- Что случилось, мама?

- Ничего, - отвернулась та.

- Нет, ты все-таки объясни, потому что я не понимаю.

- Понимать тут нечего.

- И все-таки.

Женщина помахала рукой, показывая на продукты на столе и спросила неприязненно:

- Это теперь так называется?

- Что называется? - разозлилась Даша.

- А то, что ты не пожелала принять помощь от отца ребенка! - Даша была потрясена, сколько патетики прозвучало в ее голосе. - И вместо этого готова... с кем попало. За... Я не так тебя воспитывала.

Господи Боже... Это был удар. Даша молча ушла из кухни и заперлась в ванной. Ей надо было продохнуть. Переварить все то, что мать сейчас на нее вылила. Через какое-то Даша вышла. Продукты так и лежали на столе.

Несколько раз выдохнула, сжав кулаки, и стала быстро и методично раскладывать все по полкам холодильника. А в душе зрел протест. Наконец, когда закончила, все-таки решила поговорить с мамой. Прояснить. Потому что это было обидно и крайне оскорбительно.

Та была в комнате с ребенком, молчаливая и заряженная достоинством.

- Я, наверное, не совсем точно выразилась. А ты неверно поняла, - начала Даша. - И я хочу, чтобы ты знала. Ничем я за ЭТО не расплачивалась.

- Тебе виднее, - спустя какое-то время проговорила мать, так и не взглянув в ее сторону.

У Даши так и вскипело внутри.

- Значит, принимать подачки от мерзавца, бросившего меня с ребенком, ждать от него милости, это нормально? А от человека, готового искренне помочь и не требующего ничего взамен - аморально?! Ты это хочешь сказать?!

- Он отец твоего ребенка, - упрямо проговорила мать. - И он может еще одуматься и вы будете вместе.

- Это он тебе мозги промыл, да? Названивал, пока меня не было?!

Мать промолчала.

- Ты хоть представляешь себе...?! - она аж задохнулась - В каком качестве я при нем должна была быть, он же женат?! А?!

- Он может развестись.

- Что?! Что, бл****?! Что?!!! - все цензурные слова у Даши закончились. - Он сказал, а ты поверила?

После этого Даша просто ушла к себе в комнату. Спустя какое-то время мама пришла к ней, плакала, винилась. И все равно твердила, что лучше бы она помирилась с Тимуром, потому что мальчику нужен отец.

Теперь уже Даша молчала в ответ. Поражаясь тому, как, когда этот мерзавец успел настолько промыть матери мозги. Она просто не представляла. Но от этого не легче.

Утром уходя, строго настрого запретила матери общаться с бывшим. И даже пригрозила, что если это продолжится, она вынуждена будет забрать ребенка и уйти. Мама расплакалась.

- Девочка моя, я же хочу как для тебя и Максимки лучше.

- Позволь мне самой судить, что для меня лучше. - проговорила Даша.

Мать все еще сокрушалась, но не открывать бывшему и не отвечать на звонки все-таки пообещала. Но все равно видно было, что думает она иначе.

В общем, как Даша ни старалась, а клеймо проститутки на нее уже поставили. Но не говорить же об этом Игорю. А он смотрел и ждал, и Даша уже знала, что пытаться что-то скрыть от него бессмысленно.

Поэтому выдохнула несколько раз и застыла, глядя в стену. А потом рассказала, отрешенно выталкивая из себя короткие фразы. Самую суть. Было стыдно и обидно. И так страшно одиноко.

Пока он ее не обнял.


***

Игорь не удивился, просто в который раз убедился, что его не обманывает интуиция. Когда девушка немного успокоилась, он спросил:

- Даша, постарайся вспомнить, не было ли такого, что на момент внезапной смерти твоего папы вдруг обнаружилась недостача, или что-то в это роде? Не приобретал ли он что-то крупное, скажем, недвижимость?

Она замерла, изумленно на него глядя, а потом открыла рот.




Нихрена его выдержки так не хватит. Если она будет смотреть на него ТАК. Потому что просто себя не контролирует.

Уже второй раз. Он даже сообразить не успел, а уже прижимал ее к груди. С трудом заставил себя не стискивать ее судорожно и не распускать руки. Не зарываться пальцами в теплые светлые волосы. Пушистые и мягкие как у ребенка.

Черт, ему не надо думать о детях, потому что это наводит на мысли о сексе. О сексе рядом с ней думать нельзя, его и так корежит как пацана, бл****, а тут еще наводящие мысли.

Впрочем, нет. Как раз о ее ребенке и следует думать. Это отвлечет от мыслей о тонком теле, что он держал в объятиях.

Невесомо прикасался кончиками пальцев к позвонкам на узкой спинке и заставлял себя думать не о ее нежной коже, до которой хотелось добраться. А о том, что все дерьмово. И судя по тому, что он только что услышал, и этой девочке, и ее маленькому сынишке, уже отведена определенная роль в планах папаши.

Гаденыш, мать его. Игорь себя считал холодным, лишенным сентиментов и принципов, а тут просто монстр. Если бы не необходимость сдерживаться, он выругался бы вслух.

Пришлось сосредоточиться на вопросе, который он ей задал.


***

А Даша и не заметила, когда успела привыкнуть к тому теплу, которое ощущала в его руках. Привыкла настолько, что уже не удивительно, чего это шеф обнимает, а вроде и само собой разумеющееся. Но так же не положено.

Где не положено, кем не положено? А если она устала, ей холодно и одиноко одной? А с ним передышка. Как будто она перелетная птица, а он утес.

Черт, что за мысли. Ей хотелось сказать себе:

- Очнись Соболева, очнись.

Но птице было так хорошо на утесе.

Пока ее не заставил окончательно прийти в себя этот странный вопрос. Она даже не сразу смогла собраться, чтобы осмыслить.


...Постарайся вспомнить, не было ли такого, что на момент внезапной смерти твоего папы вдруг обнаружилась недостача, или что-то в это роде? Не приобретал ли он что-то крупное, скажем, недвижимость?...


Слишком неожиданной оказалась смена темы.

Даша зажмурилась, погружаясь в тяжелые для нее воспоминания. Снова нахлынуло все это, закружив в кошмаре тех дней. Казалось, такая несправедливость, что мир раскалывается. И не на кого опереться. Тот, про кого она думала, станет для нее каменной стеной, бросил ее в первую очередь. Вернулась горечь, как напоминание о страшном ожоге. Уже зажил рубец, а стоит вспомнить, и боль возвращается снова.

И на фоне пережитого ее теперешние обиды виделись такой мелочью, как будто теперь она могла смотреть на это сверху вниз. Все можно пережить, все сделать, пока мы живы. Подумаешь, клеймо шлюхи поставили, оно ее даже не запачкает.

А его взгляд, мягкий и вместе с тем пристальный взгляд, вытягивал из нее и эту боль, развеивал, как пепел по ветру. Она засмотрелась в его глаза, понимая, что в этой жидкой ртути просто утонет.

Усилием воли заставила себя закрыть рот и кое-как вынырнула. А потом сглотнула, окончательно приходя в себя, и проговорила:

- В тот момент много странного обнаружилось. Того, чего быть не должно было. В том числе и крупная недостача. Но папа никогда не... 

Даша замялась и болезненно поморщилась.

- Он бы никогда не проворовался, понимаешь?

Ей было важно донести до него свою уверенность. Не для того, чтобы обелить память отца, а просто потому что так и было, а то, что случилось, было не правильно!

Как ни странно, убеждать Надеина не пришлось, он кивнул, а потом отстранился, выпуская ее из объятий, и отошел. Даше показалось, что он сделал это слишком поспешно.

Будто ему было трудно с ней рядом находиться.

Опять это ощущение, что она позволяет себе лишнее. Но он словно почувствовал, обернулся через плечо и проговорил:

- Ты права. В том, что никакого воровства не было, я как раз уверен.

И вдруг улыбнулся и как будто обжег взглядом. А ее бедное сердце сделало кульбит. Кошмар какой-то, что за мысли внушает ей этот мужчина. Однако он начала говорить, и слова его были серьезны. И когда до нее дошел смысл...

Она тихо всхлипнула, озноб пошел по коже.

А дальше...




Игорь специально отошел, чтобы не касаться, даже отвернулся. А потом буквально кожей ощутил, как от нее снова повеяло тоской и одиночеством. Понял, что именно сейчас ей нужна поддержка.

- Даша, - проговорил он, обернувшись. - Мне удалось достать нужные сведения.

Наверное, эту информацию не следовало выдавать вот так в лоб, надо было мягко подготовить. Или как-то дозированно. Но он интуитивно почувствовал, что после того эмоционального пролапса, ей необходим выход положительной энергии.

Он просто не ожидал, что его самого этим выходом сметет.


***

Когда Игорь так сказал, у нее вдруг замерло дыхание. Потому что носить в душе это дикое противоречие три года, три года бороться и уверять себя, что произошедшее какая-то дурацкое недоразумение и несправедливость. И вместе с тем понимать, что мир циничен и жесток, и в нем кошмарной правдой может оказаться ВСЕ...

Было очень трудно, не потерять внутри себя веру. Но это единственное, что ее поддерживало. Ведь даже мать приняла и смирилась. Признала, что ее муж был неудачником и вором.

А сейчас этот человек говорил, что у него есть подтверждение. Такое чувство, словно разом закончились силы и одновременно выросли в душе крылья,

Озноб пошел по коже, а на глаза навернулись слезы.

В следующее мгновение он уже снова был рядом, держал ее крепко. Исчезла отстраненная осторожность, теперь в его руках была какая-то голодная сила. А губы пили ее дыхание, надежду, удивление, горечь, восторг.

- Я же не железный, - шептал он между поцелуями.