- Спасибо, - он готов был сквозь землю провалиться от стыда за своё не слишком приличное поведение, но ничего не мог с собой поделать. Удивительная женщина эта действовала на него так, как за всю его жизнь никто и никогда не действовал.

Она принялась быстро и ловко накрывать на стол. Константин вскочил, желая помочь, потом вспомнил о цели своего визита, сел сам и попросил хозяйку:

- Арина, сядьте, пожалуйста. Нам необходимо серьёзно поговорить.

Она внимательно посмотрела на него, послушно села, но тут же вскочила вновь:

- Простите, Константин Дмитриевич. Я сейчас последние оладьи сниму… Ну, всё. Теперь я могу слушать вас и не отвлекаться на всякую ерунду.

Константину было неловко, и он начал с места в карьер:

- Арина, вы знаете тех, кто увёз Миру? Я ведь правильно понял: её увезли силой, против воли?

Он ожидал слёз, растерянности, страха. Но она спокойно кивнула и сказала:

- Да. Конечно.

- Вы не хотите рассказать мне, в чём дело? Тогда бы я лучше понимал, как вам помочь.

Арина помолчала, потом встала и тихо, но твёрдо сказала:

- Простите, Константин Дмитриевич, но пока я не готова посвящать в наши семейные дела посторонних. Вы очень помогли нам. Спасибо вам за Миру. И за Марту. Вы очень нас выручили. Я и подумать не могла, что Майи нет и что с Мартинкой придётся сидеть вам. Совсем про это забыла... Спасибо… И я, конечно, постараюсь всё вам объяснить. Но не сейчас. Чуть позже. Простите…

Константина неожиданно больно резануло то, что она отнесла его к посторонним. Хотя, конечно, он был для них чужим человеком. Кем же ещё? Знакомы без году неделя. А он туда же, в душу лезет и рвётся в защитники несчастной женщины и двух её дочерей. Что? Получил?

А с чего ты, мил человек, вдруг решил, что она несчастная? Что её некому защитить, кроме тебя? Чуть больше суток в няньках у младшей дочери и чуть меньше суток в спасителях у старшей не дают тебе никаких прав. Помог – и ладно. С трудом поборов разочарование, необидчивый обычно Константин, тоже встал.

- Арина, я всё понимаю. Прошу вас только об одном: будьте осторожны. Меня несколько дней не будет. Ваших друзей, - он кивнул в сторону дома Майи и Ильи, - тоже пока нет. Вы останетесь здесь совсем одни. Я очень сомневаюсь, что наш замечательный сторож встанет грудью на вашу защиту.

- Спасибо вам, Константин Дмитриевич, - она посмотрела на него с такой искренней благодарностью, что он сразу оттаял и стал беспокоиться за них ещё сильнее. – Вы не волнуйтесь. Я сегодня в три часа заступаю на сутки и возьму с собой девочек. Здесь им оставаться нельзя, разумеется. У меня есть возможность несколько дней пожить на работе. А потом… Потом я что-нибудь придумаю…

- Ну, что ж. Это тоже вариант, - кивнул Константин, - теперь мне будет спокойнее. Вы скоро уезжаете на работу?

- Примерно через час. Сейчас позавтракаем, вещи соберём – и поедем.

- Кстати, а на чём вы поедете? Ваша машина, как я понимаю, разбита?

- «Соната» моя не сильно пострадала. Мне её уже привели в порядок. Она в гараже. Так что не беспокойтесь.

Константин стоял, слушал её и с тоской думал, что они говорят всё не о том. Он кивнул ещё раз, попрощался и вышел. У его машины маялись Мира с Мартой. Быстро глянув в его напряжённое лицо, старшая сестра сунула ему в руку листок.

- Я на всякий случай написала вам номера телефонов: моего и маминого, по вашему совету я его теперь выучила. Держите. Вдруг пригодятся.

- Спасибо, - улыбнулся Константин. Как всегда, при общении с этими девочками ему становилось легче дышать и веселее жить, - если ты не против, я буду звонить утром и вечером, чтобы узнавать, как у вас дела. Хорошо?

- Конечно! – обрадовалась Марта. – Вы ей звоните, дядя Костя!

Мира тоже улыбнулась ему и, посмотрев на сестру, снисходительно покачала головой.

- Константин Дмитриевич, вы на маму не обижайтесь, пожалуйста. Она у нас очень хорошая. И вы ей нравитесь. Просто она пока сама не знает, что ей делать и как быть. А вас втягивать не хочет…

- Та-а-ак, - грозно протянул Константин, притворно хмурясь, - разве можно подслушивать?

- А мы не подслушивали! – невинно захлопала длиннющими ресницами Мира, и Марта закивала усиленно: мол, да-да, точно-точно, верно-верно, совершенно точно не подслушивали и даже не собирались. – Просто мы свою маму хорошо знаем.

- А меня, вы что, тоже хорошо знаете?

Мира хитро улыбнулась:

- Ну-у, и вас мы тоже уже немного изучили.

- Да что вы? И что поняли?

- Что вы не из тех, кто бросает людей в трудной ситуации. Даже если и очень хотите казаться равнодушным чурбаном…

- Да! Вы не чурбан! – встряла Марта, которой очень понравилось новое слово.

- Ах, ну да, конечно, как я мог забыть? - не выдержал и рассмеялся Константин. - Я не чурбан. Я круче Бэтмена.

- Вот именно. Я рада, что вы это поняли, - с невероятной мудростью во взгляде кивнула Мира.

Константин внимательно посмотрел на них и не удержался – притянул сестёр к себе и поцеловал обеих в макушки. Они не отпрянули, а с готовностью прижались к нему и притихли.

- Будьте осторожны, девочки. И, если что, сразу звоните. Я тебе, Мира, сейчас наберу, мой номер у тебя высветится. Ты его себе сохрани. Хорошо?

- Обязательно, Константин Дмитриевич, - серьёзно кивнула она.

Когда он отъезжал, в зеркале заднего вида ему махали две фигурки. И Константину казалось, что он уезжает от своей семьи. Обидно было только, что фигурок две, а не три. Не хватало одной, самой главной.




Зима 2006 года – июль 2008 года

Арина

В окно она видела, как Константин направился к машине и о чём-то недолго разговаривал с её дочерьми. Когда он вдруг шагнул к девочкам и обнял их, а они – обе! – с явным удовольствием приняли его ласку, сердце Арины сжалось. Она не впервые задавала себе вопрос, а не чувствуют ли Мира с Мартой себя обделёнными в их неполной семье? И снова не знала, как на него ответить.

Поначалу, сразу после их побега из поселения, она вообще ни о чём, кроме того, что они теперь на свободе, думать не могла. У них был дом, была их славная, добрая Надежда Фёдоровна, ставшая девочкам лучшей бабушкой на свете. А Арине казалось, что больше никто им не нужен. Ну, во всяком случае, она-то совершенно точно тогда ни в ком не нуждалась. И ей казалось, что и её дочери тоже.

Трёхлетняя Марта, ни разу за свою коротенькую жизнь не видевшая от не принявшего её отца ни ласки, ни улыбки, ни подарка, совершенно не страдала. Однажды, за несколько дней до очередного двадцать третьего февраля, придя из садика, она спросила:

- Мамочка, а где мой папа? А то мы открытки на праздник папам делаем. А кому её дарить, я не знаю.

Услышав вопрос дочери, Арина принялась судорожно перебирать в голове все советы психологов, как себя вести в подобной ситуации. Предвидя такой поворот событий и то, что её маленьким дикаркам нелегко будет прижиться в огромном городе, она, немного освоившись в Москве, пачками скупала журналы для родителей и книги по детской психологии и штудировала их с карандашом в руке. Вспомнив все, что рекомендовали специалисты, Арина как можно спокойнее ответила:

- Доченька, мы с папой решили пока пожить отдельно друг от друга. Он сейчас далеко. Работает в Сибири. Поэтому приезжать к нам не может. Но он помнит о вас и любит. Если хочешь, мы отправим ему твою открытку по почте. Или можем пока положить в коробку, а когда-нибудь позже ты сможешь отдать ему сама. Если тебе интересно, я могу на карте или глобусе показать, где находится Сибирь и где сейчас ваш папа. Ты увидишь, какая огромная у нас страна и поймёшь, почему он не может приехать.

Марта ко всем объяснениям матери отнеслась очень легко. Выслушав всё и с удовольствием изучив на стареньком глобусе Надежды Фёдоровны Сибирь, она кивнула:

- Понятно. Далеко он сейчас. Туда, наверное, и открытки долго идут, да?

- Ну, довольно долго, - согласилась Арина.

- А на этот праздник поздравляют только пап?

- Нет, почему? Это мужской праздник. Чаще всех поздравляют тех мужчин, которые или воевали, или служили в армии, а может быть, служат сейчас.

- А ты таких знаешь, мамочка?

- Конечно, - кивнула Арина, - помнишь твоего любимого дядю Борю с моей работы?

- Дядю Боречку? Да! – обрадовалась Марта, вспомнив начальника службы безопасности Арининого отеля. – А он что, военный?

- Да. Он даже воевал и был ранен. У него и награды есть.

- А можно тогда я его поздравлю?

- Конечно, - с облегчением выдохнула Арина, поняв, что разговор от скользкой темы про папу ушёл совсем в другую сторону, - я думаю, что ему будет очень приятно.

- Ур-р-ра! – звонко прокричала Марта. – Я буду поздравлять настоящего солдата!

- Бери выше, - уточнила слышавшая большую часть их разговора Мира, - ты будешь поздравлять настоящего полковника. Он же полковник, да, мам?

- Да.

- Ур-р-ра! – ещё громче возликовала её младшая дочь.

С того дня вопросы про папу она больше не задавала.

Но, разумеется, значительно больше Арину беспокоила старшая дочь. Мира помнила отца, который, пока она была совсем маленькой, довольно много времени уделял ей. Тогда она любила его. И Арина, когда готовила побег из поселения, вообще сомневалась, что одиннадцатилетняя Мира захочет ехать с ней и младшей сестрой.

Когда она осторожно завела разговор об этом с дочкой, то была готова ко всему: слезам, категоричному нежеланию уезжать и даже к тому, что Мира расскажет обо всём Венцеславу. Но, как оказалось, она плохо знала свою дочь. Выслушав торопливые, сбивчивые объяснения Арины, та негромко ответила:

- Я всё поняла, мама. Ты правильно решила. Нам давно следовало выбираться отсюда. Папа плохо поступает с другими людьми и совсем не любит ни тебя, ни Марту. Я хочу уехать с вами. Ты уже придумала, как мы убежим?