Кадр наехал на входную дверь главного корпуса, которая распахнулась, и из нее выбежала растерянная бледная брюнетка. Которую миссис Окконел сразу же поймала в свои сети. Видя, что девушка дрожит, миссис Окконел отдала ей свой плащ, и протянула ей сигарету.

- Как вас зовут? Вы пациентка доктора Морригана?

Девушка казалась растерянной, но закурив, затараторила, как безумная.

- Вы должны помочь Кристине, доктор Вебер утащил ее в северное крыло. Катрина пыталась помешать ему, но он ее ранил. О, там столько крови, весь коридор первого этажа заполнен окровавленными трупами. Вы должны помочь им.

В этот момент на территорию больницы въехало две машины скорой помощи, я с облегчением вздохнула, осознав, что теперь Катрине помогут, и с ней все будет в порядке.

Джулия по-прежнему что-то тараторила, но я не слышала ее слов, взяв пульт от телевизора, доктор Вебер выключил звук, и теперь на экране мелькали лишь картины происходящего.

- Тебе, наверное, интересно услышать мою историю, Кристин? – Спросил доктор Вебер, протирая сгиб моей руки спиртом, и вводя под кожу иглу.

Я в удивлении смотрела на то, как кровь покидает мое тело, наполняя пластиковый пакет, подвешенный на стойку для капельницы.

- Ты никогда не подумывала стать донором, Кристина?

Я в растерянности смотрела на доктора Вебера, который уселся на кресло, рядом со мной.

- Знаешь, моя мать никогда меня не любила. Она была так красива, что ей поклонялись сотни мужчин. Один раз ее увидев, они забывали о том, что у них дома жены и дети, и готовы были последовать за ней на край света. Как ты, наверное, уже поняла, моя мать была нимфоманкой. Ей было абсолютно все равно где и с кем она проведет ночь. Удивительно, что при всей своей неразборчивости, она, тем не менее, пренебрегала своим сыном. Как же я ее желал! Я мечтал касаться ее прекрасного тела, но я был ей противен! Представляешь? – Голос главврача срывался от гнева. – Что ж, когда я стал известным психиатром, я поместил ее в первую закрытую больницу Кракова. Я получил над ней бесконечную власть. И мог касаться ее сколько угодно. Но она была так же высокомерна, как и ты. Она испытывала ко мне лишь отвращение и страх, даже когда я накачивал ее специальными препаратами, вызывающими возбуждение, она никогда не испытывала ко мне страсти.

Я посмотрела на главврача с нескрываемым презрением и холодностью, на которую только была способна. Мужчина склонился ко мне, коснувшись губами моей шеи, я сжала зубы, чтобы не закричать, но предательски дрогнула, за что и получила пощечину.

Моя голова начинала кружиться, перед глазами темнело.

- О, нет, моя дорогая, ты не должна терять сознание, мы с тобой только начали. Ты ведь не хочешь, чтобы мне пришлось тебе вколоть что-нибудь, что будет поддерживать тебя в сознании, не давая погрузиться во тьму?

Я подавила приступ тошноты, пытаясь сохранить уплывающее от меня сознание, и у меня это получилось, хоть и с большим трудом.

- Ты так похожа на нее. Так, на чем я остановился? И так, я держал свою мать в отделении для буйных пациентов, в палате номер 104. Спустя несколько лет в заключении, постоянно принимая нейролептики, моя мать превратилась в ничтожное существо, неспособное мыслить. Гуманнее было ее умертвить, но я был так на нее зол, за все те страдания, что она мне причинила, что не стал этого делать.  Но она мучает меня и после смерти, ведь именно она звонит каждый день, в чертов колокол, в десять часов вечера. А все потому, что она умерла в это время.

Я смотрела на экран телевизора, который предательски расплывался перед моими глазами. Я видела, как за спиной миссис Окконел из здания выносят на носилках раненных, и загружают их в машины скорой помощи. Камера резко развернулась, и стало видно, как в ворота психиатрической больницы въезжают машины спецназа.

Я облегченно вздохнула, понимая, что скоро мои мучения кончатся одним из двух способов. Либо я умру, очутившись в долгожданных объятиях шатена, либо меня спасут прибывшие на место преступления оперативники.

Никогда раньше я не задумывалась над тем, сколько крови может потерять человек, прежде чем умрет от кровопотери. Сейчас этот вопрос волновал меня как никогда.

- Что вы делаете? – Спросила я хрипло. – Зачем вы выкачиваете из меня кровь?

Мужчина нахмурился, меняя пакет на стойке капельницы.

- Сначала я хотел тебя изуродовать, но потом подумал, что твое тело совершенно, и лучше я сделаю из него памятник искусства. И тогда я решил выкачать из тебя всю кровь, а потом, залить вместо нее бальзамирующую жидкость.

Я в ужасе посмотрела на врача.

- Вы безумны. Зачем вы дали мне ЛСД?

- Если честно, я надеялся, что доктор Морриган решит что у тебя простой приступ галлюцинаций и отправит тебя в северное крыло. Но, кажется, он не настолько глуп, как я того ожидал. Он сразу понял, что тебе дали наркотик, – произнес главврач задумчиво.

Я чувствовала, что вот-вот потеряю сознание. Я была уже не в состоянии контролировать приступ головокружения, и спустя мгновение, погрузилась во тьму.


Глава 20.


Я в удивлении смотрела на шатена, который стоял рядом со мной, держа меня за руку. Нас окружала тьма, на фоне которой бледная кожа Смерти казалась еще более прекрасной, чем прежде. Я ощутила легкость и парение, мне было тепло и спокойно. Я уже не чувствовала прежнее головокружение и тошноту.

- Что мы здесь делаем? – Спросила я в растерянности, заглянув в холодные серые глаза Смерти.

- Мы ждем.

- Чего? – Я непонимающе смотрела в серые глаза мужчины.

- Действий доктора Вебера.

- Но что произошло?

- Твое сердце остановилось, Кристин, разве ты не чувствуешь умиротворенности и покоя?

Я в удивлении осознала, что в моей груди не раздается ритмичный и такой привычный стук.

- Но… почему мы все еще здесь?

- Каждый раз, когда человек умирает, ему дается семь минут. И он проводит их в ожидании, пока решается его дальнейшая судьба. Попадет он в Рай или в Ад, а возможно, его вернут к жизни незадачливые доктора, – голос Смерти был бархатистым и бесстрастным. – Взгляни на часы, Кристин.

Я в удивлении посмотрела на песочный хронометр, висевший на моей груди. В верхней колбе оставалось лишь три песчинки. Но песок не сыпался вниз. Ход времени остановился. Часы замерли, прекратив свой непрестанный бег.

На лице Смерти промелькнуло разочарование, а спустя мгновение, его глаза загорелись от ярости.

- Кристин, тебя постоянно вырывают из моих объятий, я начинаю думать о том, что твоя душа навечно прикована к этому бренному миру, и мне никогда не удастся ее забрать.

Я озадаченно смотрела в глаза Смерти, его образ начал расплываться, перед моим взором и вскоре померк. Я резко очнулась, широко открыв глаза. Думаю, не будь я пристегнута к креслу ремнями, я бы соскочила с него, так неестественно было мое пробуждение, я чувствовала некую оторванность от всего происходящего вокруг.

На тонких губах главврача промелькнула улыбка.

- Укол эпинефрина в сердце всегда срабатывает, – произнес он задумчиво. – А я уж боялся, что не успею вернуть тебя к жизни, моя малютка. Расскажи ка мне, каково дважды быть убитой, но так ни разу и не умереть?

Я посмотрела в холодные серые глаза с отвращением, и решила, что не стоит удостаивать сумасшедшего врача своим ответом.

- И так, я рассказывал тебе про свою мать, но я совсем забыл рассказать тебе про свою жену. О, она была нейрохирургом. Мы познакомились с ней в больнице. Она работала в отделении педиатрии. И она, как и я ненавидела детей. Она часто мучала больных, и когда об этом стало известно, ее хотели посадить за решетку, но я сокрыл ее в психиатрической лечебнице, дав ей большое пространство для работы. Знаешь ли, в нашей больнице хватало еврейских детишек. Моя прекрасная жена ставила на них опыты. К сожалению, дети часто умирали, потому, как не все выдерживали ее напора. Моя жена, конечно, не была такой красавицей как ты, Кристина. Но она была умна и жестока. Правда, ей не повезло. Во время пожара она скончалась.

- Но ведь это вы устроили пожар, доктор Вебер. Неужели вы убили собственную жену, которую так любили?

Главврач задумчиво хмыкнул.

- Любил? Может быть, но не так как свою мать, которая обрекла меня на вечные страдания.

Я смотрела на экран телевизора, на котором мелькали кадры окровавленного коридора психиатрической больницы Кракова и тела погибших. Джули Окконел находилась сейчас в той самой палате, из которой меня похитил главврач. Девушка поднесла к камере мой телефон, который подняла с пола, крупным планом показали тело медсестры Софи.

- Вы одержимы своей матерью, – произнесла я тихо. – Неужели вы не понимаете, что совершаете бессмысленные жестокие поступки в порыве собственного сумасшествия?

- Моя сладка малышка, ты, как и моя мать не умеешь держать свой острый язычок за зубами, – в руках мужчины сверкнул скальпель, - и именно поэтому я накажу тебя.

Главврач взял в руку ножницы, я в страхе наблюдала за тем, как мужчина разрезал мою футболку, стянув ее с меня. На мне остался кружевной бюстгальтер черного цвета и хлопковые пижамные штаны. Доктор Вебер взял в руки скальпель, коснувшись холодным лезвием моей шеи.

- Ты никогда не задумывалась о том, чтобы сделать шрамирование, Кристина?  Говорят сейчас это модно.

Я безразлично смотрела на холодное лезвие в руке главврача, чувствуя, как на нежной коже остаются глубокие порезы. Я смотрела в пустоту, за спиной врача, видя лишь прекрасные льдисто-серые глаза, приобретающие голубой оттенок. Из тени в комнату шагнул прекрасный шатен. Я ожидала, что он протянет мне руку, и я вновь ощущу легкость и парение, покинув измученное тело, но этого не произошло. Вместо этого, Смерть обратился к доктору Веберу, и по судороге, которая свела лицо главврача, я поняла, что главврач его слышит.