– Что? Договаривай, раз начал! – Джейн тоже вскочила на ноги и уставилась на него. – О чем ты думал?

Эдмунд глубоко вздохнул.

– Я думал, что ты можешь сделать все, что захочешь, в том числе и раздобыть десять тысяч. Но при этом ты наверняка подвергнешь себя опасности. А этого, дорогая, я никак не могу допустить.

Джейн отпрянула.

– Как ты опять добр! Не могу спорить с тобой, когда ты так добр.

– В таком случае нам вообще не стоит спорить, потому что я добр всегда.

– Я имею в виду – действительно добр, как будто… – Джейн отвернулась. – Как будто я для тебя что-то значу.

Эдмунд знал, что ей не понравится, если просто ответить «конечно значишь», поэтому спросил:

– Почему ты думаешь, что это не так?

Джейн напряглась.

– Памятуя, как ты отреагировал на одну сказанную мной фразу в брачную ночь…

– Что ты меня любишь? – Эдмунд коротко рассмеялся. – Ну, за это можно и простить!

Джейн с болью в глазах продолжала смотреть на него, и он понял.

– Значит, нельзя? Ты не простила меня за то, что отвернулся, ведь так?

– А ты? Ты меня простил за то, что сказала?

– Любовь – это не то, за что надо просить прощения, Джейн. Она… – Эдмунд запнулся, пытаясь подобрать нужное слово, нахмурился. – Не знаю. Я ничего не знаю о любви.

– Это я уже поняла. – Джейн села на стул. – Эдмунд, я оставила тебя, потому что ты никогда не полюбил бы меня. Больше того, ты даже не хотел, чтобы я любила тебя. Сначала я думала, что проблема во мне, что ты почему-то чувствуешь ко мне отвращение.

Он резко выпрямился.

– Ничего подобного!

– Да, – согласилась с ним Джейн, – теперь я знаю, что это не так. Проблема в тебе. Давным-давно ты где-то оставил свое сердце и так никогда и не вернулся за ним. Ты ищешь маленькие частички его в каждом встречном, позволяешь всем любить тебя по чуть-чуть, но сам ты ни к кому ничего не чувствуешь.

Эдмунд чувствовал себя опустошенным, как будто его только что жестоко избили.

– Моя дорогая Джейн, ты описываешь чудовище.

– Нет. Я не твоя Джейн. Согласна, в глазах закона твоя, но не думаю, что ты когда-нибудь считал меня своей. А если тебе кажется, что я описала чудовище… Что ж, может, потому ты никогда так и не заявил прав на меня.

Эдмунд издал странный гортанный звук, и она покраснела.

– Нет, не физически, а… Не знаю, как это назвать… Интимный союз? Если бы истинная близость была лишь физическим актом, ты был бы женат уже очень давно.

Он чувствовал боль от ее слов, точно она была зеркалом, отражавшим худшие его черты… ну пусть не худшие, но и не достаточно хорошие.

Пожалуй, лучше присесть.

Пока Эдмунд пытался нащупать стул, Джейн продолжала.

– Нет, не чудовище, а скорее, очень одинокого человека, такого как я. Кого-то, кто хочет любви, но не знает, как ее добиться. Я не понимала этого, когда уходила, но понимаю теперь, поэтому и пришла сегодня. Навсегда я не вернусь никогда.

Она сказала все, что хотела, и сдунув волосы с лица, спросила:

– Неужели ты ничего не ответишь?

– Зачем? Ты говоришь, я слушаю.

– Опять эта вежливость… Ты вежлив до тошноты. Признаю: я никогда раньше не была в подобных ситуациях, но, как мне кажется, если одну сторону не устраивают отношения, то другая…

– О, лучше остановись, Джейн. Ты только навредишь себе, если закончишь фразу.

Она застыла с открытым ртом и посмотрела на него так, будто он ткнул ее вилкой для тостов.

– И не смотри на меня так. Ты уже однажды произносила эту фразу. Я тогда подумал, что это смешно, и запомнил ее. – Он постучал по уху указательным пальцем. – Я слушал, Джейн. Но не думай, что я жду, пока ты замолчишь, нет: я жду, пока ты наконец выскажешь все, что хочешь. Мне важно понять, а не гневаться из-за неправильно понятого слова. Но если тебя больше устраивает, чтобы тебя все время перебивали, так тому и быть. Я могу жаловаться, приходить к поспешным выводам, смеяться над твоими мыслями, разговаривать с тобой жестко – словом, что угодно. Я всегда стараюсь говорить то, что собеседник хочет услышать.

Эдмунд все это произнес спокойно, так, словно прикладывал лед к ранам, что нанесла ему Джейн.

– Почему ты не говоришь людям правду? – Она подняла брови.

– Потому что не всякая правда приносит пользу. Ты думаешь иначе?

– Как и большинство.

Эдмунд пожал плечами.

– В таком случае меня не заботит мнение большинства, и я поступаю так, как считаю правильным. В данном случае я хочу понять, почему ты ушла.

Джейн отвела взгляд.

– Но ты мне не веришь.

Ему на глаза попались красные ягоды, сохранившиеся на последней ветке остролиста, которая лежала между их стульями. Должно быть, Джейн уронила ее, когда он сжег тост или когда принесли чай.

Эдмунд наклонился поднять ветку.

– Я понятия не имел, что ты так думаешь, Джейн. Конечно, я верю тебе. Ты человек опасный, но это лишь значит, что тебя лучше держать в союзниках.

Она прищурилась.

– Это что, такой комплимент или оскорбление?

– Ну разумеется, комплимент. – Эдмунд снова сел, покручивая в пальцах веточку остролиста.

– Значит, ты все же не доверяешь мне или доверяешь недостаточно, чтобы позволить самой решить, что о тебе думать.

– Это все, чего ты от меня хочешь – наставничества? В таком случае я стану похожим на тебя: ты рассуждала о законе, не имея ни малейшего понятия, что это такое.

Джейн опять замерла с открытым ртом, и Эдмунд почувствовал себя победителем, потому что смог пошатнуть ее мнение о нем. «Да, дорогая: собака умеет лаять и кусаться, а ты думала, что совсем меня приручила?»

– Я выслушал тебя, Джейн, и согласен, что ты во многом права, но вот в чем вопрос: не жалеешь ли ты, что вышла замуж?

В ожидании ответа у него скрутило желудок, к горлу поднялась желчь, и Эдмунд прижал кулак к груди, словно хотел загнать ее обратно.

– Что, опять болит?

– Не беспокойся. Но я задал вопрос… Впрочем, неважно: мы в законном браке, нравится тебе это или нет, – мне просто стало интересно.

Напряжение спало, дышать стало легче, и он разжал кулак. Изломанный остролист упал, оставив царапины на его руке.

– А ты сам не жалеешь?

Он выпрямился и отряхнул руки.

– Тебя жалею, но сам рад.

– Что ж, отвечу и я: ничуть не жалею.

– Лучше, чем я думал. – Эдмунд поднялся на ноги и подошел к столику с китайской вазой, будто в ней хранились ответы на все вопросы и мудрость тысячелетий. – Но ведь этого недостаточно, я прав?

– Смотря для чего, – ответила Джейн твердо. – Мы уважительно относимся друг к другу, так что в обществе будем на хорошем счету, но достаточно ли этого, чтобы снова жить под одной крышей? Мне – нет. Я не смогу.

– Как и я.

Она озадаченно сглотнула. Вместо того чтобы извиниться и подойти ближе, Эдмунд отошел еще дальше, к камину, поворошил угли, хотя они уже были разбросаны.

Чуть повернув голову, Эдмунд краем глаза заметил, что Джейн обхватила себя руками. Да, в комнате стало прохладно, но камин тут точно не поможет. Вытянув руки, он коснулся каминной доски, почувствовал ее холод и произнес коротко:

– Я знаю, ты хочешь, чтобы наш брак был другим. Тебе нужно больше, ты не согласна довольствоваться тем, что я предлагаю. Ты хочешь какого-то… ненастоящего меня. Настоящий Эдмунд не тот человек, которого ты видишь рядом с собой.

Он уронил руки и выпрямился, все еще не глядя на нее.

– Когда я вижу твое разочарование, то не знаю, к кому из нас чувствую большее отвращение.

Как бы еще крепко Джейн ни обхватывала себя руками, уберечь сердце от раны не было никакой возможности. Сглотнув подступившие слезы, она подождала, пока сможет снова стать баронессой, холодной и собранной.

– Возможно, нам следовало быть откровенными друг с другом еще до свадьбы.

– Не знаю, могли ли мы. – Эдмунд жестко рассмеялся. – Тогда я даже не мог себе представить, что когда-нибудь придется обсуждать подобные вопросы. Никто не подвергал меня таким испытаниям, как ты.

– Это комплимент или оскорбление? – в который уже раз спросила Джейн.

Он передвинул несколько предметов на каминной доске.

– Полагаю, и то и другое.

Почему-то этот ответ казался правильным: прямой и заточенный, как нож, он буквально пронзил ее.

– Думаю, мы не с того начали, – осторожно выбирая слова, расслабив руки и глядя на ладони, начала Джейн.

– Эту беседу?

– Нет, отношения. Мое пристрастие к азартным играм, твои попытки меня защитить, шулерство Шерингбрука… Любой договор, заключенный при таких обстоятельствах, обречен быть дьявольским.

– То есть все пошло не так уже тогда…

Он молчал так долго, что она позволила себе взглянуть на него. Эдмунд стоял, опершись подбородком на руки, отблески огня гуляли по его лицу, и выглядел старше и жестче. А может, так казалось из-за того, что она просто давно не рассматривала его столь придирчиво. Джейн питала детскую любовь к своему идолу доброты, а он вообще ее не знал. Да и что она о нем знает? Только то, что он безукоризненно честен. Но какие демоны выковали эту честность?

Она чуть не рассмеялась, осознав абсурдность ситуации. Вот они сидят лицом к лицу у огня, с виду нормальная супружеская чета, но видимость ничего не значит. Скоро она вернется в особняк Хавьера, и каждый из них опять станет одиноким.

Как скоро Эдмунд заведет себе любовницу? Ей не хотелось об этом думать, но пришлось: ведь это неизбежно.

Джейн, будто в последний раз, смотрела и смотрела: волевой подбородок, лицо, слегка присыпанное веснушками, широкие мускулистые плечи. Она знала каждый дюйм его тела, но даже не представляла, что творится у него в сердце.