— Инусь, вечно ты всё перепутаешь. Она же не Старцева, а Стрельцова!

— Точно! — Инна обрадованно улыбнулась. — Верка Стрельцова. И как я могла забыть? То, что Веерка, помню, а фамилия совершенно из головы вылетела. Хотя, какая разница: Старцева, Стрельцова? — Она махнула рукой, давая понять, что никакого принципиального значения фамилия тощей Верки не имеет. — Я её сегодня случайно в аптеке встретила. Чудно так вышло, она меня сразу узнала, а я её — нет. Она здоровается, а я никак не могу понять, кто такая. Помню, на последнем звонке ты вместе с ней за цветы учителям отвечала, а как зовут, убей, не соображу. Уж потом, когда она начала говорить, у меня в голове чего-то щёлкнуло и я вспомнила, что ты её Верой называла.

— Хорошо, хоть так вспомнила. — Надежда подцепила кусок шарлотки ножом и положила Инусе в тарелку.

— А что толку-то, что вспомнила? Она мне про кого-то из выпускного класса Семёна рассказывает, я головой киваю, а кто?.. чего?.. Я же их никого не знаю. — Она взяла пирог руками и с удовольствием вдохнула ароматный запах поздней антоновки.

— И чего она рассказывала? — с интересом спросила Надежда. — Верка — такая шныра, тихая-тихая, а всегда всё про всех знает.

— Думаешь, я запомнила? Она говорит, а у меня всё мимо ушей пролетает. Пока мы в очереди стояли, она так и трещала без умолку. Я уже пожалела, что в аптеку заглянула, хотела уйти, как вдруг эта трещотка такое выдала, я думала, что упаду от удивления. — Понизив голос, Инка широко распахнула глаза и сообщила: — На прошлой неделе у Верки потёк кран на кухне.

— Действительно, потрясающая новость, а главное — оригинальная.

— Потёк он ни с того ни с сего, — не обращая внимания на саркастический тон Надежды, увлечённо продолжила Инуся. — Верка никак не сообразит, чего к чему и где у неё вода перекрывается. Вроде, потихоньку течёт, но ведь течёт же, ни на работу не уйти, ни ещё куда-нибудь. Она звонит в ЖЭК: так, мол, и так. Они — ждите, сейчас пришлём сантехника. Через час является этот сантехник…

— Как всегда, в дупелину пьяный, — поддержала разговор Надежда.

— Представь себе, нет, трезвый как стекло. — В тоне Инуси прозвучало что-то похожее на торжество. — Мало того что трезвый, так ещё и при костюмчике. Верка как его увидела, чуть в обморок не брякнулась. В наутюженной рубашечке, на манжетах — запонки… Угадай, кто бы это мог быть? — На пухлых, как пирожки, щёчках Инны показались глубокие ямочки.

— Да откуда ж мне знать?

— Твой бывший! Собственной персоной! — не в силах больше молчать, в два захода выдала Инна.

— Лёнька? — от удивления рука Надежды с куском пирога застыла в воздухе. — Да будет тебе врать-то… Он скорее удавится, чем пойдёт чужие толчки чистить. Ты его плохо знаешь.

— Говорю тебе! — с нажимом произнесла Инна. — Я тоже сперва не поверила: виданное ли дело, чтобы твой засранец на такое сподобился? Но Верка вертлявая, сама говоришь, она всегда всё про всех выпытает. Сначала он чего-то бурчал себе под нос, а потом Верка ему посочувствовала, напела, какой он необыкновенный, ну, он, как обычно, начал ныть: и бедный-то он, несчастный, и все кругом сволочи.

— А Вера ничего не перепутала? — с сомнением протянула Надежда.

— А чего тут путать? Она хоть твоего Тополя в лицо не знает, а как он начал ныть да тебя с Сёмкой на чём свет стоит костерить, так Верка и догадалась сразу, что к чему. Ты же знаешь Лёньку, если его понесёт гундеть, его ж не остановишь: пока всё грязное бельище не перетрясёт — не успокоится.

— И чего он ей наплёл? — При мысли о том, что Верка-болтушка теперь каждому встречному станет рассказывать о своей неожиданной встрече с Леонидом, Надежда недовольно нахмурилась.

— Чего он ей врал, я точно не знаю, она как-то всё вскользь говорила, с какими-то ужимками, — Инуся неопределённо покрутила рукой, — но что я поняла, так это то, что он сейчас работает сантехником в ЖЭКе, за служебную квартиру. Даже не квартиру, а комнату в коммуналке.

— Кто ж его на эту работу взял? У него же руки как крюки?! — поразилась Надежда. — Не знаю, может, с годами, что и изменилось, хотя навряд ли. Он же лампочку вкрутить и ту никогда не мог. Какой же из него сантехник?

— А при чём тут лампочка — и сантехник?

— А при том, что он мастер только ломать.

— Ну, не знаю… — Инка пожала плечами. — Со слов Верки, когда ты его выпроводила вон, он пошёл к своей жене, а та, особенно не церемонясь, собрала Лёнькины вещички — и на улицу.

— Быстро она его, — восхитилась Надежда.

— А чего тянуть-то? — Боясь обжечься, Инуся сделала осторожный глоток из чашки, но чай уже остыл. — Всей катавасии Верка не знает или не говорит, но она обмолвилась, что, когда Лёньку отовсюду попёрли, он приткнулся к какому-то своему старому другу. Тот и устроил его сантехником в ЖЭК. По блату.

— Хорош блат… — усмехнулась Надежда.

— А что, есть какие-то другие варианты?

— Значит, Лёнька теперь ходит с разводным ключом… — невесело хмыкнула Надежда.

— Ты говоришь так, будто тебе его жалко. — Инуся пристально вгляделась в лицо подруги. — Он тебе всю жизнь изломал, этот паразит. Будь я на твоём месте, даже и не подумала бы его жалеть. Вот как взяла бы этого ханурика за ноги, так в разные стороны бы и дёрнула!

— А я не его жалею.

— А кого?

— Себя.

— Чего это вдруг? — Не видя прямой связи между бедственным положением негодного Лёньки и пустыми терзаниями сентиментальной Надежды, Инуся высоко вскинула брови.

— А того… — Надя опустила глаза, и по её лицу пробежала едва заметная тень. — Сегодня Семён перешагнул через отца, а завтра, если ему потребуется, он без колебаний перешагнёт и через меня. Я следующая, понимаешь?

— Да нет… что ты? — оторопела Инка. — Что ты говоришь? Сёмка, конечно, обормот, я не спорю, но ты для него — святое. Кроме тебя, у него никого нет.

— Для моего сына ничего святого нет. И ты об этом знаешь. Не хуже моего, — будто роняя тяжёлые камни, с трудом выговорила Надежда. — Говоришь, святое?..

На миг Инусе показалось, что в кухне вместе с ними находится кто-то ещё. Ощущение было настолько реальным, что она вздрогнула и невольно посмотрела по сторонам.

— Святое… И ты в это веришь? — Серые глаза Надежды вдруг помертвели.

— Я?.. — подыскивая нужные слова, Инуся взглянула на подругу и вдруг отчётливо и ясно поняла, что ответить ей нечего.

* * *

— Дура ты, Сашка, проморгать такого парня! — Наталья взбила руками пушистую светлую чёлку и полусочувственно, полупрезрительно посмотрела на Александру. — Если бы мне попался такой счастливый билетик, я бы своего не упустила. Я бы знала, как к нему подступиться.

— На фига мне такой подарок? — Сашка шумно втянула в себя воздух и поморщилась. — Ну чего ты в нём хорошего нашла? Живёт у мамочки на шее, учится через пень-колоду, только и успевает, что хвосты сдавать, да ещё и крыши своей нет — тоже мне, кусок золота! Да чтобы с таким связаться, нужно совсем мозгов не иметь. Чего ради я его посажу себе на шею?

— У тебя, Сашка, глаз, наверное, нет. Чего тебе ещё нужно: красивый, высоченный, всё при нём…

— Ты предлагаешь мне его всю жизнь кормить за то, что он красивый? — Сашка протянула руку и сняла с полки забавную фигурку деда-мороза. — Смотри, какой прикольный! Купить, что ли?

— Зачем он тебе нужен?

— Подарю кому-нибудь. Через две недели Новый год.

— Вот кого-то осчастливишь! — Наталья язвительно хмыкнула, взяла игрушку из рук Александры и поставила обратно на полку. — Хватит ерундой заниматься.

— Мы сюда зачем пришли? Подарки выбирать? Вот и выбирай.

— Я вообще не знаю, зачем мы сюда пришли. — Наталья пошире распахнула воротник зимнего пальто и недовольно огляделась.

Перед Новым годом народа в магазине было полно. Сметая с полок всё подряд, люди бегали от одной витрины к другой с вытаращенными глазами, как будто, не купи они свой дурацкий сувенир именно сегодня, в их жизни случится что-то непоправимое. По правде сказать, толкаться в очередях Наталья терпеть не могла и, если бы не Сашкина фантазия, ноги бы её здесь не было.

Созерцая убогие фигурки из гипса, раскрашенные наспех кое-как, Наталья презрительно морщилась: тащить такое барахло к себе домой лично она не стала бы ни за что, хоть убей. Мало того что эти уродцы займут всю сервантную полку за стеклом, так ведь время от времени с них ещё придётся и пыль стирать! А летом? Как дико они будут смотреться летом? И о чём люди думают, даря таких страшилищ друг другу?

— Смотри, какие дивные шишки! — Довольный возглас Сашки вывел Наталью из раздумий.

Взяв с полки прозрачную упаковку, напоминающую трубу, Сандра, как зачарованная, смотрела на ёлочные игрушки. Обрызганные золотой пылью, сосновые шишки выглядели действительно чудесно.

— Ты цену видела? — Наталья кивнула на ценник, прикреплённый к полке скотчем. — Да за такие деньги можно самой все шишки в лесу собрать и краской облить. Скажи, чего сегодня на тебя наехало? Этим фигулькам три рубля красная цена, а за них целое состояние просят! Брось ты все эти кривули, а? Я с тобой поговорить хотела как с человеком, а ты — детский сад, честное слово!

— О чём ты будешь со мной разговаривать? О Тополе? — Александра нехотя вернула шишечки на полку. — Я тебе уже сказала, что такой махровый эгоист мне даром не нужен. Я не согласилась бы связаться с ним, даже если бы он в качестве своего приданого на каждое кило собственного живого веса предложил по килограмму золота. Я что, сама себе враг?

— Смотрю я на тебя, Саш, и диву даюсь: кроме твоих толстенных щёк и рыжих куделек на башке, у тебя же за душой нет ни гроша! А ты, словно заморская царевна, выпендриваешься! — Наталья снова взбила пушистую чёлку рукой. — Хорошо, замуж ты за него не хочешь — ну и не ходи, чёрт с тобой, живи в коммуналке, если ты такая гордая. Гордость хороша знаешь когда? Когда денег лопатой не разгребёшь. А когда в карманах по дыре, а дома одни тараканы — это уже не гордость, а глупость.