Тогда Арина не сдержала слёз и долго обнимала свою оказавшуюся такой чуткой и понимающей дочку.

В Москве Мира разговоров об отце и их прошлой жизни не заводила. Друзьям, которые у открытой и общительной девочки появились почти сразу, она говорила, что родители развелись и папа остался в Сибири, где они раньше жили, а мама вернулась в родной город. Дети, многие из которых не понаслышке знали, что такое развод родителей, лишних вопросов не задавали и в душу к Мире не лезли. Что вполне устраивало всех.

Но иногда Арине всё же казалось, что ставшей уже почти взрослой Мире не хватает рядом любящего отца. Почему-то мысль попробовать найти себе мужа, а девочкам хорошего отчима ей в эти годы даже в голову не приходила. И теперь, глядя на дочерей, так быстро и явно привязавшихся к соседу, она растерялась. Удивительнее всего было то, что она Миру и Марту прекрасно понимала. И ей самой рядом с Константином было спокойно и надёжно и хотелось, чтобы он никуда не уезжал.

Это, разумеется, было невозможно. Меньше всего Арина желала бы навязываться своему новому соседу. Поэтому и играла так старательно независимую женщину, не нуждающуюся в поддержке. Играла, и сама себя за эту игру ненавидела. Но у Константина была своя жизнь, свои проблемы. В анамнезе, как накануне выяснилось, имелась и бывшая жена с новым мужем и старым холодильником в придачу. И от этого Арина ещё сильнее боялась стать для хорошего человека, который уже дважды за короткое время очень помог им, обузой. Поэтому, поразмыслив, она решила поддерживать отношения с Константином исключительно в рамках добрососедских. На всякий случай. От греха подальше.




Июль 2008 года

Константин

С дачи Соколан выехал в состоянии, которое, честно порывшись в себе, определил, как влюбленно-романтическое.

- Этого только не хватало, - сердито проворчал Константин и не менее сердито ткнул пальцем в кнопку магнитолы. Быстро перещёлкав все запрограммированные радиостанции, он с неудовольствием убедился в том, что на них крутили песни исключительно про любовь. Причём совсем не к Родине. Никаких тебе берёзок или осинок, а также кустов ракиты над рекой. А сплошные охи-вздохи, муси-пуси и прочие нежности. Надув щёки и с силой выпустив сквозь сжатые губы воздух, Константин снова включил диск своей любимой «Алисы», в репертуаре которой за все годы существования группы, как хорошо известно большинству любителей рока, ни одной песни про любовь к женщине не было. Что его как раз вполне устраивало. Прослушав «Дождь», «Трассу Е-95» и «Джаз», Соколан слегка успокоился и к Частичкиным и их холодильнику прибыл в настроении вполне благодушном и умиротворённом.

Светлана увидела его в окно и радостно помахала. Константин помахал в ответ и с благодарностью подумал о том, как ему с ней повезло. Он всю жизнь мечтал о такой сестре. И обрёл её не совсем традиционным образом. Всем его девушкам, да и просто знакомым, осведомлённым о его отношениях со Светланой, такое положение вещей казалось странным и даже ненормальным.

Константина это очень удивляло. То есть прожить с человеком много лет, съесть не один пуд соли и расстаться врагами, ненавидя друг друга, – нормально. Напоследок отсудить у более успешного супруга или супруги львиную долю состояния – естественно. Долго делить детей, используя их в качестве спортивного снаряда «канат», - правильно. Вырывать друг другу волосы, трепать нервы, портить репутацию – в порядке вещей. А разойтись, испытывая к мужу или жене безмерную благодарность и уважение, – странно. Искренне жалеть друг друга – дико. Желать счастья – не по-людски.

В таком случае Константин предпочитал идти вразрез общепринятым нормам. И Светлану продолжал искренне любить. Как родного и близкого человека.

Думая об этом, он вошёл в подъезд. После солнечного двора лестница старой пятиэтажки казалась совсем тёмной. Небольшие окна были затенены разросшимися перед ними берёзами и клёнами. Константин несколько секунд постоял, привыкая к темноте и, вдохнув знакомые запахи, стал подниматься вверх, на третий этаж. Этот подъезд был очень похож на тот, в котором они жили со Светланой и маленьким Костиком. Даже пахло здесь так же.

Когда Светлана в первый раз после переезда пригласила его в свою новую квартиру, он очень удивился её выбору. Стоило менять шило на мыло, да ещё и на другом конце Москвы. Ведь, пожалуй, правильнее было подождать, поискать другой вариант. Но Светлана, сначала воспринявшая его идею с обменом, без энтузиазма, теперь, переехав в свою новую квартиру, светилась от счастья. И Константин понял, как невыносимо было женщине, свои лучшие годы просидевшей у постели больного ребёнка, матери, потерявшей сына, жить в тех стенах, что стали для неё тюрьмой. А этот дом, хотя и был ничуть не лучше старого, всё же стал шагом в другую жизнь. Поняв это, он пообещал себе, что обязательно разбогатеет и купит Светлане чудесную светлую квартирку, которую она сама себе выберет и в которой непременно будет счастлива. А ещё лучше – дом. Но до этого было ещё далеко, и пока он неоднократно предлагал бывшей жене денег на съемную квартиру. Но она, смеясь, отказывалась:

- Ты обо мне уже столько лет заботишься, пора мне и самой взрослеть.

Константину в этой её браваде слышалась грусть. Но настаивать он не мог. И, тем не менее, продолжал мечтать о квартире или доме для бывшей жены. Но об этой своей мечте тоже до поры до времени никому не рассказывал, полагая, что надо не болтать на каждом углу, а молча делать своё дело.

Думая обо всём этом, он уже почти миновал второй этаж, как вдруг из-за выступа, за которым скрывалась дверь одной из квартир, метнулась тень. Прежде, чем он успел осознать, что происходит, когда-то неплохо тренированные мозг и тело среагировали самостоятельно, независимо от его желания. Именно поэтому он успел чуть отступить в сторону и прижаться к стене. Страшный удар пришёлся вскользь, по уху и левому плечу. Константин не удержался на ногах и рухнул на колени, ожидая второго удара и понимая, что не сможет избежать его: места для маневра не было. В этот же миг наверху открылась дверь и весёлый Светланин голос громко поинтересовался:

- Костик, ты где? Изучаешь внутреннее убранство подъездной группы типичного образчика советской архитектуры начала второй половины двадцатого века?

Тот, кто хотел раскроить ему голову, отшатнулся и тяжело и не слишком ловко, но быстро устремился вниз.

- Вот ты загнула, Свет. Это ж надо так замысловато сформулировать, - нервно усмехнулся Константин и попытался встать, чтобы увидеть того, кто на него напал. Подняться у него получилось с большим трудом: сильно болели ушибленное во время подения колено и пострадавшее плечо. Тут же внизу уже противно заскрипела и через несколько секунд хлопнула дверь, и стало понятно, что нападавший, кто бы он ни был, благополучно скрылся. Константин сквозь зубы выругался.

По ступеням быстро застучали тапочки, и над ним нависла крайне испуганная Светлана:

- Костя! Костенька! Ты что? Что это у тебя?! – она протянула руку и с высоты двух ступеней коснулась его горящего уха.

- А что там у меня? – поморщившись, поинтересовался он.

- Кровь, - прошептала она, на глазах бледнея.

- А… «Шёл, поскользнулся, упал, потерял сознание… закрытый перелом… очнулся – гипс», - использовал традиционное киношное объяснение Константин и бодро улыбнулся. Вышло не очень. Слова – не слишком убедительными. Улыбка – кривоватой. Но Светлана, бывшая почти десять лет женой офицера и матерью ребёнка-инвалида, мужественно и с готовностью улыбнулась ему в ответ и пожурила:

- Ты ещё скажи «бандитская пуля».

- О! Точно! Как же я про это забыл?

- Нужно почаще пересматривать классику советского кинематографа, - Светлана спустилась со ступеней, подставила ему плечо и потянула его наверх, в квартиру.

- Этим и займусь на досуге, - с рвением пообещал он, снял свою тяжёлую руку с худенького плеча бывшей жены и сам пошёл по лестнице.

Внизу снова со страшным скрипом открылась и закрылась дверь. Через минуту их догнал Жора.

- Привет, гость дорогой!

- Ой, Жорик! Как ты быстро вернулся! – обрадовалась Светлана.

Жора хотел было подать руку своему приятелю, но замер, увидев кровь и полыхающее ухо Константина.

- Что это с тобой, Кость? – встревоженно поинтересовался он. Голос его дрогнул, и он обеспокоенно посмотрел на друга.

- Да вот, видимо, какой-то наркоман хотел поживиться за мой счёт. А я не успел увернуться. Света меня спасла. Слышишь, Светик, ты спасла меня! Спасибо тебе.

Светлана улыбнулась Константину.

- Светик у нас такая. Вечно всем помогает, - умилился Жорик, - вот и тебе тоже. А ты-то что ж, майор Соколан? Совсем на гражданке расслабился?

- Позор на мою седую голову. Видел бы меня полковник Валдайцев, шкуру бы с меня снял за такое. Зря, что ли, он меня всему учил?

- Да подожди ты со своим полковником, - сердито перебил его Частичкин, - ты хоть видел, кто на тебя напал?

- Да в том-то и дело, что ничегошеньки я не видел, - Константин, не смотря на браваду, был страшно зол на самого себя. Так зол, что желваки ходили ходуном и глаза побелели от бешенства. А паясничал он, чтобы хоть немного успокоиться.

- Ну, хоть что-нибудь? Одежду, рост, комплекцию, цвет волос? – продолжал допытываться порядком напуганный друг.

- Ни-че-го. Говорю же, позор мне. Стыд и позор.

- Жора, я тебя прошу, - взяла мужа за руку Светлана и втянула в квартиру, - не трогай ты Костю, ему и так досталось. И давайте, наконец, в квартиру войдём, а то уже всему подъезду рассказали, что стряслось… Кстати, а ведь надо в милицию сообщить! – вспомнила она и кинулась было к телефону. Но Константин остановил её:

- Свет, я тебя прошу, не надо. Нарика этого всё равно не найдут. А мне в командировку завтра улетать. Не хочется отменять. Сразу весь график полетит. Он у меня и так немного сбился, - тут он запнулся, не желая рассказывать о Мире, из-за которой он вернулся в Москву раньше времени.