Конечно, она много раз видела Вику во дворе до того, как он самостоятельно подошел к их ребячьей компании. Они с матерью обычно очень быстро проходили по двору и скрывались в неизвестном направлении. Лариса, вернее, смешная и нелепая девчонка Лорка, всегда гадала, куда могут так спешить красивая женщина в нарядном платье и не менее нарядно одетая девочка, которую никогда не отпускают гулять во двор одну. Лариса была уверена, что Вика – девочка. Имя, кстати, тоже казалось ей необычным, королевским. В их большой дворовой компании было две Люды, две Тани, Наташа и она, Лорка. Ни одной Вики не было даже в старшей группе детского сада, куда сама Лорка в то время хаживала. Однажды она спросила у матери:

– А Вика – это кто?

– Не очень понимаю твой вопрос, но если ты об имени, то Вика – это Виктория. В переводе с латинского языка это имя означает «победа».

– А разве можно человека называть победой?

– А почему бы нет? Пусть женщина, носящая это имя, будет победительницей!

– Тогда почему ты меня не назвала Викой?! – справедливо, как ей показалось, возмутилась Лорка.

– Честно говоря, я не задумывалась о значении имени, когда назвала тебя Ларисой. Мне оно просто нравилось – и все, – ответила мать.

– И оно совсем-совсем ничего не значит?

– Ну почему же… Я потом посмотрела в справочнике. Имя Лариса произошло от латинского слова «лярус» – чайка.

– Значит, я – чайка! – очень обрадовалась Лорка. Ей захотелось немедленно рассказать об этом своим друзьям во дворе. Пусть они теперь зовут ее не Лоркой, а Чайкой!

Она и рассказала. Но дворовый народец как-то не проникся, и Лариса так и осталась для всех Лоркой.

И вот однажды девочка Вика вдруг оказалась во дворе одна и даже подошла к детской компании. Тогда-то и выяснилось, что это вовсе не девочка. Лорка зачарованно глядела на необыкновенного мальчика с серьезным строгим лицом, крутым упрямым лбом, темными локонами до плеч, в белом кружевном воротничке, с большим шелковым бантом на груди. Так выглядели маленькие принцы из сказок или эльфы. В Лоркиной жизни таких мальчиков раньше никогда не было. Все ее дворовые и садиковые приятели летом одевались в темные шорты и разнообразные футболки, чаще грязные, чем чистые. На головах носили «ноль с челочкой» или неухоженные вихры, торчащие в разные стороны. В руках, покрытых цыпками и царапинами, они, как правило, держали танки или пожарные машины. В лучшем случае – мячи. Странный мальчик Вика держал куклу необыкновенной красоты, каких в своей жизни Лорка тоже никогда не видывала. Эта кукла в соломенной шляпке стала Лоркиным наваждением. Она виделась ей в мечтаниях и снах, в которых всегда была ее собственностью. Вика не был жадным. Он всем девчонкам давал играть этой куклой. Всем, кроме нее, Лорки. Может быть, потому, что она, единственная из девчонок, позволяла себе насмехаться над длинными Викиными волосами и особенно почему-то над шелковым бантом. На самом деле она восхищалась и бантом, и волосами, которые тоже казались шелковыми, но, разумеется, не могла признаться мальчишке, что просто немеет от восторга, когда его видит. Своими насмешками и придирками маленькая Лорка выражала любовь, которая навсегда поселилась в ее сердце. Конечно, в те времена она об этом даже не догадывалась. Она просто интуитивно все время старалась оказаться рядом с Викой. Тогда она думала, что стремится к этому только для того, чтобы лишний раз ущипнуть его, дернуть за волосы, что-нибудь вырвать из рук. Лорка была уверена, что хочет сделать странному Вике больно или неприятно. На самом деле ее необъяснимым образом тянуло лишний раз прикоснуться к нему.

Лорка чувствовала, что Вика ненавидит ее за бесконечные дразнилки, щипки и тычки, но ничего не могла с собой поделать. Ей необходимо было как-то выражать свои чувства, с которыми во времена дворового детства она, конечно же, точно определиться не могла. А вот кукла в кружевных панталончиках и соломенной шляпке с цветами была, как ей казалось, даже за пределами ее чувства к Вике. Если бы тогда ей, маленькой девочке, предложили выбрать, чего она больше хочет – гулять за ручку с темнокудрым мальчиком, похожим на принца, или получить в полное и безраздельное владение его удивительную куклу, она надолго задумалась бы, а потом, возможно, выбрала куклу. Да, скорее всего выбрала бы ее, но после все равно положила ее обратно к Викиным ногам. Она ведь однажды все же вырвала у него из рук его дивную красавицу в пышном платье и до вечера того дня была безумно счастлива от осуществления запредельной мечты. Потом родители ее выпороли, а куклу отнесли обратно. Лорка так и не смогла до конца простить именно порки. А куклу скорее всего и сама отнесла бы потом Вике. Оказалось, что мечтать об обладании куда прекраснее, чем обладать. А еще выяснилось, что кукла, даже самая прекрасная, – ничто по сравнению с человеком. Девочке хотелось во двор, к Вике, а это было бы невозможно, если бы кукла оставалась у нее.

А потом Лоркиным родителям дали новую квартиру совсем в другом районе города. Они были бесконечно счастливы и радостно паковали вещи. Лорка все предотъездное время находилась в состоянии тягучей тоски. Она не сразу догадалась о ее происхождении, но когда во дворе встретилась взглядом с Викой, все поняла, насколько была в то время способна. Даже этот Викин взгляд, полный негодования и презрения, ей, Лорке, был жизненно необходим. Она готова вести с ним бесконечную и самую непримиримую войну, лишь бы только быть рядом. Она, правда, надеялась, что сможет приходить из нового двора в старый, но вскоре выяснилось, что это невозможно. Особенно ей, девочке, которой только-только исполнилось семь лет. В старый двор с нового места жительства надо было ехать через весь Питер с двумя пересадками. Даже ей, весьма независимой с детства особе, эдакое не под силу, да и денег на транспорт нет.

С тех пор Лорка никогда не появлялась в старом дворе, но образ Вики ее преследовал еще очень долго. Все-таки он был очень необычен, этот мальчик, который на девочку походил только издалека. Несмотря на завитые локоны и обилие кукол в собственности, Вика имел вполне мальчиковое лицо и вел себя почти по-мальчишески. Может быть, именно эта мужская ментальность, которую не смогло убить материнское воспитание, и позволила ему достаточно легко войти в дворовую компанию. Он никогда не ныл, не обижался по пустякам и, что особенно удивительно, никогда не стеснялся своих кукол. Он их любил, и все быстро приняли это как должное, поскольку очень скоро он научился играть в «ножички» лучше всех, быстрее многих бегал и один во дворе мог кататься на велосипеде без рук.

В новом дворе никто уже не называл Ларису Лоркой. Впрочем, она так и не стала в нем до конца своей. Осенью пошла в первый класс и дружила только с одноклассниками. Когда пришла пора влюбляться, она влюблялась, но все ее платонические возлюбленные, а потом и любовники, были чем-то неуловимо похожи на Вику. Они обязательно были брюнетами с чистыми, чуть смугловатыми лицами и большей частью с карими глазами.

Когда Лариса увидела в «Кукольном Доме» куклу, такую же, как в детстве у Вики, она, конечно, вспомнила этого мальчика и свое странно болезненное чувство к нему. Но купила куклу не затем, чтобы вспоминать Вику. Просто еще раз попыталась осуществить мечту детства. Именно поэтому отломила репликанту мизинчик, чтобы сходство с оригиналом было еще более полным. Уж теперь ее, Ларису, никто не сможет выпороть и отобрать игрушечную барышню. Меньше всего она ожидала, что Варвара будет уничтожена именно Викой. Впрочем, теперь Юсупов очень мало походил на Вику. Он носил очень короткую стрижку, был высок, широкоплеч, выбрит до синевы и… слишком независим… слишком…

Теперь же именно то обстоятельство, что взрослый Виктор Юсупов и мальчик Вика ее детства оказались одним и тем же человеком, добавило Ларисе страданий. Она давно поняла, что по-настоящему любит его, а то, что эта любовь, как оказалось, была не новой, а возрожденной старой, а потому – вечной, добавляло чувству особую значимость, сакральный смысл. Лариса думала, что разучилась любить со времен школьной юности, когда бросила все, что имела, под ноги однокласснику Кириллу Смирнову. Теперь же ужасалась при одной только мысли о том, что Смирнов мог бы и ответить на ее любовь взаимностью. И что тогда? Они поженились бы, завели кучу детей, и она, Лариса, больше никогда опять не встретилась бы с Юсуповым? Нет! Все случилось так, как должно было случиться! И никогда не могло быть по-другому. Кирилл Смирнов – всего лишь ошибка юности. Самой судьбой ей определен Виктор Юсупов. Он один!

Правда, додумалась Лариса до этого неутешительного вывода не сразу. Сначала она решила, что страшно, нечеловечески унижена. Юсупов не просто пренебрег ею, он оскорбил ее, бесцеремонно испортил дорогую куклу и даже не попытался за нее заплатить. Дело, конечно, не в деньгах, а в принципе. Она ждала, что он позвонит и хотя бы извинится, но Виктор не звонил. Потом Лариса решила, что ей и не надо, чтобы звонил, потому что простить его она никогда не сможет. После подумала, что, возможно, простила бы, если бы он нашел какие-то особенные слова. Затем вдруг осознала, что уже давно простила его без всяких слов. Но Виктор по-прежнему не звонил. Лариса впала в самую черную меланхолию, никогда ранее ей не свойственную. Окружающим казалось, что она заболела или серьезно переутомилась, и все хором советовали поехать в санаторий, чтобы сменить обстановку, отдохнуть и подлечиться. Понимая справедливость советов друзей, выехать из города, где находится Виктор, Лариса не могла. А вдруг все же позвонит, а она в санатории…

Но время шло, а Виктор не звонил. Надо было что-то делать, но что именно, Лариса не знала. Конечно, можно позвонить самой, но пальцы почему-то каждый раз попадали не на те кнопки мобильника, когда она на это решалась. Должно быть, неспроста. Звонить явно не стоило. Еще можно приехать к Виктору домой, ведь адрес Лариса знает, но она понимала, что не переживет, если он захлопнет перед ее носом дверь, что вполне в юсуповском стиле. После этого останется просто выброситься из окна его подъезда. Никогда ранее не принимавшая Анну Каренину, теперь Лариса готова была взять ее себе в подруги. Броситься под поезд – чем не выход в безвыходной ситуации?