоусона. К тому же злость на Коула еще не остыла. Он написал мне, чтобы убедиться, что у меня все в порядке, и еще раз извиниться, что не приехал за мной, но я не ответила.

Помахав на прощание Шел и другим девушкам, выхожу из бара в освежающую вечернюю прохладу. Солнце уже село, но еще достаточно светло, так что я надеваю рюкзак и, повернув налево, шагаю по тротуару.

Мне нужно собственное жилье, дом, где я не буду ни на кого оглядываться и никогда не почувствую себя нежеланной. Где буду ощущать себя в безопасности.

Значит, мне нужны деньги.

Ноги сами несут меня по Корнелл-стрит к Ламберт. Небо темнеет, а в кронах деревьев мелькают светлячки. Машин не очень много, но чем дальше к окраине города, тем больше их становится. Бреду мимо домов, нескольких магазинчиков и заправочных станций, но, так как тут меньше фонарей, стараюсь не сходить с тротуара, который освещают лампы на крылечках.

Примерно через час вижу впереди яркие огни и большую заполненную парковку. Я бывала здесь и раньше, но мне все равно не нравится, что на мне вчерашняя одежда, а волосы пропахли сигаретами.

Оглядываю парковку и замечаю «мустанг» Кэм рядом со зданием. Каждую ночь один из вышибал провожает всех девушек к машинам на случай, если какой-нибудь сумасшедший фанат решит напасть на них из-за угла.

Стоит войти в клуб, как оказываюсь в темном помещении, пол которого вибрирует от грохочущей музыки. Здесь тепло, а еще пахнет сухим льдом и духами. В отличие от бара «Земляне» здесь запрещено курить, а вместо старого, покрытого грязью деревянного пола под кроссовками скрипит блестящая черная плитка.

– Привет, персик! – окликает меня женский голос. – Что ты тут делаешь?

Я поворачиваюсь и вижу в окошке маленькой кассы Малену.

Она никогда не возьмет с меня деньги за билет. Да и я пришла сюда не поглазеть на девушек.

– Кэм здесь? – спрашиваю я.

– Она только что закончила выступление, – отвечает Малена. – Поищи в зале.

– Спасибо.

Улыбнувшись Малене, прохожу внутрь, чувствуя, как в животе все переворачивается: никогда не бывала здесь без крайней необходимости. У многих танцовщиц сестры или подруги частенько зависают с ними в гримерных, но мне там не по себе. Я не раз видела сестру голой и не считаю это чем-то ужасным, но мне не нравится, что другие смотрят на нее обнаженную. Одноклассники, отцы ее школьных друзей, бывшие, женщины, устраивающие здесь девичники целыми компаниями, чтобы попробовать «что-то новенькое». Но стоит им только выйти отсюда, как они начинают поливать танцовщиц дерьмом при всех, кто готов это слушать. Если бы, выйдя на сцену, я увидела в зале водителя школьного автобуса или еще кого-то знакомого, меня бы точно парализовало. Не знаю, как Кэм справляется с этим.