- Нет. Просто хотела увидеться.

Я тоже хотел, хотел еще с того момента, когда позволил ей уйти, а потом сам же избегал визитов в «Корвин».

- Приятно, - изо рта вырывается облачко пара.

- Всё хорошо? – она стряхивает с плеч снег.

- Да. А у тебя?

- Хреново, но жить можно, - покусанные и обветренные губы кривятся в вымученной улыбке.

- Алис, - тихо произношу, сам не понимая, что именно хочу сказать.

- Нет, - чуть ли не вскрикивает она. – Не надо. Я просто хотела увидеть вас… тебя… Просто увидеть. Я не дура и всё понимаю.

- Иди сюда, - я притянул ее к себе и обнял. Она крепко прижалась ко мне, будто стремясь, срастись со мной. Алиса нуждалась в защите в тепле, любви и возможно она этого еще до конца не осознавала. Я же ничего не мог ей из этого дать. Нет, я этого хотел, но могу ли? Опустив руку на влажные от снега волосы Алисы, я прижал ее к себе крепче.   

- Я лучше пойду, а то твоя мымра недовольна будет, - бормочет где-то в районе моей шеи.

- Нет, - улыбаюсь,  - мы просто уедем отсюда.

13.

Я слабо отдавала себе отчет в том, что сейчас происходило. Связь с реальностью терялась вот уже второй раз, когда я позволяла себе млеть в руках Вадима. Мне просто хотелось его увидеть, я даже готовила себя к тому, что он выгонит меня, как только узнает, что я приперлась в его ресторан без приглашения. Но Воронов не только не прогнал, но и забрал с собой. Мне было плевать, куда мы едем, я просто хотела ощущать его рядом с собой. Ничего так сильно, так безумно я никогда не хотела в своей жизни, как то, чтобы Вадим просто обнимал меня.

Он не приставал ко мне, не лапал, как это часто пытались делать другие мальчишки, почему-то решив, что имеют на это полное право. Вадим заключил меня в кольцо своих сильных рук и постоянно целовал то в ухо, то в затылок, то в щеки. От такой нежности хотелось разреветься. Я ведь всегда была «колючкой». Плохо помню материнские объятия, наверняка, они были прекрасными, но об этом я могла только догадываться, воображать.

В детдоме к нам всем относились строго, а некоторые учителя типа Стеллы Георгиевны вообще ненавидели. Бывали, конечно, очень даже неплохие дни, всё же не весь период детдома был невыносимым. Но как ни крути, а отсутствие обычной ласки, внимания и хотя бы капли уважения сделали меня такой, какой я теперь была – нервной, часто обозленной, грубой. И стоило мне только раз узнать, что такое нежность, так я теперь нуждалась в ней, будто наркоманка. Мне хотелось всё больше и больше.

- И ведь не побоялась через весь город ночью прийти ко мне, - сбивчиво прошептал Воронов, когда мы вошли в его квартиру.

- Меня трудно напугать, - я принялась расшнуровывать кроссовки, чувствуя, что у меня дрожат и пальцы, и коленки.

- Я это уже понял, - Вадим помог мне снять куртку.

Я прошла в зал и уселась на диван. Внутри появилось щемящее чувство чего-то важного, что должно вот-вот произойти. Я будто находилась у черты, которую если пересеку, то никогда не смогу вернуться назад и стать прежней Алиской – девочкой-пацанкой, которая лезет в драки и ворует деньги.    

Вадим сел рядом. Его глаза-льдинки горели, а грудь вздымалась так часто, будто до этого мы бежали целый марафон. Я поджала пальцы на ногах и натянула рукава водолазки, надетой прямо поверх футболки, тем самым пряча свои руки.

- Знаешь, мне так жаль, что тебе пришлось через столько всего пройти, - вдруг заговорил Вадим. – Смотрю на тебя сейчас, такая тощая, с выпирающими коленками, совсем на ребенка похожа. А глаза… В них столько боли и осознанности. Никогда не видел ничего подобного. Никогда не думал, что возможно ощущать такое притяжение, от которого будто кости ломаются. Может, ты действительно ведьма, и приворожила меня одним своим взглядом? – он улыбнулся, я улыбнулась в ответ. – Не хочу тебе делать больно, - продолжил Вадим уже серьезным тоном. – Мне претит одна мысль об этом. Моя работа исключает любые человеческие слабости, а сейчас я чувствую себя именно слабым и знаешь что? Мне это нравится. Рядом с тобой я чувствую себя не просто машиной, а человеком, который умеет испытывать разные эмоции, не контролируя их. Хочу быть с тобой, но боюсь тебе навредить.

Я придвинулась ближе к Вадиму. Он смотрел на меня, не отрывая взгляда. Я понимала его опасения, сама ведь знаю, к чему может привести такая неосторожность. Но, может, игра всё же стоит свеч?

- Какой теперь смысл мне жить как я жила раньше, если я знаю тебя? – я провела кончиком пальца по глубокому шраму Вадима. Он прикрыл глаза и между его бровей возник болезненный излом морщинки. Надо же, насколько мы всё же похожи, носим шрамы, не имеем права на нормальную жизнь.

Я не могу описать своих чувств, что появляются во мне, когда я смотрю на Вадима. Это некая смесь из разных, противоположных эмоций. Они рвут мою грудную клетку, заставляют что-то дрожать в животе и инстинктивно сводить бедра. Рядом с ним мне жарко и холодно одновременно. Кожа становится гусиной и хочется улыбаться. Во мне будто бы оживает всё то хорошее, о существовании чего я никогда не подозревала. Как это вместить в одно слово? Не знаю. Но зато я четко знаю, что не хочу лишиться всего этого. Оно мне стало дорого.

Обхватив обеими руками лицо Вадима, я привстала на колени и первая его поцеловала. Неумело, не совсем правильно и, наверное, по-детски. Он улыбнулся, я почувствовала его улыбку на своих губах, а потом он притянул меня максимально близко к себе и поцеловал по-взрослому, оглушающе приятно, отрезая последний путь к моему отступлению. А был ли он вообще? 

Может и был, но я его перестала замечать в тот момент, когда с перебитым носом явилась к Вадиму за помощью. Не могу сказать, что я верю в судьбу и всю эту дребедень, но какая-то такая штуковина определённо свела нас.

Вадим продолжал меня целовать, забирая мой воздух, заставляя задыхаться и улыбаться, будто я самый счастливый человек на свете. А почему собственно «будто»? Я и была счастлива, по-настоящему, как ребенок. Прикосновения Вадима оставляли на моей коже незримые следы, и каждый этот след я ощущала настолько остро, что просто хотелось кричать.

Эмоции раздирали меня на части, и где-то глубоко в душе я понимала, что начинаю меняться. Вадим что-то делает со мной, превращает в женщину, учит ощущать его не как человека, который мне нравится, а как мужчину.

Его губы медленно переместились на мое запястье, он с таким упоением и нежностью целовал мой шрам, словно эта точка на моем теле для него бесконечно ценна и любима.

- Я остановлюсь. Если ты не хочешь, то ничего не будет, - низким голосом прошептал Вадим, коснувшись костяшками пальцев моей горячей щеки.

- Хочу, - сдавленно ответила я, глубоко дыша.

Больше он ничего не сказал, только улыбнулся, пьяно, счастливо и так красиво. У меня даже защепило в уголках глаз от нежного ощущения целостного счастья. Неужели так будет всегда?

Вадим подхватил меня на руки, так легко и просто, будто я совсем ничего не вешу. Обхватив его шею обеими руками, я прижалась своими губами к губам Вадима, ощущая, что теперь мой поцелуй уже не кажется таким детским и робким.

Мы переместились в другую комнату, что, судя по большой, просто королевских размеров кровати, была отведена под спальню. За окном были видны отблески взрывающихся фейерверков, но звук почти сюда не доносился.

Вадим осторожно опустил меня на кровать и провел ладонью по моим волосам. Я не двигалась, просто сидела и смотрела ему в глаза, ловя даже самое малейшее изменение во взгляде.

- Ты очень красивая, - вдруг проговорил Вадим, усаживаясь передо мной на корточки. – Я не хочу причинять тебе боль, но ты должна понимать, что первый раз может вызвать у тебя дискомфорт.

- Я доверяю тебе, - твердо заявила я и, взяв Вадима за руку, притянула к себе.

Мы целовались долго, влажно и сладко. Кровь в ушах шумела так оглушающе, смывая внешнюю реальность, превращая ее в ни что. Вадим относился ко мне с невероятной осторожностью, будто опасаясь что-то сделать не так.

Я не могла ничего с собой сделать, мое тело само собой извивалось под Вороновым, просило чего-то большего, горело, скапливая это «пламя» между моих ног. О сексе я знала не так много, как, наверное, нужно было бы. Видела пару раз фильмы для взрослых, в том числе и тот раз, когда Петя в нашей квартире обхохатывался с этого зрелища. Но там всё было показано так мерзко, что хотелось отвернуться.

Вадим помог мне избавиться от водолазки и футболки. Мне было жарко, но кожа всё равно покрылась мурашки, словно бы от холода.

- Всё будет хорошо, - эти слова Вадим повторял всякий раз, когда ощущал дрожь в моем теле, явно не осознавая, что она возникала далеко не от страха.

Он целовал мои плечи, ключицы, руки. Каждый его поцелуй заставлял меня поверить в то, что я действительно красивая. Закрыв от ранее неизвестного мне удовольствия глаза, я запрокинула голову назад, открывая полый доступ к своему горлу.

- Моя маленькая, - зачарованно шептал Вадим, возвращаясь к моим опухшим, пульсирующим приятной болью губам.

Теряясь где-то на грани реальности и чистейшего счастья, я открыла глаза и потянулась пальцами к рубашке Вадима. Он позволил мне самой разобраться с ней, освободив его от этой одежды, я бросила ее на пол и окинула быстрым, немного безумным взглядом обнаженный торс Вадима. Четкие контуры мышц, красивая кожа, усыпанная мелкими шрамами, каждый из которых имел свою особую форму. Их было так много, что мне даже трудно представить, как Вадим вообще выжил.

- Издержки работы, - с кривой ухмылкой объяснил он, заметив мой задумчивый взгляд.

Я ничего не ответила, просто коснулась губами шрама, что был расположен чуть выше солнечного сплетения. Гладкая поверхность этого шрама, показалась мне чудовищно неправильной, определенно здесь лишней. Но я ничего не могла с этим поделать, только целовать до онемения в губах.