— И ты на это очень любезно согласилась. Как у нее дела?

— Она по-прежнему кладет зерна в салат под джутовым абажуром.

— А ее романтические похождения? Такие же сложные?

— Она выкачивает деньги из парней, а когда у них ничего не остается, она их просто бросает.

— То есть никаких изменений?

— Она пыталась наложить на себя руки, ее едва успели спасти.

— Мои сожаления.

— Так что же с этим исследованием?

— Планирую написать об этом роман.

— Прекрасная идея. Держи меня в курсе.

— Конечно, надеюсь, мы еще встретимся?

— Я тоже надеюсь…

— У тебя где-то есть друг?

— Где-то да, но я не знаю, где именно.

— Ты его найдешь.

— А ты?

Внезапно начинаю нервно ерзать на своем стуле и пускаюсь в невероятные рассуждения: мол, у меня нет времени, моя голова занята другим, я не готов к любви.

Рискую дать ей совет:

— Нужно научиться жить одному. Только так из этого можно выйти.

— Это печально.

— Напротив, свободная любовь — это гомосексуализм. А вообще, я люблю свинг и искусство.

— Что это значит? А как тогда быть с детьми?

— Вопрос в стадии разрешения…

— Но я нахожу тебя очень привлекательным…

— А ты, ты…

Вдруг я слышу смех и замолкаю, не закончив фразу. Поднимаю голову и замечаю Каролину, жену Флориана, в обнимку с Гаэлем Мареном, главным редактором. Этот осел лапает жену своего подчиненного! Черт побери, если он меня узнает, можно забыть о работе в качестве «негра»! Это стопроцентная безработица. Прячу лицо, прильнув к огромному бюсту Жеральдины, словно дикое животное, укрывшееся в траве при виде опасности.

— Матье, что с тобой?

— Скажи, ты хочешь, чтобы мы поцеловались?

— Что, вот так, сразу?

— Ну… да.

Жеральдина встает, нахмурив брови.

— Увидимся в ближайшие дни, — говорит она.

— Может, сегодня вечером?

— Чао.

В зале собраний

Новый поток холостяков влился в ряды нашей ассоциации. В большинстве случаев это тридцатилетние мужчины, но есть и более молодые, неспособные к семейной жизни, неопределенные типы, мечтающие о мире, о котором они ничего не могут сказать и лишь только впустую жестикулируют. Стажерка Надеж с нами распрощалась. Элеонора нашла новую работу. Подозреваю, что у нее новая любовь. Счастье словно лучится из нее, особенно из глаз и губ. Это счастье можно собирать ложками. Возможно, она пережила бурную ночь любви и преодолела новый этап в познании плотских удовольствий? Теперь у нее есть материал, чтобы составить энциклопедию о метафизическом кризисе в любви. Бернар по-прежнему председательствует на нашем собрании, уверенный, но скромный.

На столе я обнаруживаю брошюру о деятельности профсоюза отцов-холостяков. Одно из положений, которое было опубликовано в глянцевом журнале «Сингл», звучит следующим образом: «Движение отцов-холостяков в ярости, организованное в форме профсоюза нового типа, продолжает процветать, часто самым неожиданным образом. Сегодня у него есть специальное военизированное подразделение, которое непосредственно вторгается в нашу жизнь, занимаясь скандальными акциями. Это и похищение топ-моделей во время демонстрации мод, и распространение чувственных ароматов или мужских гормонов в общественных местах, и продажа с аукциона супружеских пактов (которые предназначены для холостяков со специфической ориентацией)… Безусловно, движение создало и социальные структуры: кассу взаимопомощи для желающих поменять пол, агентство по изменению внешнего облика, проведению спортивных тренировок»…

— Здравствуйте, меня зовут Флориан. Я пришел сюда по совету Матье, который здесь присутствует. Не знаю, хватит ли у меня смелости пройти все шесть этапов программы. (Вынимает из кармана листок бумаги, на котором мы написали его речь.) Мне тридцать семь лет. Работаю в издательстве, надеюсь продолжать там работать… Люблю книги, люблю документы, запах бумаги, стресс, возникающий накануне публикации. В настоящий момент занимаюсь биографиями звезд и различными происшествиями. Когда-нибудь надеюсь опубликовать произведения великих авторов. Хотя бы одного. Считаю, что каждый мужчина обязан хотя бы раз в жизни совершить исключительный поступок. Нужно проживать день за днем, стремясь к этому исключительному действию, которое будет результатом терпения и настойчивости. В этом мое кредо. Я женился в возрасте тридцати лет. Я встретил Каролину, мою будущую жену, в книжном магазине. Она подошла ко мне и спросила, известны ли мне интересные аргентинские авторы. Я никогда так и не узнал, был ли это предлог, чтобы меня проверить или познакомиться. Я ей посоветовал почитать Хорхе Луиса Борхеса, который, вероятно, является величайшим писателем XIX века. Она знала о нем только по лестным отзывам. Каролина поблагодарила меня и оставила свою визитную карточку. В то время она проходила интернатуру. Никогда еще я не видел такой красивой женщины. Вечером я засыпал, думая о ней. Меня пробирала дрожь — это был верный признак того, что я влюбился. Через год мы поженились. Но в последнее время Каролина стала отдаляться от меня, она была всем недовольна, а во время любви ее движения стали механическими. Однажды утром я застал ее в ванной комнате всю в слезах, ее лицо было перепачкано губной помадой, как будто она хотела обезобразить свое отражение в зеркале. Две недели спустя она заявила, что уходит от меня. Каролина клялась мне, что у нее нет другого мужчины. Но известно, что беда никогда не приходит одна: мой литературный директор отстранил меня от работы. У меня были юридические сложности с одним автором, это оказалось последней каплей, и дирекция меня не поддержала. У меня нет привычки жаловаться, надеюсь выстоять. Однако признаюсь: меня это мучает, но не больше, чем кого-либо другого в подобной ситуации. И меня это успокаивает. Пока я в целом остаюсь на этом уровне, мне представляется, что моя жизнь протекает более или менее нормально. Я всегда знал, что чувство меры — это ключ к успеху, как в любви, так и в других делах. Я обычный мужчина и хочу таковым остаться. Это не мешает мне иногда мечтать, но я хотел бы существовать в общеустановленных профессиональных рамках. До скорой встречи, друзья, я не пропаду.

Квартира у станции метро «Гонкур»

Через пару минут Вероника должна постучать в дверь. Прозвучал сигнал домофона, и я ответил, потому что, в сущности, я воспитанный человек. Теперь я слышу, как движется лифт и как он останавливается на нашем этаже… Луна держит меня за руку. Переговоры длились целый месяц. Впервые я буду знакомить свою подружку с дочерью. Вероника настояла: «Я хочу познакомиться с Луной, чтобы лучше узнать тебя».

Незадолго до этого друзья прожужжали мне все уши: «Осторожно, ты уверен, что у тебя серьезно с Вероникой? Подумай, прежде чем предпринять что бы то ни было». Я и сам не знаю, серьезно это или нет, ничего не понимаю в этой суете. И никто еще пока не придумал конкретного образа действия на тему «Хаос, объясненный невеждам».

Цель этой встречи незначительна по сравнению с глобальными проблемами, притаившимися за видимой стороной вещей. Но для меня, опытного отца, эта цель вполне оправданна: я хочу понять, каким образом могут сосуществовать близкие люди, как найти относительный компромисс, который впоследствии может быть пересмотрен.

Уже за два-три дня до встречи Луна начала задавать мне многочисленные коварные вопросы, например: «Скажи, папа, а как ты любишь Веронику, больше или меньше меня?» Напрасно я старался объяснить всю абсурдность такой иерархии в любви. Как доказать ребенку, что речь идет о чем-то неисчисляемом, что не может быть подвергнуто никакой классификации? Но теория часто оказывается бессильной перед эмоциями. Стоит лишь посмотреть на печальное личико моей дочурки при упоминании о Веронике, как мое сердце отца сжимается от боли.

Настойчиво звонят в дверь. Я открываю.

— Здравствуй, Вероника.

— Привет! Как дела? Ку-ку, Луна! Твой папа мне много о тебе рассказывал. Рада с тобой познакомиться. Как здесь жарко! Вы не хотите открыть окно? В метро было столько народа, и новые туфли мне жмут. Я натерла себе волдыри. Представляешь, у меня украли велосипед, который принадлежит моему бывшему. Он одолжил мне его на пару дней. Теперь впадет в истерику, когда я сообщу ему эту чудную новость. Но я же не виновата! Держи, Луна, вот твой подарок.

— Спасибо, — говорит Луна, ощупывая сверток.

Упаковка снята, и вот появляется обложка книги «Кирику и Колдунья».

— Тебе нравится?

— Да, я смотрела фильм.

— А песенку запомнила?

Луна начинает напевать:

— Кирику ростом не вышел, но зато смельчак…

— Здорово ты поешь, — замечает Вероника. (Это не так: у Луны совсем нет слуха.)

— Когда мой отец был маленький, — вдруг сообщает Луна, — он жил в Африке. Мой папа — африканец. Он очень сильный и занимается магией.

— Фантастика!

— И он уже купил мне книжку про Кирику.

Вероника бросает на меня мрачный взгляд. Кажется, она спрашивала моего совета, выбирая эту книгу, а я дал ей совершенно неверную рекомендацию. Мне была задана головомойка, да и церемония вручения подарка не удалась.

Луна уходит в свою комнату. Добрых пятнадцать минут уговариваю ее с нами поужинать.

За столом смущение усиливается. Стоит Веронике слегка приблизиться ко мне, как Луна расстреливает ее взглядом — реактивный снаряд с бронебойной головкой. Переход от дуэта к трио похож на маневр, требующий сложного стратегического плана. Вероника удивлена, но она все-таки осмеливается поцеловать меня в губы на глазах у Луны. Потом она гладит меня по волосам и громко произносит:

— Он — мой любимый!