— Никогда в жизни, ни при каких обстоятельствах я не смогла бы убить человека… даже такого гадкого, как твой Леонид. Ненавидеть — да, смогла бы, досаждать — сколько угодно, но чтобы пожелать смерти…

— Ой-ой-ой, подумаете, какие мы чистенькие! — Загорская смерила Альбину презрительным взглядом. — Да собаке — собачья смерть! К твоему сведению, я даже не жалею, что всё так вышло. Надо же, нашла о ком плакать — ворьё проклятое! Да чтоб у него… — «руки отсохли», хотела добавить Лидия, но вовремя вспомнила, что отсыхать у Тополя уже нечему. — Вот ведь как бывает, — Загорская снова открыла сумочку, чтобы убрать в неё пачку с сигаретами, но в последний момент передумала и положила их на диван возле себя, — вот ведь как бывает, Аль: хапнул Лёнька денег, ободрал меня подчистую, а попользоваться не удалось. А знаешь почему? Потому что они ему поперёк горла встали, вот почему! Нет, есть всё-таки Бог на свете, только уж больно он тормозной — пока не подтолкнёшь, куда надо, сам не додумается.

— Лида… — Шокированная тем, что подруга приплетает божье имя к такому жуткому делу, Альбина испуганно заморгала.

— А что «Лида»? Я что-то не так сказала? — Постепенно волнение утихало, и лицо Загорской мало-помалу приобретало свой естественный цвет. — Если бы не моя помощь, сидел бы себе добрый боженька где-нибудь на облачке, покачивал ножками, обутыми в сандалики, прихлёбывал нектар с амброзией и ковырял пальцем в носу, а у самого и в голове бы не было наказать эту сволочь, Лёньку.

— Конечно, без тебя бы он не разобрался, — с горечью проговорила Альбина. — Что-то тебя, Лидуся, заносит в последнее время. Ты хоть понимаешь, что ты наделала? У тебя же руки по локоть в крови! Как ты дальше жить-то собираешься?

— Я к тебе что, за нотациями пришла? — Лидины брови мгновенно метнулись к переносице. — Как я буду жить, дело моё, и, пожалуйста, прекрати меня воспитывать — поздно. Пусть моя бессмертная душа сама решит, как и с кем ей дальше жить. Ты мне лучше скажи, если потребуется подтвердить, что весь сегодняшний день я пробыла у тебя в гостях, я смогу на тебя рассчитывать?

Какое-то время Альбина сидела молча, глядя на Лидию не то с осуждением, не то с сожалением, а потом нерешительно отвела взгляд.

— Как это понимать? — Внутри Загорской тревожно тренькнул колокольчик.

— Лидочка, прости меня, если сможешь, — виновато произнесла Альбина и, стараясь не встречаться с подругой взглядом, опустила голову ещё ниже.

— Это что же, ты мне… ты мне отказываешь? Я правильно понимаю? — Разрастаясь, тревога постепенно переходила в тихую панику.

— Лида, прости меня, ради бога, прости! — Неожиданно Кусочкина всхлипнула, и по её худым щекам покатились слёзы. — Мне нужно было сказать тебе это ещё утром…

— Ты о чём? — Глядя на вздрагивающее, сплошь изрезанное узкими неглубокими морщинами лицо Али, Загорская устало поморщилась.

Истерика подруги в её планы не входила. Признаться честно, она надеялась на Алькину доброту и сознательность, а ещё на то, что друзья, как известно, должны идти друг за другом в огонь и в воду. То, что Альбина никуда идти не собиралась, существенно усложняло и без того деликатное положение, а уж слёзы, так некстати навернувшиеся ей на глаза, и вовсе путали все карты.

— Аль, перестань, мне и без твоих завываний несладко. — Лидия достала носовой платок и протянула его подруге: — На, возьми и прекрати разводить сырость.

— Лидочка, девочка моя, я перед тобой так виновата… — Непрерывно всхлипывая, Кусочкина прижала тонкий платочек к носу. — Если бы я только могла знать, чем всё это закончится, я бы не стала медлить ни единой минуточки!

— Алька, говори по-человечески, что у тебя произошло?! — Мокрое хлюпанье начало выводить Лидию из себя. — Будь человеком, Алька, перестань скулить и скажи, наконец, в чём ты виновата. Из-за твоего шмыганья носом я никак не могу понять, в чём дело.

— Вчера вечером… — стараясь удержаться от слёз, Кусочкина глубоко и прерывисто вздохнула, — ко мне приходил Борис. Это было часов в десять, в начале одиннадцатого. Обычно он приходит раньше, потому что не хочет меня беспокоить так поздно, ты же знаешь, какой он милый и воспитанный мальчик…

— Знаю, знаю, — поторопила её Загорская. Боясь, как бы в Алькину голову не пришло в сотый раз перекладывать старую песню на новый лад, она быстро закивала, заранее соглашаясь с тем, что краше и умнее её страхолюдины-племянника нет в целом свете. — Зачем он к тебе приходил?

— Так ведь скоро Новый год, — мокро всхлипнула Альбина. — Сначала мы обменялись с Борюсиком подарками. Он принёс мне чудесный чайный сервиз, — она кивнула на коробку, перевязанную огромным малиновым бантом и стоящую нераспечатанной на полке серванта, — а я подарила ему чудесный тёмно-синий галстук с таким разводами, как… знаешь, как…

— Ну понятно, с узорами, — перебила её Лидия. — И что было дальше?

— Дальше мы сели попить чайку с печеньем. Я вчера напекла печенья из творога, Боречкино любимое. Я понимаю, что кушать сладкое на ночь вредно…

— Но вы всё-таки покушали, — сократила её бесконечные излияния Лидия.

— Сначала Боречка рассказывал мне о себе, о своём институте. У них только что началась зачётная сессия… хотя, впрочем, это не так важно, — прервала она сама себя, и, поняв, что институтской саги о зачётах и экзаменах ненаглядного Борюсика счастливым образом удалось избежать, Лидия с облегчением вздохнула, а Аля продолжила: — Боречка уже допивал чай, когда вдруг вспомнил, что хотел рассказать, и отложил чайную ложечку.

Чайная ложечка Борюсика не интересовала Лидию нисколько, но перебивать Альбину снова она не решилась. Растерявшись вконец и переутомившись от сильных переживаний, Алька могла пойти на новый круг всхлипываний, и тогда драгоценного времени потерялось бы вдвое больше, нежели оставь она всё, как есть сейчас.

— Когда он начал говорить, я уже почувствовала что-то неладное, что-то такое, что невозможно объяснить словами, — Альбина жалостливо сложила уголок бровей, — а когда он закончил, поняла, что не ошибалась.

— Ты скажешь когда-нибудь, что поведал тебе твой обожаемый Борюсик, или так и будешь переливать всякую сентиментальную чушь из пустого в порожнее?! — не выдержала Лидия.

— Леонид… покойный Леонид, — часто моргая, поправилась она, — к краже в твоём доме не причастен.

— Как это? — опешила Загорская.

— Твою квартиру обчистил не он.

— А кто? — Глаза Лидии стали огромными.

— У тебя в доме был его сын. Семён.

— Что-о-о? Быть того не может!

— Может. — Альбина снова хлюпнула носом. — Когда Боря увидел, что карманы его дружка буквально распирает от денег, он спросил, откуда у Семёна такое богатство. Ну, тот и влупил ему в лоб: «Стряс с бывшей папашкиной пассии». Боря: «Как стряс?» А тот: «Сделал дубликат с отцовского ключа». Ты понимаешь… — лицо Альбины, сморщившись, превратилось в печёное яблоко, — мне бы, дуре, тут же позвонить тебе да и рассказать обо всём, а я — нет, захотелось с глазу на глаз. — Она горько усмехнулась. — Позвони я вчера вечером, на твоих руках не было бы Лёниной крови. Что же я натворила-то? — Безвольно опустив руки вдоль тела, она закусила нижнюю губу.

— Так выходит, что он моих денег не брал? — потрясённо произнесла Лидия.

— Выходит, что он к твоим деньгам не имел никакого отношения, — с трудом выговорила Кусочкина.

— Так, значит, я… — Бессильно обмякнув, Лидия откинулась на мягкую спинку дивана. — И как же мне теперь развязать этот узел?

Она с надеждой посмотрела в лицо Альбины, но та, отведя глаза, молчала, и Лидия поняла, что узел ей рубить придётся в одиночестве.

* * *

— Ба-а-атюшки, какие люди-то! — Разведя руки в стороны, Семён удивлённо захлопал ресницами, а потом присел в глубоком нескладном реверансе. — Каким ветром?

— Попутным. — Александра окинула взглядом высокую фигуру Тополя. — Гуляете?

— Гуляем, — довольно протянул он. — А ты завидуешь?

— Делать мне нечего, — буркнула Сандра и покосилась на полуоткрытую дверь квартиры, из-за которой доносились голоса и громыхание музыки. — Выйти можешь?

— Зачем?

— Разговор есть.

— По-моему, мы с тобой уже обо всём переговорили. — Тополь мстительно улыбнулся. — Если мне не изменяет память, ты предпочла остаться с клопами в своей зачуханной коммуналке. Теперь что? Передумала? — с издёвкой поинтересовался он.

— Слушай, ты, первый парень на деревне, — неприязненно поморщилась Александра, — если ты думаешь, что я пришла повиснуть на твоей тощей шее, выброси это из головы, понял?

— Так уж сразу и выбросить? — сально ухмыльнулся Тополь. — А может, не стоит так торопиться? Как я понимаю, земля слухами полнится.

— В смысле? — нахмурилась Сандра.

— Девочка, не стоит думать, что ты самая умная, а вокруг тебя все сплошь дураки, ладно? Ты ведь притащилась сюда неспроста. — Ухмыльнувшись, Тополь похлопал себя по карману джинсов. — Денежки любят все: и продажные, и святые. Ты ведь здесь из-за этого? — Он коснулся пальцем подбородка Александры. — Все вы одним миром мазаны, разница только в стоимости: кто-то просит подороже, кто-то — подешевле. А может, договоримся? По сходной цене?

— Тополь, не действуй мне на нервы. — От удивления Сашка не смогла даже как следует рассердиться. — Мне на твои деньги глубоко наплевать, и на тебя, любимого, тоже.

— Тогда зачем же ты сюда притащилась? — Он прислонился спиной к косяку и с вызовом посмотрел на девушку. — Деньги тебе не нужны, я — тоже, тогда какого рожна ты здесь потеряла?

Тяжело вздохнув, Александра надула толстые, как одуванчик, щёки:

— Какой же ты, Тополь, идиот! Сказано тебе, разговор есть. Хочешь — выползай на лестницу и закрывай дверь, в таком грохоте я горло драть не намерена. Не хочешь — катись ко всем чертям, мне по барабану.