Веселье то набирало силу, то успокаивалось, как легкий ветерок. Когда же Сибхил помогла ей вылезти из ванной и стала обтирать ее и расчесывать волосы, Пиппа неожиданно вспомнила совсем иное. Всего на мгновение она ощутила нежные прикосновения в тех далеких, но грустных и нежных воспоминаниях из прошлой жизни. Было ли то забытое прикосновение матери?

Наваждение быстро исчезло, Пиппа улыбнулась, но ее сердце застучало. Она почти явственно разглядела мать.

Две другие служанки натерли ее розовым маслом, отчего кожа стала нежной и упругой. Они обрядили ее в сорочку из тончайшего белого льна. Сорочка оказалась слишком широка и чуть не съехала с ее плеч.

Сибхил собрала ткань у шеи и цокнула языком.

– Нужно чем-нибудь закрепить.

Пиппа схватила свою сумку, которая явно диссонировала со светлой, чисто прибранной комнатой и вытащила разоренную золотую брошь.

– Застегните этим.

Сибхил прихватила рубашку на плече, а Пиппа с благодарностью посмотрела на брошь. Хоть и потерявшая свои бриллианты, брошь продолжала связывать ее с прошлым, которого она не знала.

Женщины еще немного повозились с ее волосами, превратив их во множество пружинистых локонов, поверх которых водрузили венок из свежих цветов. Затем две молодые служанки откланялись и, пятясь, вышли за двери.

Сибхил повела ее в узкую комнату, расположенную над центральным залом. На ее двери красовался венок из боярышника. Женщины украсили комнату невесты гирляндами из дивно пахнущих полевых цветов. Кровать была роскошна и поражала размерами, женщины повсюду разложили и развесили крохотные обереги – пучки травы и сухие лепестки, чтобы они принесли удачу и плодовитость вновь образовавшейся паре.

Потом Сибхил ушла, и Пиппа осталась стоять посреди комнаты.

– Брачное ложе – это так серьезно, – еле слышно произнесла Пиппа, оглядывая убранство комнаты, над которым столько трудились.

– Именно так, моя дорогая.

В комнату вошел Ревелин при полном облачении. Его сопровождали два босых монаха, которые чуть не запутались в своих рясах, увидев Пиппу.

Она покраснела, но одарила их счастливой улыбкой. Пусть смотрят сколько хотят. Пусть видят, как выглядит настоящая женщина, когда ее желания наконец становятся явью. Она – жена О'Донахью Мара.

Один из монахов обошел комнату, раскачивая кадилом, от которого исходили прерывистые струйки благовоний, другой держал сосуд со святой водой. Ревелин взял зеленую ветвь рябины, опустил ее в воду и стал окроплять кровать, читая молитву.

– Окажи нам помощь, Господи, создавший небеса и твердь земную. Опусти благодать свою на эту кровать, чтобы возлежащие на ней могли отдыхать в мире, пошли им здравие и многие лета, аминь.

Затем подошел к ней и встал рядом.

– У меня никогда не было дочери, – произнес он. – Но если бы была, я молил бы Бога, чтобы она была похожа на тебя.

Она привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку.

– Я никогда не знала своего отца, – призналась она. – Но мне сейчас кажется, что он у меня есть. Спасибо, Ревелин.

Он положил ладонь ей на лоб и что-то сказал по-гаэльски. Потом он с монахами ушел, и она осталась в комнате одна.

В прикрепленных к кровати подсвечниках догорали свечи, несколько угольков тлели в жаровне. Богатая обстановка, блеск золота. Она почувствовала себя избалованной и изнеженной, этакой принцессой в прекрасной башне, где даже воздух и тот вселял надежду. Все было как в ее давних мечтах, кроме одной маленькой детали.

Она никогда не думала, что ей будет так страшно.

* * *

Она боялась того, что он сейчас ее увидит.

Айдан стоял в дверях, опьяненный зрелищем, которое предстало перед ним. Пиппа стояла к нему спиной, облокотившись о подоконник.

Одетая в тонкую сорочку, она казалась совсем хрупкой и прямой, как молодой побег бука. Белокурые локоны рассыпались по изящным плечам. Венок она так и не сняла.

– Ты рано покинула пир, – заговорил Айдан внезапно охрипшим голосом. – Арфист готов был помучить нас еще час-другой.

Легкая ложь, ну и пусть. Его самого тоже не было в общем зале, он заперся в своем кабинете с Доналом Огом и Ревелином, согласовывая документы, которые должны были обеспечить Пиппе ее будущее в случае его смерти. Он оставит ей богатства замка Росс, но жить она будет по законам Англии, в Блекроуз-Приори в Херт-фордшире, где был дом Оливера и Ларк де Лэйси.

– Айдан.

Она прервала его мысли, за что он был ей благодарен, поскольку сейчас ему хотелось думать совсем о другом.

Он не ожидал, что так возбудится от одного только вида Пиппы. Но ему давно пора было бы усвоить, что неожиданность в полной мере свойственна Пиппе во всем.

Пиппа не обернулась, ей по-прежнему было страшно.

– Все в порядке, любимая.

Он пересек комнату и встал у нее за спиной.

– Можешь повернуться. Это я, помнишь такого? Меня зовут Айдан.

Она поворачивалась к нему медленно, болезненно, словно какие-то силы противостояли ей.

– Только ты один? А как же О'Донахью и Map, а также лорд Кастелросс и потомок королей? Я, должно быть, сошла с ума. Что я здесь забыла?

Несмотря на ее сбивчивую речь, он не сразу нашелся что ей ответить. Он был слишком занят ее лицезрением. Какое совершенство! Необыкновенно хороша. Даже слишком. Это была не прелесть мраморного изваяния, а живая притягательность невесты из страны фей. От нее шло тепло, она раскраснелась, губы ее трепетали. Глаза были широко раскрыты и полны желания.

– Сударь. – Она скрестила руки на груди, словно хотела защитить себя. – Почему ты так на меня смотришь?

Он опустился на одно колено:

– Клянусь Небом, ты так прекрасна, моя возлюбленная. Словно пришелица из страны фей, вся из белого и золотого, чистого, как дождь.

Она прикусила губу и посмотрела на него обеспокоенно:

– Ты долго репетировал? Чтобы я совсем уж почувствовала себя не в своей тарелке.

– Я говорил правду, любовь моя. – Он ласково засмеялся, поднимаясь. – Ты оказываешь на меня странное действие. Не так часто я бываю преисполнен драматической поэзии или слагаю оды красоте.

– Быть признанной красавицей внове для меня. – Озорная улыбка появилась у нее на лице. – До встречи с тобой этого как-то не случалось.

Ему с трудом удавалось держать руки при себе, и он буквально поедал ее глазами.

– Ну, теперь могу я дотронуться до тебя, моя леди Кастелросс, или ты намерена заставить меня страдать?

Озорная улыбка появилась у нее на лице.

– У меня есть право выбора?

Он кивнул, прикидывая, хватит ли у него сил сдерживаться.

– Согласно своим правам, я должен положить тебя на лопатки и исполнить свой долг, невзирая на твои предпочтения. Однако ты разбудила во мне добродетели, о которых я даже и не подозревал.

– Надо же!

– Я не сделаю ничего, что могло бы причинить тебе боль. Я трону тебя, когда ты разрешишь, и прекращу, когда ты скажешь.

Она глубоко вздохнула и направилась к кровати.

– А почему я должна сказать такую глупость, как «стоп»?

Он сглотнул ком в горле.

– Пусть это будет твое право, а мой выбор.

При этих словах одна из свечей у кровати разгорелась сильнее, ярче осветив комнату. В сорочке девушка была гораздо соблазнительнее, чем если бы разделась донага. Проникающий сквозь ткань свет подчеркивал ее округлые формы, темные соски и тень между ног.

– Пиппа, – взмолился Айдан, – скажи, что я могу до тебя дотронуться, заклинаю именем Бога! Ты сводишь меня с ума.

Она шагнула ему навстречу и положила теплую маленькую ладошку на его грудь. Глаза ее расширились, когда она почувствовала, как бьется его сердце.

– Что-то подсказывает мне, что ты говоришь правду, – пошутила она.

– Я действительно не могу прятать своих чувств, – признался он. Боже святый, как он сильно желал ее. До боли. – Можно? – Голос его скрипел, как ржавая петля.

Она не убрала своих рук. Жар исходил от них, распаляя его.

– Я не хочу, чтобы ты трогал меня, – сказала она.

Крик разочарования вырвался у него:

– Именем всего святого, женщина!..

– Дотронуться – зачем? – продолжила она с мучительной прямотой. – Я хочу большего, чем простое прикосновение. Я хочу, чтобы ты был рядом и внутри меня, как единое со мной целое. Ты понял меня?

Он смог только кивнуть. Какое добро он сделал в своей жизни, какое чудо сотворил, что Бог наградил его этой женщиной?

Айдан почувствовал бы себя полным идиотом, если бы отказался от такой удачи, поэтому он оставил вопрос без ответа. Дыхание у него участилось, он обнимал ее, обеими руками ласкал и нежил все, к чему они прикасались. Медленно он провел пальцем по ее щеке, потом палец его замер у подбородка и он приподнял его, чтобы поцеловать ее.

Как цветочный бутон, она раскрывалась от его прикосновений, ее влажные, чуть припухшие губы жаждали встречи с его губами. Он и раньше целовал ее, но все те поцелуи были отравлены тяжелым чувством вины. Теперь же новоиспеченный муж целовал свою жену, и муж этот души не чаял в жене, трепетавшей в его объятиях.

Она плотнее прижалась к нему и вскрикнула от удивления, смешанного со страхом, когда ощутила всю силу его страсти. Он охватил ее одной рукой и прижал к себе еще сильнее. Потом оторвался от ее губ и стал осыпать поцелуями ее тело. Она выгнулась, предоставляя ему всю себя. Если бы не ее сорочка и его рубашка, они бы слились воедино.

– Ой, – прошептала она. – Айдан…

– У тебя все в порядке? Я что-то… Тебе неудобно? Она выпрямилась и погрузила пальцы в его волосы.

– Никогда не думала, что мужчина… – Она замолчала и отвернулась.

Но он хотел услышать продолжение. Он нежно поцеловал ее ухо и прошептал:

– Мужчина – что? Закончи, пожалуйста, фразу.

– Ладно, я слышала множество непристойностей по этому поводу, но просто не представляла, что твой… ну, сам знаешь…

Он невольно хмыкнул. Принимая во внимание свое теперешнее положение, смех доставлял ему некоторые мучения.