— Ну… допустим… — прикидывая цену отступного, Тополь прищурился. — Если сумму, хитростью выманенную у меня тобой этим летом, помножить на коэффициент нанесённых моральных и физических страданий, которые мне пришлось претерпеть из-за тебя сегодня…

— Сделай милость, не тяни кота за хвост!

— Пожалуй, что… — превозмогая боль в ноге, Тополь сумел приподняться и сесть.

Вопрос Лидии застал его врасплох. С одной стороны, можно было воспользоваться удобным моментом, проявить донжуанство и, отказавшись от денег, между прочим, на самом деле выстраданных им, снова завязать с Лидией какие-то отношения. С другой стороны, отношения на хлеб не намажешь, и, учитывая то, каким образом они расстались всего несколько месяцев назад, доверять этой стерве в бархатных брюках было весьма опасно: уж слишком велик шанс вновь остаться ни с чем.

Конечно, отношения, завязанные в такой экстремальной ситуации, как данная, кардинально отличались бы от летних наивных ухаживаний, которые иначе как позором и назвать-то нельзя, но на одни ахи и охи, как известно, не проживешь, а реальные деньги, зажатые в кулачке, никогда не бывают лишними.

— Так что ты надумал? — беспокойно оглядываясь по сторонам, Лидия взяла Тополя под локоть и помогла ему встать на ноги.

Для судьбоносного решения, которое могло изменить всю его жизнь, у Леонида осталась всего пара секунд. Прислонившись к капоту «семёрки», Тополь напряжённо замер, и его мозг заработал с удвоенной скоростью. На кону стояла реальная сотня баксов, которую он вправе потребовать от Лидии за свои прямо-таки неземные страдания под колёсами её автомобиля на глазах десятка свидетелей, против эфемерного шанса прервать затянувшуюся чёрную полосу и хоть каким-то образом устроить свою личную жизнь.

— Я…

Неожиданно перед глазами Тополя появилась странная картинка в виде рыночных весов с двумя пластмассовыми чашками, на одной стороне которых лежали милые сердцу шуршащие рублики, полученные в обмен на заграничную зелёную бумажку, а на другой — тёмная фетровая шляпа с широкими полями. Видение было настолько реальным, что Леонид видел буквально всё, даже мелкие выбоинки на пластмассе чашек и потёртые сгибы на разноцветных денежных бумажках.

Опасаясь, что чёртова шляпа может перетянуть лёгкую тарелочку с купюрами, Тополь чуть не протянул руку, чтобы удержать весы в нужном положении, и пришёл в себя только тогда, когда понял, что его пальцы пытаются сжать скользкую поверхность капота машины.

— Так ты на что-нибудь решишься, или мы так и будем стоять посреди улицы? — нервно проговорила Лидия.

— Справедливости ради, стоило бы тебя наказать посерьёзнее, так сказать, по совокупности… — нравоучительно протянул Леонид. — Но поскольку ты человек пожилой, я не стану мотать тебе нервы и разрешу компенсировать всё деньгами. С тебя сто баксов, милая.

— Чтоб ты сдох, жлоб несчастный! — сверкнув от негодования глазами, Лидия обошла машину, взяла с переднего сиденья свою сумочку и, порывшись в кошельке, зажала в руке хрустящую купюру. — Пусть тебе эти деньги поперёк горла встанут! — негромко прошипела она, демонстративно запихивая бумажку в карман перепачканного пальто Тополя.

— Ты смотри — не очень-то, а то как бы я таксы не повысил! — довольно ухмыльнулся он.

— Иди к чёрту! — с сердцем проговорила Загорская и, нырнув в машину, тут же тронулась с места.

Недовольная тем, что участники происшествия сумели договориться полюбовно до приезда официальных органов, толпа начала постепенно редеть и уже буквально через минуту, убедившись, что продолжения интересного зрелища не будет, рассосалась вовсе.

Удовлетворённо улыбаясь, Тополь нащупал в кармане пальто банкноту. Нет, правильно, что он не поддался глупому донжуанскому порыву. С такими людьми, как Лидия, нужно держать ухо востро. В конце концов деньги, они и в Африке деньги, а всё остальное — только миражи. Да и потом, такому мужчине, как он, грех не ценить себя настолько, чтобы цепляться за это пугало в нелепых шляпах.

Ухватив купюру за уголок, Тополь вытащил её из кармана, и… лицо его побледнело. Вместо шершавой бумаги с портретом одутловатого американского дяденьки в его пальцах оказалась сложенная вдвое обыкновенная рублёвка с потёртым сгибом и загнутым уголком.

— Аа-а-а-х-х… — открывая рот, словно рыба, выброшенная на берег, Тополь застыл на месте, с отчаянием глядя в ту сторону, где скрылся проклятущий автомобиль, номера которого он даже не подумал запомнить. — Да чтоб тебя приподняло и прихлопнуло! — с надрывом прохрипел он. — Зара-а-аза!

Внезапно горло Тополя перехватило горячим спазмом. Чувствуя, что слёзы застилают ему глаза, он скомкал ненавистную бумажку в ладони и в негодовании уже хотел отбросить её, словно ненужный фантик, в сторону, но его рука вдруг застыла в воздухе. Помедлив, Леонид задумчиво покатал бумажный шарик, а потом опустил его обратно в карман. Бросать деньги на ветер, пусть даже и такие незначительные, было непозволительной глупостью для такого умного человека, как он.

* * *

— Семён, мне нужно с тобой серьёзно поговорить, — Надежда нажала на кнопку телевизионного пульта, и изображение, сплющившись в узкую горизонтальную полосу, исчезло с экрана.

— Мам… — на лице Семёна появилось недовольное выражение. — А это обязательно делать именно сейчас? В кои-то веки по ящику что-то дельное крутят. Может, отложим? Или у тебя что-то срочное?

— Да как тебе сказать… — Надежда набрала в грудь побольше воздуха. — Не знаю, насколько это срочно, но… — она на мгновение затихла, не зная, как приступить к делу.

— Да что случилось-то? На тебе лица нет. Ты что, заболела? — Семён с беспокойством посмотрел на мать.

— Нет, я вполне здорова.

— Тебя увольняют с работы? — предположил сын.

— Нет, с работой тоже всё в порядке.

— Тогда что? — не на шутку обеспокоенный странным выражением лица матери Семён замер в кресле и приготовился к плохим известиям.

— Я даже не знаю, как тебе об этом сказать… — Надежда придвинула стул к креслу, на котором восседал сын, и села напротив. — Сёмушка, я хочу спросить, как ты отнесёшься к тому, чтобы я вышла замуж?

— Чего-чего?! Я не понял, — вытянув шею, Тополь подался всем телом вперёд.

— Я собралась замуж, — негромко повторила Надежда и бросила на сына неуверенный взгляд.

— Ни фига себе… — он вытянул губы трубочкой и удивлённо присвистнул. — И за кого же?

— За Руслана.

— О как… — Семён на миг застыл, обдумывая услышанное. — А зачем, если не секрет?

— Что — зачем? — не поняла Надежда.

— Зачем тебе замуж? Тебе что, одного раза не хватило? Или жизнь тебя ничему не учит? Нам что, плохо вдвоём?

— Ну, почему же плохо? — растерянно произнесла она.

— Тогда зачем нам кто-то третий?

— Выслушай меня и, если сможешь, постарайся понять. Мне уже сорок… — негромко начала Надежда, но сын мгновенно перебил:

— Вот именно, сорок! Тебе уже сорок, а ты всё строишь из себя девочку-ромашечку! Надо же, курам на смех — замуж она собралась! Ты ещё в тюль замотайся и белый цветочек в волосы пихни!

— Что за тон? — побледнела Надежда.

— А на что ты рассчитывала?! — сверкнул Семён глазами. — Интересное дело, ты решила привести в дом какого-то чужого мужика, которого я и в лицо-то толком не знаю, а я должен этому обрадоваться, так что ли? Да на что он мне сдался, твой Руслан?

— Послушай, Сёма… — Надежда взялась за нижнюю пуговичку длинной шёлковой блузки и принялась её нервно теребить. — Мне очень нелегко об этом говорить, тем более с сыном, но ты должен понять, что я — не только твоя мать, я ещё и женщина.

— Да что ты говоришь, — с придыханием выдавил он. — А я и не догадывался. Ну, надо же!

— Семён, сорок — это не старость.

— Угу, первая молодость.

— Зачем ты так со мной?

— А ты?! — неожиданно синие глаза Тополя полыхнули огнём. — Что ты хочешь от меня услышать? Что я благословляю твой брак и желаю тебе с этим мужиком великого и безграничного счастья? — прищурившись, Тополь на миг замолчал и смерил мать уничижительным взглядом. — Да за кого ты меня принимаешь? Кто он мне есть, твой распрекрасный Руслан?

— Семён, почему бы тебе хотя бы раз в жизни не подумать о ком-нибудь ещё, кроме себя? — негромко уронила Надежда.

— Вот только не стоит давить на сознательность! — тут же взвился он. — Много ты обо мне думала, когда решила привести в наш дом неизвестно кого?! Двадцать лет мы жили с тобой душа в душу, и вдруг ты мне объявляешь, что нашёлся кто-то, кто значит для тебя больше, чем я!

— Ты не так меня понял! — Надежда подалась вперёд, но Семён предостерегающе выставил перед собой руку.

— Я всё понял как надо и хочу сказать, что такое положение дел меня не устраивает. Хочется тебе или нет, но придётся делать выбор: или он, или я.

— Но почему так? — Надежда бессильно уронила руки на колени. — Давай поговорим, сынок! Дороже тебя в моей жизни никогда никого не было. Всё, что я могла, я отдавала тебе одному, не считаясь ни со временем, ни со своими желаниями — ни с чем. Двадцать лет ты был светом в моём окошке, единственным светом, ради которого я жила. Ни нужда, ни голод, ни трудности — ничто не могло заставить меня предать тебя, потому что ты — самое дорогое, что у меня есть… — она судорожно сглотнула. — Пока ты был мал и нуждался в моей защите и помощи, я никогда не отнимала своих крыльев, расправленных над тобой, хотя иногда мне приходилось бороться в одиночку против целого мира…

— Ты собираешься выжать из меня скупую мужскую слезу? — с насмешкой перебил Семён. — Если так, то напрасно. Усидеть на двух стульях ещё не получалось ни у кого, даже у таких артистических натур, как ты, мамочка. Делить тебя с кем бы то ни было я не намерен, — он мстительно улыбнулся. — Если твой Руслан хоть раз переступит порог нашего дома, ноги моей здесь больше не будет, так и знай. Выбор за тобой.