Даллас чувствовала, как в ней закипает гнев. Гнев и обида. До чего же все несправедливо.

— Уходи, Бобби, — бросила она резко. — Уходи и не возвращайся, если ты дорожишь собственным здоровьем.

— Еще парочку сотен, — неожиданно принялась умолять Бобби. — Еще пару сотен, и ты меня больше не увидишь. Я понимаю, тебе за меня неловко, но, девка, постарайся поставить себя на мое место и понять.

— Я все понимаю. Я вижу, ты решила, что здесь у меня банк.

— Тебе повезло… — заныла Бобби. — Что для тебя пара сотен? Мне требуется… Мне надо заплатить одному мужику…

Даллас смотрела на негритянку. Жалкое зрелище. Но какой бы жалкой она ни была, от нее необходимо избавиться. Хватит ей Лу Марголиса, еще и Бобби — явный перебор. Она полезла в сумочку и вытащила шестьдесят долларов.

— Все, что у меня есть, — сказала она решительно.

Бобби выхватила деньги.

— Сойдет, — ухмыльнулась она, — пока. На следующей неделе снова жди. Собери побольше, и я оставлю тебя в покое. Знаешь, это справедливо. Ты должна меня понять, ласточка, ведь это мне ты обязана всем сегодняшним, без меня ты бы осталась ничем. — Она засунула деньги за пояс брюк и вздохнула. — Нам, работающим девушкам, стоит держаться вместе. Мы ведь с тобой когда-то неплохо время проводили. — Она легко погладила руку Даллас. — Припоминаешь, милочка? Припоминаешь?

Даллас отвела руку.

— Ты лучше вспомни о бассейне, Бобби. Больше денег не дам, поняла? Никаких больше денег.

Бобби хихикнула.

— Ага… я бассейн помню. Но тогда тебе нечего было терять. А теперь ты вон где! — Ее глаза постепенно затягивала пелена. Она пощупала деньги, чтобы убедиться, что они на месте. — Я забегу через пару деньков, мы все и обсудим. А сейчас мне надо идти, привести себя в норму. — Она удалилась, постукивая нелепо высокими каблуками.

Даллас опустилась в кресло. Господи! Что ей делать? Лу Марголису не удалось с ней справиться. Почему же тогда глупая, обдолбанная шлюха представляет такую проблему?

Она прижала пальцы к вискам, массируя их. Как она ни старалась, ни одной дельной мысли не появилось. Ничегошеньки. Никакого решения. Надо будет еще как следует подумать. А пока нечего делать, придется платить.


Коди похлопал себя по животу.

— Ужасно вкусно! — воскликнул он. — Я таких вкусных макарон еще не ел!

Даллас улыбнулась.

— Потренируюсь, будет еще лучше.

Коди протянул руку.

— Сядь-ка. Я вымою посуду.

— В смысле, загрузишь ее в посудомойку.

— В смысле, почищу сковородки.

— Ты очень мил.

— К звезде должно быть подобающее отношение. Я хочу, чтобы ты сегодня прочла сценарий.

— Сегодня не могу, Коди. Вымоталась.

Он немедленно проявил сочувствие.

— Тяжелый день?

— Утомительный.

— Еще четыре недели — и первые шесть серий будут в коробках. Мы устроим себе медовый месяц, поедем, куда ты захочешь.

— Я так долго ждать не могу. Очень уж тяжелое расписание.

— Им приходится так вкапывать. Одна часть каждые шесть дней, тогда можно заработать. Если брать в целом за год, получается неплохо. Ты делаешь двадцать четыре серии в год, это только пять месяцев работы, остальное время — твое.

— Благодарю покорно. Да еще реклама Мэка, различные выступления и, будем надеяться, фильм. У меня совсем не осталось свободного времени.

— А зачем тебе оно?

— Я хочу ребенка.

Коди от изумления выпрямился.

— Ты хочешь чего?

— Ребенка. Я хочу ребенка.

Он засмеялся.

— Всего неделю назад вышла замуж и уже хочет ребенка! Да у нас полно времени впереди, в будущем году мы урежем „Женщина — творение мужчины" до двенадцати серий в год. Почему мы не можем подождать?

Даллас взглянула на него. Он думает, что она шутит. Пошел он к черту. Не нужно ей его разрешение, только его желание, а в этом недостатка она не ощущала. Теперь, когда они поженились, он готов был заниматься любовью в любое время, а она с каждым разом физически все отдалялась от него. Он, похоже, хотел наверстать упущенное. Нельзя сказать, чтобы он не старался доставить ей удовольствие. Но он уж слишком усердствовал, засовывая язык во все возможные и невозможные отверстия в своих попытках угодить ей. „Не надо!" — этот возглас стал постоянным. Она старалась смягчить тон, но на самом деле ей хотелось крикнуть: „Оставь меня, не дотрагивайся до меня!" И, разумеется, он понимал, что делает что-то не так, и потому еще больше старался.

— Пожалуй, пойду лягу спать, — сказала она.

— Пожалуй, я присоединюсь к тебе.

— Зачем? Еще рано.

— Мне так хочется. — „Господи! Ну еще бы ему не хотелось! И все же, что такое между ними происходит?"

Его изначальный порыв был правильным. Он должен был держаться подальше, дать ей время. Теперь они женаты, а она не хочет его. Он это чувствовал. Инстинктивно. Он должен был послушаться собственного внутреннего голоса и оставить ее в покое. Он знал, что ничего путного из этого не выйдет. Но чтобы так быстро? И при этом никакого другого мужчины, вытеснившего его из ее сердца? Этого Коди понять не мог.

Ведь это она хотела, чтобы он на ней женился. Никто ей пистолет к виску не приставлял. И теперь все эти разговоры о ребенке…

Она лежала в постели в полном изнеможении. Бобби. Проклятая Бобби. Что ей делать?

Какой-то момент она раздумывала, не рассказать ли Коди. Переложить весь этот груз на его плечи. Но тогда Бобби может такое ему наговорить… Этого она не перенесет. Нет, придется просто платить, и платить, и платить.

Глаза наполнились слезами, и она повернулась спиной, едва Коди лег в постель. Он нерешительно погладил ее по плечу, но она лежала как каменная. Пошел он к черту, один вечер обойдется.


На следующий день на студии появилась Дорис Эндрюз, миссис Лу Марголис. Она вела себя, как королева, навещающая своих подданных, а они все кланялись и улыбались. Она великодушно улыбалась в ответ, принимала комплименты, осторожно пробираясь среди декораций. Наконец остановилась около оператора.

— Здравствуйте, милочка! — помахала она Даллас, которая как раз делала третий дубль трудной сцены. — Я пришла, чтобы повести вас на ленч.

Даллас неохотно улыбнулась. Только этого ей не хватало. Не хватало жены-лесбиянки Лу Марголиса.

Она закончила сцену. Чак крикнул „Снято!", и ей ничего не оставалось, как окунуться в облака духов „Джой", пока Дорис крепко целовала ее в обе щеки.

— Я уже давно собиралась приехать, — говорила Дорис своим голоском маленькой девочки. — Хотела поздравить вас с удачной рекламой у Мэка. Просто замечательно. И поможет вашей карьере. Но разве я не говорила вам еще у нас на приеме, что из вас получится нечто особенное? — Она заговорщицки засмеялась. — У некоторых из нас это есть, у других — нет. У вас есть, моя дорогая, я это сразу увидела. А уж я-то не ошибаюсь никогда. Господи, да мне ли не знать! Двадцать лет в этом ужасном бизнесе… — Она помолчала, васильковые глаза на мгновение затуманились. — Я заказала обед в личной столовой Лу. Только для нас двоих. Лу сегодня нет, он дома, немного простыл, но я всегда настаиваю, чтобы он не выходил из дома даже при самом легком недомогании. Ему нравится, когда я обращаюсь с ним, как с ребенком. — Ее голос слегка задрожал. — Всем мужчинам нравится, когда с ними обращаются, как с детьми. Помните это, дорогая, и тогда вы сумеете удержать любого мужчину. Разумеется, с вашим лицом, фигурой и такой прелестной грудью у вас этих проблем не будет… Скажите, вы делаете специальные упражнения для поддержания груди в форме?

Даллас быстро сказала:

— Я никогда не обедаю, миссис Марголис.

— Дорис, моя дорогая, зовите меня Дорис. Так делают все мои друзья. — Она взяла Даллас под руку. — А я уверена, что мы будем друзьями. Я с такой теплотой к вам отношусь, как будто мы знаем друг друга много лет. Сегодня мы будем обедать. Немного салата, несколько ломтиков копченой лососины. Свежий ананас. Я заказала его специально для вас.

Даллас ничего не оставалось, как последовать за ней к голубому лимузину, который в мгновение ока доставил их к офису Лу Марголиса. Сначала муж, теперь жена. Почему, черт возьми, эта парочка не оставит ее в покое?

Стол уже был накрыт. Стояла бутылка белого вина.

— Я не пью во время работы, — запротестовала Даллас.

— Ну конечно, — согласилась Дорис, наливая ей бокал. — Даллас, дорогая, расскажите мне о себе. Вы ведь не здесь родились?

Даллас прямо тут, над тарелкой с едой, придумала себе подходящую биографию. Дорис кивала при каждом ее слове, ее голубые глаза заволоклись слезами при упоминании о погибших в автокатастрофе родителях и умершем (наконец-то правда!) от передозировки наркотиков богатом женихе.

— Я никогда не принимала никаких наркотиков, — таинственным шепотом поведала ей Дорис. — Наверное, когда я была молодой, наркотики не были в ходу, а сейчас Лу ни за что не разрешил бы мне попробовать. — Она самодовольно рассмеялась. — Лу очень строгий и правильный, знаете ли.

— В самом деле? — спросила Даллас, заталкивая в рот кусок лососины и накладывая себе на тарелку ананаса. Чем скорее кончится этот обед, тем лучше.

— Да, — продолжала Дорис, хихикая на манер испорченного дитяти. — Он руководит моей карьерой железной рукой. В любовных сценах — только иногда поцелуй. Никаких плохих слов. Все мои фильмы очень популярны среди семейной аудитории. — Она поколебалась, потом добавила: — Он даже нашу интимную жизнь регламентирует.

Даллас вовсе не хотелось об этом слышать. Она разглядывала свой ананас и мечтала, чтобы Дорис заткнулась.