– Убежден: у вас с ним нет ничего общего.

– А я ничего подобного и не говорила, – осторожно заметила Джейн.

Неужели своим излишним дружелюбием она в самом деле поощряла Беллами? В высшем обществе у многих супружеских пар принято смотреть на брачные клятвы сквозь пальцы. Возможно, Беллами посчитал их брак обычной ширмой?

– Не думаю, чтобы я когда-либо его поощряла. Ты считаешь иначе?

– Беллами не требуется особого поощрения, – заметил Эдмунд, пока лакей забирал тарелки. – Как я заметил, ему достаточно и…

Он на мгновение задумался, и Джейн усмехнулась:

– Это опять одна из фраз, которые тебе никак не удается закончить?

– Не думаю. Впрочем, лучше совсем закрыть эту тему. Больше ни слова о Беллами. Расскажи о прогулке с леди Одриной. Вы встречались впервые после бала в доме ее родителей?

– Да. – Джейн подождала, пока уберут тарелки для супа и поставят другие, из китайского фарфора, с говядиной и морковью в медовом соусе. – Одрина моя первая подруга в Лондоне.

Эдмунд чуть замешкался, потом сказал:

– Замечательно.

– Ты опять чуть не спросил о Беллами?

– На этот раз я вовремя себя остановил. – Эдмунд насадил кусочек моркови на вилку. – Если кто-то в тебя и влюблен, то здесь нет и не может быть твоей вины.

– Да, ты прав, – обреченно согласилась Джейн.

Заявление мужа стало очередным напоминанием, что его-то она никак не может в себя влюбить.

Стараясь не думать о сердечных ранах, она сосредоточилась на трапезе.

– Однако то, что джентльмены обращают на тебя внимание, свидетельствует об их прекрасном вкусе, – продолжил Эдмунд как ни в чем не бывало.

– Что? – Джейн едва не уронила приборы.

– Ты должна нравиться.

– В том смысле, в каком, например, нравится носить шубу зимой? Ради собственного комфорта?

– Нет, я не это имел в виду…

– Ох, ну ладно!.. – Джейн попыталась выдавить улыбку, но внутри у нее все трепетало.

После ужина они перешли в гостиную. Гостей сегодня не было, поэтому не было и смысла из столовой расходиться по разным помещениям.

– Если хочешь, кури свою сигару и пей портвейн здесь, – предложила Джейн.

– Какое великодушие! – воскликнул Эдмунд. – Может, присоединишься?

– Сигар мне не хочется, а вот портвейн я бы попробовала.

– Быть может, лучше бренди?

Эдмунд направился к барной стойке, наполнил бокал янтарной жидкостью и, вернувшись, предупредил:

– Пей медленно. Это крепче хереса и портвейна.

– Знаю, я не так глупа.

– Я ничего подобного и не имел в виду.

Хихикнув, она сделала небольшой глоток, и Эдмунд спросил:

– Что скажешь?

Она не только ничего не могла сказать, даже думать ни о чем не могла. Леденящий холод во рту сменился обжигающим жаром, который волной прошел по телу, острый, вяжущий вкус вызвал кашель и обильную слюну.

Рискуя поперхнуться, она все-таки решилась проглотить бренди, и ей здорово обожгло горло, на глазах выступили слезы.

– Неплохо. Мне нравится, – еле выдавила Джейн, и Эдмунд рассмеялся: – Лгунья! У тебя слезы ручьем.

– Это от радости: наконец-то я попробовала бренди.

– Знаешь, тебе вовсе не обязательно его допивать. – Эдмунд протянул руку, будто собирался забрать бокал, но она машинально отдернула свою.

Жжение в горле начало проходить, а вязкий привкус на языке сменился острой сладостью, немного маслянистой.

– Думаю, я это допью.

Теперь Джейн точно знала, чего ожидать, и сделала второй глоток. Яркий вкус бренди заполнил рот, тепло разлилось по рукам и ногам.

– Да-да, допью. Может, если я это выпью, мне больше не захочется.

– Пить?

– Да, пить. Что же еще? – Очередной глоток обжег рот. – Кажется, я уже пьянею?

– Не думаю, от трех глотков… К тому же после ужина бренди не должно ударить в голову.

– Ты не хочешь выпить немного?

– Нет настроения. – Он вернулся к барной стойке, закрыл шкафчик и провел рукой по лакированной панели темно-красного дерева. – Лучше не испытывать судьбу.

– В каком смысле?

Джейн было уже не просто жарко, и она принялась обмахиваться рукой словно веером, не забывая подносить бокал ко рту. Короткий завиток волос щекотал лоб, и она его сдула.

– Ни в каком. У меня очень чувствительный желудок. – Эдмунд подошел к камину и, поворошив кочергой угли, бросил через плечо: – Тебе тепло?

– Да.

Она опустилась в ближайшее мягкое кресло и поставила бокал на журнальный столик розового дерева. Довольно бренди. Эдмунд только что признался, что нездоров.

– Так тебя беспокоит желудок?

Он не сразу ответил, продолжая ворошить угли кочергой, пока те не заалели.

– Ну, порой бывает.

Он передернул плечами, и Джейн невольно залюбовалась, какие они широкие и как красиво сидит на них, обрисовывая статную фигуру, сюртук. Даже просто наблюдать, как он перемешивал кочергой угли, доставляло ей удовольствие.

– Эдмунд?

Он поставил кочергу на каминную решетку.

– Иногда мне не все следует есть и пить.

Теперь Джейн вспомнился их первый супружеский завтрак, когда Эдмунд искрошил всю свою еду, а за ужином вертел в руках ложку, чтобы никто не обратил внимания на то, что суп не съеден. Мясо, которое подали после супа, он разрезал на кусочки и равномерно разложил по тарелке.

– Иногда? Или всегда?

Она поднялась с кресла, подошла к камину и, положив руку мужу на плечо, заглянула в лицо.

– Поэтому ты всегда осторожничаешь. Не могу припомнить, чтобы ты хоть что-то ел в обществе. Ах, мне следовало догадаться раньше.

Он натянуто улыбнулся и отвернулся, с преувеличенным вниманием рассматривая орнамент на каминной полке.

– Я кое-что придумал, поэтому никто ничего не замечает.

– И все же мне бы следовало…

Когда-то давно у нее был талант подмечать подобные уловки в поведении. Лучшим игроком в покер считаются те, кто умеет читать язык жестов и эмоций партнеров, а не только запоминать карты. Вместо заботы о муже она занималась изучением всех закоулков дома, пристально следила за собственным поведением, своими серьезными промахами и мелкими ошибками. Джейн попыталась себя оправдать тем, что Эдмунд ведь не партнер по картам: зачем пристально изучать его поведение? А ей стоило бы не спускать с него глаз, как когда-то это было с лордом Шерингбруком.

– Расскажи про эту боль, Эдмунд. Она сильная, острая?

– Не очень. Все зависит от того, в какой момент она меня застает.

– Когда боли не бывает?

Внезапно глаза его сделались такими глубокими и темными, что она поежилась.

– С чего вдруг такая забота? Что приключилось с моей кровожадной Джейн?

– Не могу же я быть такой постоянно – это очень изматывает. Случается, и я бываю вежлива и тактична.

– Это вовсе не обязательно. – Эдмунд отошел от камина и приблизился к журнальному столику. – Может, допьешь свой бренди? Это хороший алкоголь, долгой выдержки.

– Я не хочу больше.

– Ты же сказала, что тебе понравилось.

Джейн потрясла головой.

– Еще и пяти минут не прошло, как ты сказал, что можно и не допивать. Так что изменилось? Тебе так претят разговоры о твоем здоровье? Только скажи, и мы никогда больше к этому не вернемся.

Он бессильно опустил руки.

– Все не совсем так.

– А как?

– Зачем эта демонстрация доброты и супружеской заботы? Тебе нет нужды притворяться.

Уязвленная недоверием, Джейн дала ему резкий отпор:

– Я вовсе не притворяюсь. Если у тебя проблемы с желудком, мне нужно понять, чем я могу помочь.

Он недоуменно моргнул.

– В самом деле?

Она вскинула подбородок:

– Да, в самом деле!

– Ну что тут сказать… Мне столько всего приходится удерживать в голове, что о еде просто забываешь, да и желудок тогда не беспокоит.

– Но ведь мыслями сыт не будешь, иначе я с удовольствием поделилась бы с тобой своими, хотя от них мало проку.

Эдмунд улыбнулся, на что она и надеялась. Джейн подошла к вазе, той самой красивой китайской вазе, и пробежалась пальцами по эмали.

– Джейн, могу я прийти сегодня?

Неожиданный вопрос застал ее врасплох, но пальцы машинально продолжили свое путешествие по выпуклостям вазы – пурпурной линии реки и бугристым узелкам темно-коричневых гор.

– Не подумай, что… Я хочу сказать, что готов ждать… прежде чем возлагать какие-то надежды.

Эдмунд никак не мог грамотно построить фразу, слова беспорядочно слетали с его языка, и до Джейн никак не доходил смысл.

Она повернулась к нему.

– Тогда что ты задумал?

– Всего лишь хочу провести вечер в твоем обществе и…

– Говори же наконец, или, клянусь, запущу туфлю тебе в голову!

Его лицо скривилось в нерешительной улыбке.

– Я подумал, мы можем лечь спать вместе, ничего больше… хорошенько выспаться.

– И все?

– Ну, возможно, так лучше…

– Ты спрашиваешь или утверждаешь?

– Я думаю, тебе это понравится больше.

Эдмунд продолжал нести чушь, вместо того чтобы просто сказать ей правду, и с каждой секундой Джейн все сильнее хотелось запустить в него туфлей.

– Ты уверен, что хочешь именно выспаться?

– Полагаю, да. Пока не пробовал.

– Не спал со своей женой? А с кем же тогда каждую ночь была я?

Его улыбка растаяла:

– Боюсь показаться грубым…

– Готова дать десять тысяч фунтов, чтобы услышать хоть одну грубость.

– Ты меня переоценила. Прости за бестактность, но я никогда не оставался с женщиной до утра.

Она понимала, что у мужа до нее были женщины, но одна лишь мысль об этом вызывала вспышку ревности.