Впервые Лондон не оправдал ее ожиданий. Придется как-то развлекать себя самой.

Отправить посыльного с письмом для леди Одрины Брэдли было делом нескольких минут, и через час девушки уже отправились на прогулку в Гайд-парк.

На фоне вечного лондонского смога предзимнее ненастье не улучшало настроения. Серые тучи, казалось, того и гляди прольются дождем. И все-таки подруги были не единственными, кто решился отправиться прогуляться, невзирая на погоду.

– Я рада, что вам было угодно пройтись именно сегодня, – сказала Одрина. – Мои родители совершенно несносны. Папа целыми днями громко возмущается поведением разных подлецов, хулиганов и революционеров. Теперь, когда открылся парламент, ему наконец-то будет с кем обсудить все эти злободневные темы.

– Лорд Киркпатрик также занял свое место в палате лордов, но не испытывает необходимости что-либо со мной обсуждать.

– Если он не способен взбеситься и побрызгать слюной на окружающих, то ему не добиться там внимания. В парламенте каждый слушает только себя, по крайней мере, такое создается впечатление.

– Что толку сотрясать воздух, если никто тебя не слушает? Раньше мне было досадно, что в парламенте не давали мест женщинам, – заметила Джейн, – но больше это не трогает, ведь в мире множество других мест, где можно проявить знания и эрудицию.

Она медленно шагала рядом с высокой статной леди Брэдли, совершенно очаровательная в своем светло-зеленом платье и отороченной мехом накидке глубокого зеленого оттенка. Джейн предпочитала этот цвет всем остальным, потому что Эдмунд на следующий после свадьбы день, когда ей казалось, будто все кончено, сделал комплимент этому платью.

Глупо, конечно, принимать слова мужа так близко к сердцу, особенно учитывая, что он вообще не скупился на комплименты, в том числе и в адрес других женщин. Как бы то ни было, одежда ведь должна иметь какой-то цвет – так почему бы не зеленый?

Закутанная в темно-красный плащ из плотной шерсти и бархата, Одрина выглядела красивой и утонченной, словно оранжерейная роза. Ткани насыщенных тонов мягко облегали изгибы ее тела. Но что за роза без шипов? А здесь без них никак не обойтись – прогуливаясь по дорожкам парка, приходилось то и дело отмахиваться от кавалеров, пытавшихся привлечь ее внимание.

– Если вам не с кем обсудить текущую политику, – проворчала вдруг Одрина, – рекомендую мою матушку. Я ведь уже упоминала, что мой родитель ведет себя несносно, не так ли? Так вот матушка ничуть не отстает от отца. Взгляните.

Она отогнула край плаща и показала подруге вечернее платье, без всякой меры украшенное брошками и декоративными булавками.

– Она что, заставила вас нацепить все имевшиеся в доме украшения? – удивилась Джейн.

Одрина опустила полу, и Джейн успела заметить, что плащ был заколот не одной, а тремя булавками.

– Это вечерние украшения? С настоящими драгоценными камнями?

Затянутой в длинную перчатку рукой Одрина накрыла булавки и раздраженно вздохнула:

– Да. Ну не глупо ли?

– Носить вечерние украшения днем? Ну разве что они вам настолько дороги…

– Три штуки на один плащ! – хмыкнула подруга. – Кошмар! Но матушка настояла, чтобы сегодня я их надела все.

– Никак вас выставили на продажу? – пошутила Джейн.

– Страшно сказать, как вы близки к истине, – сухо заметила Одрина. – Ценник – мое приданое.

Джейн не слишком по душе была тема приданого невесты, и она никак не отреагировала на эти слова.

– А что до украшений, – продолжила между тем Одрина, – я взяла их с собой на хранение. С тех пор как у леди Шерингбрук украли жемчуга…

– Что? Когда?

Одрина нахмурила брови.

– Пару дней назад, наутро после светского раута в доме Хавьера. – Понизив голос до шепота, она добавила: – Их выкрали прямо из ее дома: то ли из сейфа, то ли из запертого на ключ шкафа – точно не знаю.

– Ах, какой был красивый жемчужный гарнитур!

Джейн вспомнила, с каким достоинством виконтесса носила украшения – идеально круглый жемчуг сероватого оттенка и переливчатый розовый, цвета голубиной шейки.

Хотела бы Джейн с такой же легкостью запоминать правила светского этикета, виды поклонов и реверансов для приветствия леди и лордов разного ранга, с какой могла удерживать в уме географические названия карты. Увы, в каком-то смысле ей больше подходила жизнь пирата, нежели леди из высшего общества.

– Хорошо еще, леди Шерингбрук догадывается, где искать вора. Учитывая, что ее сын…

– Я прекрасно понимаю, на что вы намекаете, – покачала головой Одрина. – Думаете, их взял ее сын. Но этого не может быть: сутки напролет он играл в карты, что могут подтвердить его компаньоны.

– Значит, какой-то грабитель забрался в ее дом и случайно наткнулся на украшения?

– Сомневаюсь. – Одрина накрыла ладонью верхнюю брошь с россыпью рубинов и топазом посредине. – Жемчуга леди Шерингбрук прославились на весь Лондон, а больше ничего из дома не вынесли.

– Ей повезло.

– Полагаю, виконтесса с вами не согласится. Кроме материального ущерба грабитель нанес ей еще и личное оскорбление: копался в ее вещах, украл вещи, которые были ей дороже всего.

Джейн обратила внимание на хрипотцу в голосе Одрины, но подруга смотрела в сторону, не желая встречаться с ней взглядом.

– Вероятно, вы правы, – отозвалась Джейн. – Я как-то об этом не подумала…

– А я не могу думать ни о чем другом.

Наконец-то, немного расслабившись, Одрина подняла глаза на Джейн, но взгляд был каким-то рассеянным: скользнув по лицу подруги, растворился где-то вдали.

Джейн прищурилась. Одрину явно что-то терзало. И хотя они еще не успели так подружиться, чтобы делиться друг с другом тайнами, Джейн решилась сделать первый шаг.

– Вас что-то беспокоит?

– Вовсе нет, – быстро проговорила леди Брэдли, и улыбка, осветившая ее лицо, была очаровательной и до крайности фальшивой. – Просто чувствую себя глупо: меня обвешали украшениями с ног до головы, а ведь я лишь отправилась на прогулку в парк. С тех пор как ограбили леди Шерингбрук, матушка настаивает, чтобы украшения постоянно были на мне. Мол, это единственное безопасное место. Она тоже носит все свои бриллианты на себе.

– Ее не тревожат уличные воришки?

– О, на этот счет можно не волноваться! От воров я надежно защищена. – Осенний ветер расцветил румянцем щеки Одрины. – Вы не обратили внимания на во-он ту процессию? За нами по пятам следуют горничная, лакей и конюх.

Джейн оглянулась и действительно увидела двух дюжих мужчин, причем один был в ливрее.

– Да, ваши родители и правда серьезно относятся к вопросам безопасности.

– Это мое обычное сопровождение – трое слуг – независимо от того, на мне драгоценности или нет.

– Трое? Родители так за вас переживают?

– Нет, просто стерегут, потому что не доверяют.

Джейн усмехнулась.

– Какое совпадение! Мне тоже никто не доверяет.

Одрина вскинула бровь.

– А вы-то что натворили?

– О, ничего особенного! – легкомысленно отмахнулась Джейн, решив пока не рассказывать подруге, как поставила на кон свое приданое и проиграла его. – А вы?

– А вот я действительно совершила ужасное: родилась девочкой, в то время как их уже было четыре в семье. Сестры мои тоже впали в немилость, потому что не вышли замуж за герцогов. Это как минимум, на что надеялась матушка. Теперь мы все в равной степени виноваты перед родителями.

– Но разве в этом есть ваша вина? – удивилась Джейн.

– Ладно. Забудьте. Вообще-то все не так уж плохо. Моя жизнь могла сложиться намного хуже, и я это знаю.

– Понимаю, но это не значит, что вы должны смириться с настоящим и не надеяться на лучшее.

– Ой, да вы философ, дорогая!

Джейн отмахнулась:

– Да нет, я вовсе не образец благоразумия. Возможно, это вообще со мной впервые. Не выдавайте меня. Лорд Киркпатрик убежден, что я кровожадна и необузданна.

– Остается лишь надеяться, что и я когда-нибудь встречу мужчину, который будет считать меня кровожадной и необузданной, – рассмеялась Одрина.

– Ваш мужчина будет думать о вас намного лучше.

– Уверена, лорд Киркпатрик хороший муж, – уже серьезно произнесла подруга.

Джейн твердо было уверена, что очернять мужа жене не следует ни при каких условиях: ни перед слугами, ни перед подругами.

– Да, вы правы: он прекрасно справляется со всеми своими обязанностями.

Одно радует: пусть Эдмунд и не любит ее, зато не любит и никого другого; точнее, понемногу любит абсолютно всех вокруг.

– Я сегодня ходила на прогулку в Гайд-парк, – сообщила Джейн мужу за ужином.

Эдмунд поднял на нее суровый взгляд, оторвавшись от тарелки с супом.

– С Беллами?

– Нет, с какой стати? – удивилась Джейн. – С леди Одриной Брэдли. Ты постоянно его упоминаешь. Почему?

– Не важно, – поспешил ее заверить Эдмунд и, проглотив полную ложку супа, закашлялся. – Просто пришло на ум.

Джейн возмущенно отшвырнула серебряную ложку, и та с гулом пронеслась по столу.

– Всему есть причина. Итак, причина во мне или в нем?

– В нем, – просипел Эдмунд, закрыв рот салфеткой. – Прости, я не привык…

– Есть суп ложкой?

Он прищурился и, откашлявшись, ответил:

– Глотать по полтарелки за раз.

– Так что по поводу Беллами? – Джейн не собиралась сдаваться.

– Полагаю, почти уверен… – Эдмунд повертел в руках ложку, потом положил на стол и отодвинул тарелку. – Он в тебя влюблен.

– Это невозможно.

Эдмунд вскинул бровь.

– Кто развлекал тебя на ужине у Хавьера? А с кем ты беседовала весь вечер на балу у леди Аллингем?

– Ему просто одиноко, а я здесь единственный человек, столь же чуждый высшему свету, сколь и он сам.