Он, прикрякнув, неловко взялся за коляску и, наклоняясь, продемонстрировал затылок с жидкими, собранными в хвост волосами. Ей никогда не нравились длинноволосые мужчины. С каждым шагом по лестнице — он по одну сторону коляски, она по другую — реальность будто давила на виски, хотелось провалиться, удрать. Валерия была готова признать, что звонить ему было большой ошибкой, что это лишнее… особенно, когда он так на нее смотрит: ужас, прости господи!

Книжек Слава с собой не привез. Было вообще непонятно, зачем он приехал через весь город. В самом конце их недолгой прогулки Валерия, на самом деле будто охмелевшая, разомлевшая, совершенно сбитая с толку, спросила его об этом в лоб.

— Просто захотелось пообщаться с вами.

— Ага… а с мужем моим вы не хотите случайно пообщаться?

— Нет. И не случайно тоже не хочу.

Этот цирк пора было заканчивать, и она сказала, что идет в «Билла» за продуктами и что, как будут книжки, нужно встретиться, лучше всего прямо с Маринкой. Она, кстати, худощавая блондинка.

Славка почему-то на последнюю реплику никак не отреагировал.

Попросил ее номер телефона, и с одной стороны, Валерия ощущала себя полной дурой, потому что книжки все-таки нужно было собрать и передать, с другой — давать этому типу номер своего мобильного — слишком большая честь. В итоге вышло совсем по-дурацки:

— Слава, я все-таки замужняя женщина, и я не могу дать вам номер своего телефона, вы уж простите меня.

— Строгий у вас муж, однако. Он случайно не следователем работает?

— Нет, он менеджер в бытовой технике, — привычно отчеканила Валерия и тут же осеклась. — Ну, менеджер — это хорошо, только, по-моему, он вас не уважает. Впрочем, не мое это дело, уж простите меня… и спасибо, что позвонили, мне было правда приятно встретиться с вами.

Они расстались, и, оказавшись в магазине, Валерия чуть не плакала. От злости на себя, дуру. Наверное, едет сейчас и потешается над ней, и над Геной тоже…

Купив полкило эклеров со сгущенкой, Валерия пошла на площадку, где обычно они собирались с другими мамами. Там как раз рассказывали, как сегодня на ужин приготовят сырнички со свежими фруктами. Это здорово, она давно не готовила сырников!

Вернувшись домой, она с интересом осмотрела себя в зеркале — и так и сяк: «А я ведь еще ого-го, оказывается!» Настроение резко поднялось. Когда пришел Гена, ощущалась некоторая неловкость, обиды на его полуторачасовое сидение в гостиной перед телевизором и в помине не было. Валерия улыбалась, два раза приносила ему чай и потом долго, жарко обнимала, массируя его худые, мальчишеские плечи. Он был, без сомнения, лучше всех!

26

А к Любе пришло наконец чудо.

Она переходила тихую улицу Курчатова (где во дворе детская поликлиника) в неположенном месте, но с соблюдением всех предосторожностей. Машина взялась непонятно откуда, черный джип тормозил так, что толстая резина на колесах глухо и страшно шипела. Люба остановилась, держась за коляску, чтобы не упасть. Остановился и джип, съехав немного вбок, чтобы не мешать другим машинам. Открылась дверца. Люба испугалась, что сейчас все ее заявки на подарок судьбы перевернутся вверх тормашками, демонстрируя свою изнанку, и сто долларов, выпавшие из бандитского кармана, прилетят к ней не с той стороны, то есть их потребуют от нее за грубое нарушение правил уличного движения в качестве компенсации морального ущерба и возможного вреда автомобилю из-за экстренного торможения, и что там еще… принято требовать в мире богатых и наглых людей.

Высокий молодой мужчина был в черном пиджаке из лайковой кожи (точно как ей мечталось про киоск, только там была куртка). Выдержав небольшую паузу, которая необходима для оценки ситуации, Славка, вложив в голос как можно больше учтивости и вежливого беспокойства, спросил:

— Ну, вы как? Нормально?

Люба затравленно закивала, сжимая ручку коляски.

Новая пауза затягивалась. Машина, моргая аварийкой, тихо урчала.

— Не поедет? — неожиданно спросила Люба.

Славка резко дернулся, оборачиваясь, потом тряхнул головой, приглаживая собранные в хвост волосы.

— Да нет, там автомат, я парковку включил…

— Аааа… — улыбаясь и мелко кивая, сказала Люба, тоже пригладив волосы.

— Вы уж больше так не делайте… это у меня резина хорошая, тормозной путь небольшой…

— Да я как-то…. — не зная, что сказать, она опустила голову, снова поправляя волосы, рассеянно заглянув в коляску, где болтал ногами ничего не понимающий кареглазый ребенок в желтой шапке.

«Господи прости, несчастье-то какое», — с умилением подумал Славка.

— Вы точно в порядке, голова не кружится?

Именно так ее спрашивали год назад в роддоме… тут же стало приятно и тепло.

— Нет-нет, я толком и испугаться не успела…

— А меня вы напугали очень… — Вадик бы сказал тут: «Я не смог бы дальше жить, если бы кто-то из вас пострадал…» — что-то такое, но он не Вадик и так сказать никогда не сможет.

Люба впервые за эту короткую беседу глянула ему в глаза. Поднялось со дна души и весело булькнуло пузырьком узнавания приятное светлое чувство. У Вадика была книга какого-то русского художника, там были такие же юные женщины с пухлыми губами, ярким румянцем на белой коже, с черными волосами и голубыми глазами.

— Извините… — пробормотала она.

— Давайте я вас все-таки подвезу?

— Да куда… коляска же….

— Домой идете? Коляска влезет. Я задние сиденья положу, только вы возьмите ребенка на руки.

Люба и сама не поняла, как согласилась. У нее вообще-то было хорошее настроение сегодня, чудо уже произошло, хоть и без желательного материального оттенка. Алинку она взяла на руки. На мгновение, конечно, задумалась, как, наверное, везет той, что ездит на переднем сиденье этой и похожих машин. Сиденье было кожаным, прохладноватым и мягким, как раз как надо.

Забыв, что мотор работает, Славка повернул ключ зажигания не в ту сторону, под легкий срежет стартера вздрогнул, вообще выключил. Мелодично затренькал бортовой компьютер.

До угла Киото и Милютенко они доехали за считаные секунды. Люба забыла предупредить про поворот, потому во двор они не въезжали.

Обложенная бежевой плиткой «гостинка», типовой проект, девять этажей, квадратная коробочка, вся в балконах, небольшой двор с бойлерной и огороженной стоянкой.

— Может, давайте позвоним мужу, он вас встретит… хотя, стоп, он же на работе… — бормотал Славка, паркуясь.

— Нет, не на работе.

«Ага, замужем», — подумал Славка.

— Но я сама, спасибо, я вообще не успела испугаться, это сейчас уже…

Машина остановилась, возникла классическая пауза, когда один незнакомый человек подвозит другого незнакомого человека. Никто не торопился выходить.

Славка хотел что-то сказать, потом передумал, оставив на лице что-то вроде крякающей улыбки, полез за пазуху, достал портмоне. Люба похолодела.

Достал двести гривен, искренне смущаясь, протянул ей, хотя на самом деле хотел дать визитку, но визитница осталась в офисе.

— Вот… Вам, наверное…

Люба, смущенно и горячо кивая, взяла деньги, хотя это было очень трудно, неожиданно трудно.

Уже выгрузив коляску, Славка как бы между делом сказал:

— Если вам вдруг нужно будет подвезти чего или помочь, пожалуйста, обращайтесь.

Люба, уже пылая и сияя, смотрела куда-то в другую сторону. Полная молодая женщина, придерживая за капюшон годовалого ребенка, махала ей, с удивлением разглядывая машину.

Не дожидаясь ее реакции, Слава вытряхнул из бардачка какие-то рекламные проспекты, из того же внутреннего кармана достал ручку (Дюпон) и на какой-то брошюре написал свой номер. — Вот… если что — звоните.

В отличие от Валерии, Люба брошюру ни от кого не прятала, удивленно, как настоящее чудо, рассматривала мелкие, быстро написанные цифры. Чернила были какие-то странные, слегка размазавшиеся на мелованной бумаге, — ручка была то ли гелевая, то ли перьевая. На двести гривен Люба купила дочке три пары колготок и книжку, для себя шампунь и бальзам-ополаскиватель, женский глянцевый журнал, а еще триста грамм вкусного сыра, килограмм куриного филе и банку консервированных ананасов.

На историю о том, как жену чуть не сбила машина, Павел прореагировал своеобразно — сказал, что она дура и когда-нибудь таки угодит под колеса, и ее ему будет совсем не жалко, другое дело ребенок… про деньги он хмыкнул что-то невразумительное, быстро перейдя на благодатную тему мрази на дорогах. Собственно говоря, покупка всего вышеперечисленного была маленькой Любиной местью, ведь куда разумнее было бы пустить эти деньги в счет оплаты за электричество или квартиру — ведь периодически в дверную щель им засовывали грозные предупреждения, которые рано или поздно должны были обернуться реальными мерами.

Денег взять было совершенно негде. Раз в месяц мама Павла давала им пятьсот гривен из своей ветеранской пенсии. Этого хватало на хлеб, сахар, молоко, крупы и макароны. Все остальные продукты брались у Любиных родителей. Жили они неподалеку, в городе Мена на север от Киева. Родители были еще молодые и работящие, очень любили и Любу, и Павла, и Алиночку. Ездить к ним было накладно, зато там, в просторном светлом доме, она снова чувствовала себя маленькой девочкой, могла отоспаться вволю, могла есть до отвалу, никто ее ни в чем не упрекал, малышкой занимались круглые сутки, и чувствовала Люба себя там почти как принцесса, пусть даже по двору бегали куры. Но через несколько дней тоска по Павлу уже омрачала любую радость, и, отдохнувшая, полная сил, она неслась домой, с каждым километром ощущая себя коровушкой, возвращающейся с пастбища, — душа нестерпимо полнилась любовью, как вымя молоком.