Водила «Хонды» решает гнать до последней капли горючего. Хантер слышит по рации, что в трёх милях впереди расстелили шипованную ленту. Велика вероятность, что придётся стрелять — при таких обстоятельствах это происходит в девяти случаях из десяти.

Водитель не успевает затормозить. Когда колёса наезжают на шипы, «Хонду» сносит на отбойник, проколотая резина сдувается, растекается по асфальту, словно тает, из-под капота тянется сизый дымок. Водила в сознании, но выходить не спешит. Экипажи стоят наготове, но не отходят дальше водительских дверей — мало ли, что у этого долбанутого на уме.

— Выйти из машины. Руки на капот, — командует напарник через громкоговоритель. Угонщик не реагирует.

Запах вытекшего на дорогу бензина, выхлопных газов, стертых о горячий асфальт шин — запах смерти сегодня ощущается как-то по-особенному. Кайл впервые так остро чувствует, что совсем не хочет умирать. Он впервые задумывается об этом в принципе. Бронежилет не спасает от пули в голову, а что такое разрыв бедренной артерии он знает не понаслышке. Это случилось спустя год после выпуска, в одной из переделок с «Кобрас» в главных ролях. Фонтан крови, жгучая боль и стремительно иссякающие силы. Досада от того, что он ничего не может сделать, только надеяться, что скорая успеет приехать до того, как он склеит ласты. Те пять дней в реанимации Кайл вдруг вспоминает очень чётко. Сейчас ему нельзя выходить из строя. Никак нельзя. Иначе красивую мексиканскую девчонку некому будет вытащить из этого болота. Некому защитить.

— Ну, что, пойдём потихоньку? — хмыкает Эрнандес, доставая табельное из кобуры. Мигель напряжен, собран, спокоен. Он старше и опытнее, и несмотря на  разногласия между ними, Кайл, идущий на шаг впереди, спокоен за тылы.

Они рявкают на два голоса, чтобы мудак вышел из машины, но тому всё по барабану — сидит скрюченный, почти не дышит, хорошо, хоть руки на руль сообразил положить. Эрнандес дёргает дверь на себя и наставляет на водителя пистолет.

Мальчишке на вид шестнадцать, его трясёт, наверное, заигрался в GTA и решил, что море ему по колено. Ствола в салоне нет, но никто не расслабляется. Таких вот долбанутых героев здесь полная улица, стрелять по копам исподтишка их любимое развлечение.

— Вот говна кусок! — когда парня загружают в полицейскую тачку, на месте событий появляется взбудораженный Фрэнк. Начальство всегда тут как тут, когда случается крупная заваруха — ему ведь теперь перед Тони отчитываться за потраченное авиационное топливо. Фрэнк раздаёт экипажам команду вернуться к патрулированию, а сам садится сопровождать нарушителя до участка. До конца смены остаётся час. Кайл выдыхает — все целы, открывать огонь не пришлось.

Звонок с неизвестного номера заставляет его снова здорово напрячься.

— Слушай, Кайл, тут Суарес замаячил. Заходит в бар со стороны двора. Иду за ним.

Полицейская чуйка не подводит — звонок от парня, наблюдающего за Кали, заставляет его нервно втыкать рычаг передач сразу на вторую скорость и рвать с места в северную часть района.

— Гарнитуру воткни в уши и звонок не скидывай. Еду, — Кайлу приходится прижимать телефон к уху плечом, потому что включать громкую связь при напарнике нельзя. Эрнандес же не спускает с него хмурого взгляда, в котором явно читается вопрос «Какого хрена?». Что на него ответить, Кайл придумает позже.

До бара Кали езды минут двадцать. Слишком много. Убить человека можно с одного удара, искалечить за пару минут, для изнасилования хватает и половины времени. Кайл снова чувствует, что ни черта не может сделать, только надеяться на других, в данном случае, на зелёного паренька из «Хантеров», которому кроме внешнего наблюдения ничего делать не положено.

На территории «Кобрас» открывать огонь может только он — офицер полиции. Любое действие со стороны «Хантеров» будет иметь последствия, особенно сейчас, когда отношения между двумя бандами натянуты до предела. Это только его ответственность, перекладывать её на брата, и тем более, на пацана-наблюдателя Кайл не собирается.

— Что стряслось? — подаёт голос Мигель, но его перебивает взволнованный тон на том конце трубки.

— Он походу дверь вскрывает, бар закрыт уже.

— Задержи его. И не стреляй. — Кайл пытается принимать информацию в оба уха — зудящий напарник, звуки в трубке — и при этом не терять концентрацию, лавируя в потоке машин. И стараться не нервничать.

Шорох шагов, тихое, напряжённое сопение, мерный гул и щелчки телефонной связи — единственная ниточка, соединяющая Кайла с баром «Приход», вдруг резко обрывается. В трубке слышатся короткие гудки.

Кайл чувствует, будто окунулся с головой в ледяную воду. Произойти могло всё, что угодно, неизвестность чудовищно давит на нервы, заставляя в спешке лететь на красный, одной рукой хватаясь то за руль, то за рычаг передач, а другой пытаясь отыскать в списке номер Кали.

— Ты какого хуя творишь, напарник? — настаивает Эрнандес, но его перебивает голос диспетчера.

— Квадрат пять-альфа. Пересечение Пятой улицы и Харкнесс-стрит. Соседи слышали выстрел в квартире и крики.

— Берём, — Кайл принимает вызов едва не вырвав рацию из рук напарника. Это адрес Кали. До него остаётся два поворота.

<center>***</center>

Кали волоком тащит до мусорных баков два огромных мешка с пустыми пивными бутылками. Чертовски тяжело, помочь некому — Нэнси и официанток она отпустила, Раиса увезла Кортни и Гейл на вызов, Альма дотрахивает клиента прямо у забора, стоя под разбитым фонарём. Рейес снимает крышку бака и с грохотом водружает туда пакеты.

Спина ноет, ноги гудят, завалиться бы спать хотя бы часа на четыре, но Кали вряд ли сможет заснуть — сердце разгоняется, словно движок на высоких оборотах, стоит лишь остаться наедине со своими мыслями. Она думала о прошедшем свидании. О Кайле. О том, чтобы позвонить ему или написать смс, ведь сегодня они оба были в ночную смену. Но решила не навязываться. Не хотела показаться глупой и непоследовательной. А ещё она всё ещё боялась. Боялась доверять.

— Доброй ночи, Кали, пока-пока, — салютует ей Альма, исчезая за углом; получивший своё мужик с довольной улыбкой идёт в противоположную сторону. Забавно — несмотря на то, что Кали торгует бухлом, а не телом, для них обеих ночь наступает в шесть тридцать утра.

Рейес запирает бар изнутри, выключает свет, пересекает тёмное помещение и выходит через служебный выход на улицу, во внутренний двор. Сквозь ржавые остовы пожарных лестниц она смотрит на свои окна — давно не мытые, с облупившимися рамами, тёмные, как провал в преисподнюю, и отчего-то не хочет идти домой. Для того чтобы попасть в квартиру нужно обойти двор и зайти с парадной или влезть в окно по этой самой пожарной лестнице — главное, не забыть оставить окно открытым, но по настоянию Кайла она теперь запирает всё.

Половина шестого утра — время, когда бурлящая ночная жизнь стихает от усталости, а дневная суета только-только начинается. Кали видит, как заспанная хозяйка соседней прачечной роняет ключи и клянёт их матом, наблюдает, как помятый мужик выводит на прогулку старого, хромого пса, слышит эхо полицейской сирены, скрежет механизмов мусороуборочных машин и звон битой посуды из приоткрытого окна второго этажа. Душный, прибитый к земле смог, запах тухлого мусора и бензина подгоняет скорее скрыться в парадной, пропитавшейся не менее неприятным запахом пыли и сигаретного дыма. Здесь, в её теперешнем жилище неприятно всё. Неприятно, но уже привычно.

Заперев за собой дверь, Кали идёт в душ, а после с полным вакуумом в голове ставит чайник и идёт в комнату, к шкафу, к чемодану, где оставила отцовскую колоду карт. Наверное, так работает подсознание — Кали почти не отдаёт себе отчёта в том, что делает. Огромная кружка ромашкового чая, заваренная вместо ужина, дымится на столе, пока Рейес раскладывает простой пасьянс, убирая совпадающие пары и укладывая на их место новые. Это тренировка скорости. Отец учил её и этому.

Игра с цветными картонками здорово отвлекает, успокаивает, помогает собрать мысли в кучу и составить примерный план на день. Съездить в супермаркет, заправить машину, завезти распятие в антикварный магазин и позвонить Гарсии. Об отсрочке лучше поговорить по телефону. Его личный визит Кали хотелось отсрочить — страх и унижение не те чувства, которые хочется испытывать чаще одного раза в месяц. Но при всём при этом образ Кайла Хантера оставался в её мыслях фоном, его невозможно было перебить или засунуть куда подальше. Его невозможно было послать к чёрту или сделать вид, что ей всё равно — она вспоминала прикосновение его ладони, и от одного лишь этого воспоминания начинали гореть щёки. Это здорово расхолаживало, сбивало концентрацию, забивало мозги лишними сомнениями и надеждами. Раскисать нельзя, как бы ни тянулись к телефону руки, чтобы написать «как прошла смена?» Чем сильнее Кали ощущала кислый привкус реальности, тем отчётливее понимала, что стоило тогда сказать «нет» и выпроводить его. Рейес надеется, что в нужный момент сумеет сохранить твёрдость — встречаться им не стоит.

Звон разбитого стекла в спальне бьёт по ушам, как тревожная сирена, истошно вскрикнувшая среди полной тишины. Кали мгновенно подбирается. От страха в сердце словно вонзается острая игла, до того больно в груди. Руки трясутся, пальцы разжимаются, кружка с кипятком неловко приземляется на стол, пролившись наполовину. Кали слышит быстрые шаги в спальне, бросается к ящику со столовыми приборами, дёргает на себя, едва не вырвав из пазов, хватается за пистолет. За сотые доли секунды Кали успевает снять предохранитель, обернуться и выстрелить прямо перед собой.

— Ах, ты сука! — крупная мужская фигура ныряет обратно в коридор. Кали вряд ли попала, потому что вовсе не целилась.

Не сводя прицела с дверного проёма, она боком двигается к окну. Внизу стоит парочка зевак — наверняка, слетелись на звук выстрела. Кали отпирает окно одной рукой, толкает створку наружу.