И тогда он всё же решил рассказать и про доктора Синькова, который теперь собирался стать мэром. Рассказ получился долгим и путанным. Но Валерия Алексеевна так же внимательно выслушала его, вздохнула и задумчиво покачала головой:

- То есть ты думаешь, что доктор хочет убить тебя, чтобы ты не смог испортить ему политическую карьеру, рассказав о том, что случилось с маленьким Костей и как они вас хотели обмануть?

- Да, - кивнул он коротко.

- Вот в этом я с тобой, Костенька, согласиться не могу. Дело в том, что я знаю Сёму Синькова. Очень хорошо знаю. Мы с ним учились в одном классе. И до сих пор… ну, может, и не дружим, но общаемся, приятельствуем. Поверь, он неплохой человек. И очень любит свою работу.

Константин нехорошо, скептически и зло процедил:

- Этот любящий свою работу неплохой человек угробил моего ребёнка и, в конечном итоге, разрушил мою семью.

- Костенька, то, что пришлось пережить вам со Светой – страшно. Я не знаю, что и как произошло на самом деле. Возможно, Сёма очень испугался и дал слабину. Если так, то он плохо поступил, конечно. Но я точно знаю, что он раскаивается в этом. Я слышала вашу историю от него. Без имён, разумеется. Он был потрясён и до сих пор не может простить себя, понимаешь?

Что касается вас со Светой, могу сказать только одно: скорее всего, вы не любили друг друга. Вы были молоды и приняли влюблённость за сильное чувство. А потом на вашу долю выпали такие беды, которые не каждый сможет пережить достойно. Вы смогли. Не предали сына, не предали друг друга. Но влюблённость прошла. Влюблённость, а не любовь. Любовь не проходит. Она становится только сильнее. Поверь мне.

Костя слушал её и молчал. А потом вдруг с тоской проговорил:

- Я предавал Светлану, многократно. После рождения Костика она не захотела больше, чтобы мы… не захотела быть моей женой.

- Я понимаю, - Валерия Алексеевна положила свою тёплую ладонь на его сжатые кулаки, - тебе было всего двадцать пять. Ты был молод. Ты и сейчас молод, Костя. И тебе, конечно, нелегко было вести жизнь монаха…

- Вот я и не вёл.

- Не кори себя. Просто вы со Светланой были созданы не друг для друга. У тебя должна быть другая жена. А у неё другой муж. Вот и всё. Я так понимаю, что ты пока ещё не нашёл своего человека, девушку, которая создана специально для тебя?

- Вы верите в любовь? – с горечью и недоверием в голосе удивился он вместо ответа.

- Ты хочешь спросить: неужели я, хорошо пожившая тётка, в свои почти полвека ещё верю в сказки? – засмеялась она негромко. – Ценю твою деликатность, Костя. И да — я верю в любовь. Более того, я совершенно точно знаю, что она есть. Есть не только в книгах, но и в жизни. Много раз я видела любовь, настоящую любовь. Да, она даётся не всем. Это тоже талант – уметь любить… - Валерия Алексеевна помолчала. – Но, я тебе скажу, у тебя, Костя этот талант есть.

- У меня? – растерялся он, снова, как и тогда, в школе, чувствуя, что эта женщина открывает ему что-то важное. Что-то такое, чего он без неё не видел, не знал, не чувствовал, хотя это и было совсем рядом.

- У тебя. – Она кивнула. Лицо её в частых крупных родинках было строго, задумчиво. – Это было ясно ещё тогда, когда тебе было пятнадцать лет. У Серёжи Москвина тоже этот талант есть. А вот у Жоры я такого таланта не увидела...

- У Жорки он есть, - обиделся за приятеля Константин, - он, кстати, теперь муж Светланы. И очень её любит...

- Да? - Валерия Алексеевна покачала головой. - Надо же, как бывает. Может быть, и не разглядела я его тогда , тоже могу ошибаться. Ну, и слава Богу, что ошиблась. Это очень хорошо... А про Сёму Синькова я тебе вот что скажу. Давай-ка я ему позвоню, и подробно расспрошу, как всё тогда было, уточню детали. Он ведь мне давно рассказывал об этом, я могла о чём-то забыть. Но я всё разузнаю и потом сообщу тебе, хорошо? Или давай я вам встречу устрою...

- Так он нам правду и сказал, - буркнул Костя. Снова получилось по-детски. Но они не засмеялись, а посмотрели друг на друга очень серьёзно.

- Я думаю, что скажет, Костя…

- Не нужно, Валерия Алексеевна. Спасибо. Я справлюсь сам.

- Хорошо, как скажешь, - не стала настаивать она.

Попрощались они очень тепло. Валерия Алексеевна аккуратно убрала его визитку и дала взамен свою. На ней были только телефоны, без указания места работы.

- Я давно не работаю в школе, Костя. Уже десять лет пишу книги, - пояснила она с чуть смущённой улыбкой, - а указывать на визитке «писатель» как-то смешно, на мой взгляд, да и нескромно. Я же не Достоевский, Толстой или Чехов.

- Как же я ваши книги не читал?

- Я пишу под псевдонимом. Оставь-ка мне свой московский адрес. Я тебе пришлю пару томиков.

- Только подпишите, пожалуйста, - улыбнулся Костя, - я буду гордиться и всем показывать. Мне так повезло, что я когда-то учился у вас, Валерия Алексеевна.

- Это мне повезло, что я учила вас. И это я горжусь вами.

Они вышли уже из здания аэропорта.

- У меня здесь машина. Разрешите, я подвезу вас? – Константину не хотелось расставаться с ней.

- Спасибо тебе, Костя. Но меня здесь встречают. Из издательства машину прислали.

- Ну, вот… - он состроил преувеличенно расстроенное лицо и стал похож на старшеклассника, который узнал, что отменили школьную дискотеку.

Она засмеялась и снова погладила его по волосам и лицу. Удивительно, но взрослому уже Константину Дмитриевичу Соколану эта ласка была приятна. Он потянулсялся и поцеловал свою учительницу в прохладную щёку, слишком щедро усыпанную родинками. А потом не выдержал и, низко склонившись, коснулся губами тыльной стороны её ладони.

- Спасибо вам за всё, Валерия Алексеевна. Можно, можно я буду звонить вам время от времени?

- Я очень на это рассчитываю, Константин, - подчёркнуто официальным тоном проговорила она. И они снова рассмеялись. Вот так, смеясь, он и сел в свою машину. Подмигнув своему отражению в зеркале, он выдохнул и проговорил:

- Ну, вот. Побывал в детстве. Да ещё и на приёме у психотерапевта. Значительно полегчало. Теперь пора не рефлексировать, а решать проблемы. Потому что или я его, или он меня. А второй вариант меня категорически не устраивает.

Кто этот самый «он», Константин теперь уже и не знал. Слова Валерии Алексеевны о докторе Синькове поколебали его уверенность в виновности кандидата в мэры. Надо было начинать всё сначала…


Ещё из Новосибирска он позвонил в отель, который наметил следующим пунктом своей инспекции, чтобы забронировать номер. Ответил ему приятный девичий голос, почему-то показавшийся знакомым. Как ни строил из себя капризного и переборчивого клиента Константин, девушка была неизменно вежлива. Причём, как показалось удивлённому Константину, это была не профессиональная немного отстранённая вежливость прекрасно вышколенного сотрудника отдела приёма и размещения, а искреннее желание помочь. После добрых двадцати минут, в течение которых он, что называется, из себя меня корёжил, но так и не смог уличить девушку хотя бы в тщательно скрываемом раздражении, опытный тайный гость положил трубку изрядно заинтригованным. Ему всё больше и больше хотелось поскорее вернуться в Москву и впервые в своей карьере поработать в столичном отеле, а не за границей или в регионах. Тем более, там, похоже, ему предстоит оценивать работу настоящих профессионалов, что он особенно любил. Потому что всегда было приятнее давать положительные отзывы, чем громить какой-нибудь отель в пух и прах, хотя и такое случалось, конечно.

Прямо из аэропорта после расставания с Валерией Алексеевной он сразу направился в центр, решив не заезжать домой. Уже пробираясь по центральным московским улочкам на машине, что, как обычно, дожидалась его на стоянке аэропорта, он набрал номер Миры, которой, в полном соответствии с данным обещанием, исправно названивал дважды в день, утром и вечером, а сейчас из-за перелёта и разговора со своей учительницей сбился с графика.

Девочка, обычно отвечавшая таким весёлым голосом, что ему уже даже стало казаться, что она искренне рада его звонкам, тут еле слышно прохрипела:

- Алло! – потом натужно откашлялась и повторила:

- Алло, Константин Дмитриевич!

- Мира, доброе утро, ты заболела? – заволновался он. – Или плакала? Что-то случилось?

- Нет-нет, - сразу принялась успокаивать его девочка, - у нас всё в порядке. Только я немного приболела. Но это обычная простуда, поторчала у мамы на работе под кондиционером и вот результат – девять поросят! – бодро завершила она, в последний момент подумав, что сосед вряд ли поймёт, при чём здесь поросята. Но он хмыкнул и понимающе продолжил глупенький детский стишок, который, как оказалось, тоже знал:

- …Девять поросят пошли купаться в море, резвиться на просторе. Один из них утоп. Ему купили гроб. И вот результат – восемь поросят…

- Ну, вы даёте, Константин Дмитриевич, в первый раз в жизни вижу взрослого, который этот стиш знает. Ну, кроме моей мамы, конечно, - одобрительно прохрипела в трубку Мира, которой было скучно лежать одной в номере и она радовалась любому развлечению, например, лёгкой болтовне с соседом. Однако Константин разговор собрался свернуть:

- Мир, ты прости, пожалуйста, но я уже к работе подъезжаю. Если ты не против, я вечером позвоню, и мы подольше поболтаем. Идёт?

- Идёт, - вздохнула она так явственно, что ему стало стыдно.

- Кстати, - движение почти замерло, небольшая, но крайне плотная пробка образовалась на повороте на Тверскую и он, воспользовавшись случаем, решил ещё немного позанимать беседой явно скучавшую Миру, - всё забываю спросить, как вы там у мамы на работе устроились?

- Хорошо! – обрадовалась продолжению разговора Мира. – Очень приличные условия.

Константин не знал, где работала Арина. И ему при словах о приличных условиях стали представляться картины одна замысловатее и абсурднее другой. То выходило, что соседка трудится кондуктором в автобусе, и несчастные девочки спят вповалку на задних сиденьях старого раздолбанного салона. То в его воображении Арина была артисткой цирка, а уставшие Мира с Мартой отдыхали в клетке со смешными зверьками носухами. Когда буйная фантазия услужливо представила его вниманию картинку, где Арина трудилась учительницей в школе, а её дочери обитали в спортивном зале на матах, сложенных стопкой под баскетбольной корзиной, Константин не выдержал и предложил: