– Ну что вы, Наталья Ильинична! Разве можно заводить детей от такого алкоголика, как Вовка!

– А от кого ж тогда? Простите мне мое любопытство, но вы ж первая начали рассказывать. Я вас об этом не спрашивала.

Дана смутилась. Видимо, самой стало стыдно за свою счастливую откровенность, но ответить теперь было необходимо. Ее действительно никто за язык не тянул.

– Есть у меня человек… – тихо сказала она и почему-то покраснела. – Хороший очень…

– Женатый, поди? – предположила Наталья Ильинична, потому что ей очень не хотелось, чтобы Данка от неудержимой радости хорошела и дальше.

– Нет-нет, он не женат… Все у нас хорошо, – быстро ответила Дана и уже совсем собралась открыть дверь квартиры, поскольку, наконец, нашла ключи.

– Подождите! Я сейчас! – Наталья Ильинична крикнула таким высоким напряженным голосом, будто ее только сейчас осенила какая-то необыкновенная мысль, и юркнула к себе. Через минуту она уже снова была на площадке с куклой собственного изготовления в руках. Протянула ее Дане и сказала: – Возьмите, Даночка, на счастье! Я сделала эту куколку сама. Поглядите, она такая же прехорошенькая, как вы! Вы просто должны быть вместе!

– Ну что вы… – попыталась отказаться явно смущенная Дана. – Вы сами сделали… так красиво… Ее же на выставку надо!

– Да какая там выставка! – отмахнулась Наталья Ильинична. – Куда приятнее знать, что куколка будет у такой красавицы, как вы!

– Спасибо, – Дана еще раз улыбнулась, прижала куклу к себе и, наконец, открыла дверь своей квартиры.

Наталья Ильинична в это время стояла у лифта, будто намереваясь идти в магазин со своей кошелкой. Когда же за Даной захлопнулась дверь, она вернулась домой. В магазине ей нечего делать. Подсолнечная халва еще не закончилась, и даже осталось три штучки бело-розового зефира.

Пожилая женщина прошла в кухню, тяжело опустилась на табуретку и удовлетворенно подумала, что вовсе не все хорошо у этой Данки. Просто так не краснеют сразу всем лицом, как перезрелый помидор. Врет она, что мужик ее не женат. Видно же, что-то не так! А теперь, наверное, будет еще хуже… Оно и поделом…

* * *

Артур Самойлов ненавидел свое имя. Когда он был ребенком, оно казалось ему слюнявым, немужским. Сейчас – гламурным. Но не менять же? Глупо как-то. Внешностью своей он тоже никогда доволен не был. В лице всегда было что-то от героя сентиментального романа: большие яркие глаза с длинными ресницами, пухлые губы, нежная кожа. Даже волосы и те мягкие, чуть волнистые. Будучи мальчишкой, он несколько раз отстригал проклятые ресницы ножницами, подпаливал спичкой, но они потом непременно восстанавливались и, как ему казалось, назло всем экзекуциям делались еще гуще и длиннее. Имея хороший рост, он, при этих своих ресницах, всегда нравился девчонкам, но ему почему-то казалось, что не тем. Та, о которой он мечтал, не могла купиться на принца из сентиментальной сказки. Той, которая ему нужна, должны быть интересны брутальные мужики. Собственно, словечко «брутальный» не было в ходу в пору его юности, но слово «мужик» и без всякого определения говорило само за себя. Он, Артур Самойлов, в юности на мужика никак не тянул, только на маменькиного сынка, а позже – на вшивого интеллигентишку. Несмотря на очень удачное прозвище Турок, стать довольным собой он так и не смог.

Отец всегда заставлял его заниматься спортом, суровая спартанская жизнь в дальних гарнизонах страны закалила и сделала крепким физически, но вожделенную брутальность он так и не приобрел. Конечно, подбородок окреп, темная щетина на нем тоже работала на сугубо мужской образ, но понравиться себе Артур так и не сумел. Неприятен ему был и собственный характер – такой же мягкий и податливый, как волосы. Он пытался сознательно культивировать в себе жесткость, уверенность и безапелляционность и даже добился кое-каких успехов (в противном случае никогда не был бы назначен на должность коммерческого директора), но в душе оставался чувствительным, романтичным и сентиментальным. Из-за этой самой излишней сентиментальности и романтичности отношения Артура с женщинами никак не складывались. Возможно, дело было в том, что он искал внимания не тех, которые смогли бы составить его счастье. Ему нравились сильные, уверенные в себе женщины. Те самые, которые должны бы, как ему казалось, влюбляться в брутальных самцов. Он корчил перед ними такого брутального самца, сколько мог, но потом все равно срывался на сантименты с чувствительными признаниями, ласковыми словечками и романтическими подарками. Ни одна из его возлюбленных этого неожиданного (как им, возможно, казалось) перелома в нем выдержать не смогла.

Вот и Лариса… В какой-то момент Артур почувствовал, что опять начал делать что-то не так. С одной стороны, она радовалась его подаркам и цветистым признаниям в любви, с другой стороны, чем-то тяготилась. Однажды почти в пиковый, как ему казалось, интимный момент он нечаянно глянул на ее лицо. Оно выражало откровенную скуку. Артур, конечно, постарался, чтобы она немедленно исчезла из глаз Ларисы, но это выражение запомнил. И с тех пор начал ловить его на ее красивом лице все чаще и чаще. И чем больше он старался для этой женщины, тем сильнее она отдалялась от него. При неожиданной встрече с одноклассником Витькой Юсуповым Артур решил проверить свое предположение. Виктор выглядел как раз тем самым брутальным самцом, на которого ему самому так хотелось походить. Что будет, если познакомить его с Ларисой?

Вышло именно то, что он и ожидал. Юсуп понравился Ларисе с первого же взгляда. Оставить равнодушным Витьку Лариса не могла, потому что нравилась вообще всем мужикам без исключения. Предаваясь с другом детства воспоминаниям, Артур чувствовал, что в его квартире происходит переплетение аур Юсупа и Ларисы. Сам он сделался как бы предметом обстановки, на фоне которой начал разворачиваться новый роман. Он нисколько не удивился не только уходу Ларисы, поскольку давно его ждал, но и стремительному старту Юсупа, который не стал скрывать, что отправляется за его женщиной.

После их ухода Артур здорово напился. Винить было некого, кроме себя. Он сам и устроил это свидание Ларисы с Витькой. Кто его заставлял приглашать в гости обоих? С другой стороны, может, и хорошо, что Лариса таким образом смогла порвать с ним разом, не растягивая расставания. Возможно, и в самом деле все, что ни делается, к лучшему?

Дана оказалась совсем другой. Если в Ларисе непостижимым образом переплетались женское и мужское начала, то Дана была стопроцентной женщиной. Таких подруг у Артура еще не было, и он никак не мог понять, нравится ему это или нет. Именно Дана теперь исполняла ту роль, на которую в отношениях с другими своими подругами все время срывался Артур. Она обнимала и целовала его гораздо более страстно, чем он ее. Во время любовной прелюдии обычно Артур зацеловывал Ларису с головы до ног, от губ до каждого пальчика. Теперь он сам царственно лежал перед Даной, а она гладила его тело своими маленькими теплыми ручками, целовала горячими губами, доводя до такого экстаза, какого он не знал ни с Ларисой, ни с другими женщинами. Разумеется, не нравиться это Артуру не могло, но было очень непривычно.

Дана никогда не спорила с ним и почти всегда принимала его точку зрения. Иногда Артуру казалось, что она лукавит, чтобы понравиться ему еще больше, но потом убеждался: эта женщина самым искренним образом верила в то, что ее мужчина во всем прав. Дана была не слишком умна и образованна, зато как-то по-особенному жизненно мудра, и советы, которые она давала без особой охоты, только под его нажимом, всегда показывали единственно правильный выход из создавшегося положения.

А еще Дана прекрасно готовила. Очень скоро Артур уже не мог есть полуфабрикаты, даже самого высокого качества. Он до сонливой сытости объедался ее пирогами, котлетами, пельменями и начал побаиваться, что скоро начнет расти поперек. Дана же на эти его опасения особого внимания не обращала, продолжала печь ему блины и оладьи по утрам, уверяя, что приготовленная ее руками еда натуральная и правильная, а потому принести никакого вреда не может. Артур тут же, не отходя от стола, начинал верить этим ее словам и до отвала наедался очередным кулинарным шедевром.

Именно Дана первой сказала ему о любви и потом повторяла и повторяла это каждую ночь в постели, обжигая его поцелуями и балуя самыми изощренными ласками. Артур о любви молчал. Первый раз за всю свою историю отношений с женщинами. Дана же ничего от него не требовала – ни слов, ни особых действий. Казалось, ей достаточно того, что он с ней рядом только в качестве объекта ее собственной любви.

Артур не раз задавал себе вопрос, любит ли Дану или ему с ней просто удобно и очень комфортно, но ответа не находил. Отношения с этой женщиной развивались по непривычному для него сценарию, а потому обескураживали. Красавицей Дану трудно назвать. У нее было довольно простенькое, маловыразительное личико. Правда, когда она смотрела на него, своего мужчину, ее лицо освещалось такой самозабвенной любовью, что делалось небесно-прекрасным.

Знакомить Дану со своими друзьями Артур пока опасался. Во-первых, она не была такой блестящей женщиной, как Лариса, которой всегда приятно похвалиться. Во-вторых, она вряд ли смогла бы поддержать разговор ввиду своей простоты и какой-то детской наивности. Но самое главное, конечно, не в этом. Главное в том, что Артур действительно сомневался в своей любви к ней. Ему казалось, что он, негодяй и мерзавец, просто пользуется Даной, продолжая заглядывать в лица других женщин в надежде найти и покрасивее, и поумней.

И однажды ему показалось, что такая женщина опять попалась на его пути. Они познакомились в дорогом кафе, куда Артур отправился перекусить перед очередным совещанием. Его прямо повело за столик в углу, где в полном одиночестве сидела женщина. Он видел ее только со спины, но звериным чутьем уловил флюиды, ею испускаемые, – возможно, для него одного.

– Здесь свободно? – спросил он.