Бетти прикрыла глаза.

– Ради забавы? Мой милый Найджел! Но ведь прошло столько времени! Боже мой!

Найджел подмигнул ей, пытаясь скрыть свои истинные чувства.

– Да, судьба иногда швыряет нам в лицо наш собственный смех, правда?

– А какое отношение к этому имеет Доннингтон? Найджел не хотел, чтобы Бетти почувствовала всю глубину его ярости, и поэтому голос его звучал непринужденно и насмешливо:

– Лорд Доннингтон управлял министерством в то время, когда бумаги лежали забытыми. За эту халатность я и намерен наказать его. Ничего смертельного, просто экстравагантная, злая и достаточно обидная шутка. На глазах его близких друзей я уведу у него любовницу, и эта оргия навсегда останется в анналах светского общества. Но только ты можешь все это устроить.

Бетти невольно рассмеялась.

– Мой гадкий мальчишка, а что если эта женщина окажется той лисой, которая способна расправиться с преследующей ее собакой?

Прекрасно сознавая, как мало он рассказал ей, Найджел улыбнулся и, повинуясь внезапному порыву, поцеловал ее.

– Милая Бетти, разве ты не веришь, что я сам обладаю ловкостью настоящей гончей?


Пока в освещенной мерцающим пламенем свечей гостиной Бетти шел этот разговор, слухи о пари с Доннингтоном быстро распространялись по городу. Они могли уже дойти до принца, пьющего со своими друзьями в Карлтон-Хаусе, или даже до безумного короля Георга, беспокойно храпящего в своей одинокой постели. Сопровождавшаяся хитрыми подмигиваниями и многозначительными смешками, эта история путешествовала по тавернам, частным домам, клубам и игорным заведениям, чтобы наконец попасть в редакции газет, с жадностью бросавшихся на любой намек на скандал.

Небо на востоке уже начало бледнеть, когда две фигуры торопливо пробирались в темноте к неосвещенным и заброшенным конюшням, где в каретном сарае были в беспорядке расставлены клетки с кроликами. Свет вспыхнувшего фонаря осветил длинные ряды клеток. В каждой плетеной корзинке сидело по кролику с подвижным розовым носом, зверьки торопливо пережевывали свою еду, состоящую из остатков салата-латука и овощных очистков.

– С кроликами все в порядке? – спросил мужской голос с легким акцентом, скорее всего французским.

– Превосходно, сэр! Хотите, чтобы я забил нескольких? Я кормил их так, как вы приказали.

Мужчина взглянул на мальчишку, безымянного босоногого бродяжку. Огонь фонаря освещал голодное лицо и тощие руки. Подворотни Лондона кишели тысячами таких беспризорников. Никто не хватится, если один из них исчезнет.

– А серый? Ты кормил его так, как я велел?

– Да, сэр, – кивнул мальчишка. – Он получал особую еду. Разве не странно, что этот кролик еще жив? Я хочу сказать, что, укусив разочек мясо этого зверюги, мы с вами протянем ноги, правда?

Мужчина задумчиво посмотрел на клетку с серым кроликом. Широко раскрытые, беспокойные глаза животного встретили его взгляд. Кролик жевал листья и высохшие ягоды высокого растения, достаточно часто встречавшегося на пустырях и в старых каменоломнях в окрестностях Лондона.

Хотя кролик без вреда для себя ест эту пищу, яд накапливается в его теле. Поэтому его мясо смертельно для того, кто его попробует.

Кролик на мгновение перестал жевать и припал к земле, его черные глаза неподвижно застыли.

– Давай! Ешь, малыш, – ласково добавил мужчина. – Набивай свой желудок. Скоро твой последний ужин. – Он наклонился и приблизил лицо к прутьям клетки. – Говорят, в Суссексе намечается оргия и маркизу Риво будут нужны кролики для жаркого.


Найджел отослал кучера домой. Пустынными улицами он возвращался пешком в свой городской дом, горько сожалея о теплоте и радушии гостиной Бетти, которую он покинул. Ему следовало бы испытывать удовлетворение от удач этой ночи, но все ее события оставили знакомый горький осадок. Он чувствовал, что весь пропитался вином и табачным дымом, и его терзала вина перед Бетти. Она всегда давала ему больше, чем он мог дать ей.

Сбросив пальто, он вошел в свой кабинет, подошел к камину и взглянул на золу. От документов, уничтоженных сегодня днем, ничего не осталось. На каминной решетке лежал разбитый стакан – безмолвный свидетель того, как он потерял над собой контроль, узнав о предательстве Доннингтона. Ярость его еще не утихла, и от этого воспоминания становились еще горше. Неужели Катрин пошла на гильотину из-за такого, как Доннингтон?

Он повернулся и попытался успокоиться, глядя на картины, висевшие на противоположной стене: очень романтичный пейзаж с замком Риво, примостившимся на скале над водами залива; его первый чистокровный скакун Рэндл с широко раскрытыми глазами и вскинутой головой, которого держал за поводья маленький грум; его собственный детский портрет, где он был изображен со своей покойной сестричкой Джорджиной и их волкодавом Хазардом. Найджел страстно любил замок Риво, но последние четыре года не наезжал туда.

Он сел за письменный стол и закрыл лицо руками. Минут двадцать он оставался совершенно неподвижен, не издавая ни звука, а затем, уронив руки на стол, принялся рассматривать их. Гладкие руки джентльмена, и ничто из того, что они совершили, не оставило на них следа. На третьем пальце левой руки красовался массивный перстень с фамильным гербом – злобно оскалившись, на него смотрел золотой грифон. Массивное украшение явно контрастировало с тонкими сильными пальцами его обладателя. Темный волосок попал под перстень, и он вытащил его. Такие же прекрасные блестящие волосы были гордостью его матери.

А теперь он, конечно, должен предстать перед ней.

Ее портрет висел над камином. Последняя маркиза Риво была изображена в возрасте двадцати лет в наряде Афродиты, и по ее распущенным волосам были, как звезды, разбросаны белые цветы. С ласковой улыбкой она смотрела сверху вниз на сына. Родившаяся в Париже маркиза так до конца и не избавилась от своего французского акцента. В его воспоминаниях она обладала особой галльской грацией и всегда была окружена каким-то сладким, влекущим ароматом.

Он унаследовал ее хрупкость и красоту. У него были такие же неотразимые карие глаза под необыкновенно ровными бровями, мужской вариант тех же чистых линий щек и подбородка. И такая же улыбка, словно созданная для того, чтобы разбивать сердца. Только сломанный нос – переносица его была слегка изогнута – не позволял назвать Найджела Арундэма красавцем. Красота дьявола, как говорила маркиза.

Зная об этом определении, Найджел стойко встретил мрачный сардонический взгляд матери, столь похожий на его собственный. Что бы подумала прекрасная маркиза Риво, если бы узнала, каким стал ее сын?

– Вы меня простите, матушка? – сухо спросил он по-французски. – Я намерен поваляться в хлеву с прелестными маленькими свинками.

Не в силах выносить пустоты своей просторной спальни и не испытывая желания отойти ко сну, Найджел расхаживал взад-вперед по кабинету, пока свет утренней зари не стал пробиваться сквозь щели в ставнях.


Было уже позднее утро, когда лакей доложил о посетителе. Джентльмен вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Он был одет в коричневую визитку и кремовые панталоны, и весь его облик говорил о тщательно поддерживаемой элегантности. Его лицо под копной белокурых волос было почти ангельски невинным.

– Боже милосердный! – с наигранным сарказмом произнес Найджел. – Какая волшебная и насыщенная событиями ночь! Я ожидаю завтрака, а вместо этого ко мне является мой озабоченный друг Ланселот Спенсер. Он парит в воздухе, как серафим с триптиха, раскинув в священном негодовании все шесть крыльев, сияя Неземной красотой и излучая божественную мудрость. А что, если я предпочитаю, подобно Орфею, сидеть здесь и в одиночестве играть на лире?

– Лорд Риво, – сказал Ланселот Спенсер, беря щепотку нюхательного табака, – вы совершеннейший негодяй.

– Вполне возможно, – ответил Найджел. – Моя мать не отличалась добродетелью, и ее было так же легко соблазнить, как и меня. – Он оглянулся на портрет матери и подмигнул. – Надеюсь, ты уже слышал, что произошло у Джорджа? Позволь предложить тебе выпить.

– Ты видел это? – Лэнс протянул ему газету. Найджел подошел к стоящему у стены столику и налил бренди.

– Последний бульварный листок? С обычными сплетнями о том, что подлый маркиз Риво, окутанный винными парами, падает в преисподнюю. Я взял себе за правило никогда не читать их. Неужели ты не нашел ничего более достойного, чем можно занять свое свободное время? – Он протянул гостю стакан. – В нынешнее время, сэр, когда у нас больше нет работы в Европе, вам следует поискать себе новые увлечения. Наполеон снова в Париже, Веллингтон собирает армию, дипломатия терпит крах, а призрак войны вновь поднимает свою мерзкую голову. Как бы то ни было, у нас с тобой нет занятия, пока кто-нибудь не решится действовать. Самое время предаться беззаботному веселью.

Взяв бренди, Лэнс подошел к камину. У его ног блестели осколки стекла. Он принялся отбрасывать их в сторону носком ботинка.

– Как ты? Знаешь, мне представляется не совсем честным, когда человек с такими математическими способностями, как у тебя, играет по-крупному. Разве ты как-то не признался мне, что дал клятву никогда не поступать так, как поступил этой ночью с Доннингтоном?

Найджел почувствовал, как его настороженность уступает место веселью. Так часто бывало. Он отчетливо помнил, как в восемнадцатилетнем возрасте однажды утром вернулся в замок Риво. Мертвецки пьяный, он вывалился из кареты с целым сундуком денег, не имея ни малейшего понятия об их происхождении. После разговора с маркизой его мальчишеская гордость от умения обращаться с цифрами сменилась стыдом, который он ощущал и по сей день. Откуда Лэнс мог знать, что, для того чтобы нарушить данное матери обещание, Найджелу пришлось, подобно Иакову, бороться с дьяволом.

– Л вчера я нарушил клятву. – Найджел налил себе бренди, и в его тоне вновь проступил сарказм. Если Лэнсу не нравится его поведение, то он может убираться к чертовой матери. – А до того я разбил один из своих лучших бокалов. Ты пришел спасти меня из объятий сатаны?