— Тебя где носит? — больно хватает меня за локоть.

— Я не твоя вещь, и имею право на личное время!

— Пока ты под моим присмотром, в твоём лексиконе нет словосочетания «личное время», тебе ясно? — Он снова злится. — Ты знаешь, с какими людьми можешь столкнуться, свернув не туда? Здесь с тобой никто церемониться не станет — точно так же, как и в периметре, если не хуже. А я не собираюсь потом выслушивать от людей, что «не смог присмотреть за несчастной девочкой»!

Уже в который раз проглатываю свою собственную злость — кто-то из нас двоих должен быть умнее — и позволяю ему втянуть себя в дом; в гостиной замечаю спускающегося по лестнице Полякова-старшего и надеюсь, что он не замети нашего напряжения, чем ещё больше выведет из себя этого идиота.

— Здравствуйте, Геннадий Иванович.

Мужчина кивает на ходу и выходит их дома.

— «Здравствуйте. Геннадий Иванович», — передразнивает меня Ярослав и делает шаг в сторону столовой. — Перебежчица…

Изумлённо разеваю рот.

— Что, прости?

— Ты слышала. — Он разворачивается ко мне лицом, которое потемнело от злости. — Не смей разговаривать с ним — даже смотреть в его сторону не вздумай.

— Знаешь что, Поляков, катись к чёрту! — не выдерживаю. — Я не могу вести себя так же по-свински, как ты, тебе ясно?!

Пока он обдумывает мои слова, проношусь мимо него через всю гостиную, минуя коридор, прямо в свою комнату. Собираюсь захлопнуть дверь, но не успеваю — Ярослав толкает её вместе со мной, словно мы с дверью всего лишь ветер на его пути. В глазах парня полыхает костёр, и сверкают молнии; он хватает меня за плечи, больно впиваясь пальцами в кожу, и вжимает в стену, пока я задыхаюсь от страха.

— Не смей посылать меня, поняла! Даже члены этой семьи не имеют такого права, а ты здесь вообще никто!

Его слова бьют больнее любой пощёчины; мои губы дрожат, и я из последних сил стараюсь сдержать слёзы.

— Ты прав, — глухо соглашаюсь. — Я всего лишь девчонка с периметра; я живу в этом доме временно — до тех пор, пока самый мерзкий, эгоистичный, избалованный ребёнок из всех, что я знаю, не получит высшее образование! — Сама не замечаю, как повышаю голос. — У меня нет права учить здесь кого-либо или игнорировать — я по рукам и ногам связана правилами! Но при этом каждый может бросить в меня камень, если захочет — это ведь так справедливо! Знаешь, что? Меня всё это уже достало! Мне всё равно, какие отношения у тебя с отцом — хоть стреляйте друг друга на дуэли — но меня не смей впутывать в свои разборки, понял!

Кажется, я зря снова упомянула его отца — Ярослав уже кипел как действующий вулкан, и не было ничего, что могло бы спасти меня от его злости в этот раз. Я вполне себе ожидала, что он изобьёт меня до полусмерти в приступе гнева, но реальность превзошла все мои ожидания: с его губ срывается полушипение-полурычание, когда он впивает ими в меня. От неожиданности и испуга я буквально задыхаюсь, но не могу оттолкнуть его — мои плечи крепко впечатаны в стену. Это был не совсем поцелуй, а какая-то его извращённая форма — грубый, болезненный и совершенно невменяемый. Ярослав просто пытался доказать, что имеет власть надо мной, и кроме его злости я не чувствовала ничего.

Отталкиваю его, что было сил, потому что это слишком даже для него; мне казалось, что за его показной холодностью и злостью, которыми он награждал меня всё это время, можно было разглядеть что-то хорошее — большинство таким способом просто прячет свою боль — но в Ярославе не было ничего человеческого.

Он просто избалованный мажор, каким я и видела его всегда — ничего больше.

Кусаю его за губу со всей злостью, на какую только способна; парень с шипением отскакивает от меня, прижав руку ко рту, и на его пальцах я вижу алую капельку крови. Его глаза словно стали стеклянными — не то от чрезмерной необоснованной злости, не то это и было его нормальное состояние и истинная суть — не знаю. Но мне хотелось, чтобы он ушёл и никогда больше не попадался мне на глаза.

— Ты понятия не имеешь, что значит вести себя по-человечески! — шиплю. — А значит, не имеешь права учить меня!

Ярослав поджимает губы и сжимает кулаки; на мгновение мне кажется, что он начнёт орать или ударит меня, и всё это никогда не закончится, но парень зажмуривается и просто вихрем вылетает из моей комнаты. С гулко бьющимся сердцем падаю на стоящий неподалёку стул; мне всё ещё было немного страшно, но я злилась, потому что никак не заслужила такое поведение с его стороны. Вообще-то, это он испортил мои планы, лишив возможности жить под крышей Вадима, так что это я должна злиться на него и ненавидеть, но я ни разу за эти три недели не нагрубила ему — по крайней мере, первой я не начинала скандалить.

А он ведёт себя как придурок.

Руки дрожат, когда я беру в них кисточку. На этот раз даже картина не справляется с моими эмоциями, так что я просто заваливаюсь на постель и устремляю глаза в потолок, пытаясь успокоиться.

Чего бы мне это ни стоило, я завтра сама отправлюсь в универ.

[1] Отсылка к Гарри Поттеру.

Глава 6. Ярослав

Тот же день, позже вечером

Даже дико орущая клубная музыка не могла выветрить мою злость.

Сам не понимаю, что на меня нашло, но Варя постоянно выводит меня из себя. Она вряд ли делает это специально, но каждый раз так метко попадает в цель, что я просто слетаю с катушек. Я всего лишь попросил её не общаться с моим отцом — в конце концов, она здесь только ради меня — а она принялась психовать.

А после ещё и выставила меня злодеем.

Отлично устроилась.

Делаю знак бармену повторить мой заказ и потираю рукой лицо: понятия не имею, как повезу Варю завтра в универ и при этом смогу молчать. Скорее всего, по дороге я снова взорвусь, а она будет сидеть на встрече с одногруппниками красными от слёз глазами. Ну почему она такая упрямая-то, ну! Сколько раз я пытался объяснить ей, что в её же интересах просто молча выполнять всё, что я говорю, но она упёрлась и не желает уступать или сдаваться.

Своевольная девчонка…

— Надо же… — слышу ворчливый голос Марка за спиной; он плюхается на соседний стул и вперивает недовольный взгляд в зеркало за стойкой. — Не думал, что увижу тебя здесь.

Хмурюсь, потому что прежде не видел Климова в таком виде — обычно он петросянит и подкалывает всё живое вокруг.

— В чём дело, Клим?

Друг тоже хмурится и переводит взгляд на своё мутное отражение на стойке.

— Чёртовы бабы…

Мои брови удивлённо взлетают вверх.

— С каких это пор у тебя проблемы с девушками?

— С тех самых, как одна язва с периметра поселилась под моей крышей, — бурчит себе под нос, ноя всё равно слышу.

Выходит, не только у меня проблемный аккомодант.

— Тоже выносит мозг?

— Я ей так и сказал, — хмыкает Марк. — Она ответила, что в моей голове нет ничего, что можно было бы оттуда вынести.

Ржу, потому что согласен с девушкой, но вслух говорю другое.

— И как же ты спустил ей с рук такое?

Марк снова сводит брови.

— Она меня безмерно бесит, но я уважаю её за то, что она не боится высказывать мне правду в лицо — такого больше никто не делает. Конечно, я довожу её до слёз при каждом удобном случае, потому что она не должна знать, что имеет надо мной власть, но всё же я её уважаю.

Хмыкаю и опускаю глаза к бокалу с ромом; янтарная жидкость переливается в свете неоновых софитов, меняя цвет, и почему-то напоминает мне глаза Вари — они тоже темнеют, когда она начинает злиться. Залпом осушаю бокал и с грохотом опускаю его на барную стойку.

Чёртова девчонка и здесь не оставляет в покое.

Осматриваюсь по сторонам, но Терского нигде не видно, хотя он и не был никогда любителем ходить по клубам; это мы с Климом постоянно зависали то в «Джокере», то в «Спайдере», а Ян предпочитал сидеть дома и изучать стены или книги. Никто не мог понять, в кого он такой: его отец в его возрасте был сорвиголовой, а мать не отставала, так что друг был белой вороной даже в собственной семье, не говоря уже про сверстников.

Не от мира сего.

— Ты-то что здесь забыл? — запоздало спохватывается Клим. — Тебя ж обычно хрен вытащишься культурно отдохнуть.

Фыркаю — где Марк и где «культурно»?

— Скажем так — не тебе одному досталась язва с периметра.

— Понял.

Мы пару минут молча пьём; мой мозг уже начинает отключаться, но до Климова мне всё равно далеко: он уже дошёл до нужной отметки и принялся выискивать жертву на вечер.

— Эй, как тебе вон та, в красном? — интересуется, хищно улыбнувшись.

Бросаю взгляд в зеркало на девушку, в сторону которой указал Марк; она реально «что надо», и в любой другой день я бы сдёрнул её прямо у друга из-под носа, но сегодня мне хотелось тупо утопить злость в алкоголе.

— Я в любом случае пас, но ты дерзай.

Марк допивает вискарь и двигает пустой бокал бармену.

— Да кто бы её тебе отдал, Поляков! Эта красотка моя.

Безразлично пожимаю плечами — пофиг.

Не знаю, сколько сидел у барной стойки — помню только, что девочка в красном после нескольких попыток подкатить подпустила-таки к себе Клима и пошла с ним наверх — в вип-зону; я провожал их взглядом, но вместо них почему-то видел себя и Варю. Это заставило меня бухать ещё больше, потому что я не хотел видеть её лицо даже в мыслях.

А оно как специально бесило, мелькая перед глазами.

Ближе к четырём утра я всё-таки выполз из бара и сел в такси, которое вызвал бармен; всю дорогу до дома я периодически отключался, так что водителю пришлось меня тормошить во дворе дома. У отца в кабинете горит свет — это я вижу даже от входа сквозь матовое стекло, потому что его кабинет находится на втором этаже прямо возле лестницы. Я настолько в хлам, что не рискнул подниматься в свою комнату мимо отца — он не упустит случая прочистить мне мозги — так что я просто иду в комнату Вари.