Дворецкий нахмурился и, подойдя к одному из столов, выудил из-под игральных карт и фишек прелестную табакерку с инициалом «М», выложенную мелкими бриллиантами. Очевидно, вещь принадлежала сэру Миллпосту.

Джефри не одобрял большинства знакомых графини, но особую неприязнь испытывал к сэру Миллпосту. Может быть, потому, что именно этот джентльмен был непременным участником всех холостяцких шалостей лорда Лавлейса. Он, как никто другой, склонял жену своего друга к сомнительным знакомствам с далеко не самыми респектабельными членами лондонского бомонда. Однако ее сиятельство, несмотря на свою молодость и легкомыслие, оказалась не той женщиной, которая могла клюнуть на светских повес и щеголей.

Через четверть часа Лотта, как любил называть ее муж в минуты уединения, в легком пеньюаре уже блаженно потягивалась на широкой кровати, подложив под спину целую гору мягких подушек. Ее густые локоны, освободившись от тесного парика, упали на плечи. Изящные линии чувственного тела прикрывали лишь полы шелкового пеньюара. На лице, чуть широковатом для потомственной аристократки, появилось выражение усталости и скуки. В чистых голубых глазах под полумесяцами бровей отражалась внутренняя собранность, губы были недовольно надуты. Вряд ли кто-нибудь, увидев Шарлотту в столь мечтательной позе, смог бы догадаться о ее веселых проказах минувшим вечером. Однако кажущееся безразличие ко всему окружающему было чистой воды притворством. В душе ее бушевало самое настоящее бешенство.

Виноват во всем был Джемми!

Боже, ну и кок соорудил он у себя надо лбом! И с какой скоростью бросился прочь при виде заметившего их ночного патруля! Если бы Сабрина не сообразила подкупить стражников, все трое непременно угодили бы к мировому судье! А так стражники даже предложили проводить их домой.

Лотта закрыла глаза. Игравший на щеках яркий румянец выдавал ее волнение. Боже, если бы Рэн мог смилостивиться и простить ей экстравагантное поведение, карточные долги, не слишком респектабельных друзей и неудачную попытку подарить ему ребенка!

Глаза Лотты расширились, а уголки губ скорбно опустились. Острая боль пронзила сердце при воспоминании о том, что на четвертом месяце супружеской жизни она забеременела, но не смогла сохранить дитя. Все девять недель до выкидыша Шарлотта чувствовала себя отвратительно. Постоянная слабость, раздражительность, резкая потеря веса, а затем нестерпимые боли и кровь… Много крови! Тогда она поняла, насколько мучительной может быть беременность, и вспомнила мать, которая умерла, дав ей жизнь…

Нет, больше она не хотела проходить через подобные муки! И советовалась с акушеркой, как избежать новой беременности. Конечно, ничего не сказав Рэну. Он все время говорил, что хочет ребенка.

Сердце Лотты сжалось от боли. Несколько дней назад Хью Миллпост сообщил ей новость, хотя и оговорился, что это, возможно, всего лишь обычные светские сплетни.

Рэн завел любовницу!

Мало того, что муж постоянно пренебрегал ею ради своих друзей-политиков, теперь он еще и любовницу завел! В том, что это действительно так, у Шарлотты не было оснований сомневаться. Слухи, которые приносил Миллпост, всегда оказывались достоверными. Лотта знала, что до их свадьбы у Рэна были любовницы. Ее это не волновало, ведь все это было раньше, до нее. Но сейчас, когда и года не прошло после их свадьбы, это отвратительно!

Лотта запахнула полы пеньюара, прикрыв голые ноги. Нет, она не станет больше об этом думать!

В том, что во всех недоразумениях, происходивших между ними, виноваты друзья Рэна, Шарлотта была убеждена. Они старались втянуть его в политические интриги, лишив всякой возможности заботиться о жене, уделять ей время и ограждать от неприятностей. Как она ненавидела его друзей и коллег!

Размышляя об этом и стараясь как-то успокоить израненную душу, Шарлотта пододвинула к себе стоящую на столе вазу с конфетами и взяла марципан, начиненный засахаренными апельсиновыми корочками. Надкусив его, она подумала о еще одном облачке, омрачающем ее жизненный горизонт. Необходимо найти деньги на выплату карточных долгов. Но как это сделать?

Шарлотта проводила время за карточным столом, чтобы как-то заполнить мучительно одинокие ночи. Так было и в тот вечер, когда она проигралась в пух и прах, больше всего задолжав Джемми Брэнстону.

Оставшись после ухода остальных игроков наедине с Шарлоттой, Брэнстон поведал ей и еще одну сплетню. Оказывается, в Лондоне судачат о том, что около одной из таверн близ Темзы видели кое-кого из светских дам, переодетых мужчинами. После чего Джемми сказал, что готов простить Шарлотте ее долг, если она снова согласится на подобный маскарад. Лотта задумалась. Риск представлялся ничтожным по сравнению с возможной реакцией Рэна на ее колоссальный карточный долг.

Если бы Джек не появился тогда в таверне на берегу Темзы столь неожиданно, Джемми, возможно, и не растерялся бы так. Но Брэнстон, как и многие другие молодые люди, испытывал перед виконтом благоговейный страх.

Губы Шарлотты неожиданно раскрылись, как бы ожидая поцелуя. Она призналась себе, что виконт Дарлингтон единственный, кроме Рэна, мужчина, который заставил ее сердце учащенно забиться. Нет, конечно, она любит Рэна! Но ведь ни одна женщина не потерпит, чтобы ею пренебрегали. К тому же Шарлотта была уверена, что заметила в стальных глазах виконта искорку интереса…

Когда-то Рэн был самым пылким ее ухажером. Тогда он не раз проводил ночи в саду отца Шарлотты, под ее окнами, объясняя это желанием постоянно быть рядом с любимой. В первое время после свадьбы молодой супруг доставлял Лотте такое наслаждение, о котором она и мечтать не могла! Но за прошедшие с тех пор одиннадцать месяцев пламень его страсти постепенно угасал. А теперь еще Рэн сделал предметом своего особого внимания некую особу с рыжими, если верить Миллпосту, волосами.

— Что ж, я поздравляю тебя, несравненная супруга! — донесся с порога знакомый баритон. — Мы, видимо, стоим друг друга.

Шарлотта обернулась и, мгновенно вскочив, села на край кровати. В дверях стоял ее муж. Он прекрасно смотрелся в темно-зеленом камзоле с закрывавшим шею белым кружевным воротником. Модный в лондонском свете парик был перехвачен сзади черной лентой.

Но Лотта всегда видела в нем прежде всего мужчину, а не просто красавца аристократа, одетого по последней моде. Он был высок ростом и худощав, благодаря чему казался еще выше. Прямой нос классической формы придавал его лицу некоторую суровость Шарлотта взглянула на Рэна и вздохнула, в который раз убеждаясь, что никакой другой мужчина не вызывал у нее такого желания.

Она почувствовала, как огонь охватывает все ее тело, а в жилах закипает кровь. Так всегда случалось, когда Рэн появлялся на пороге ее спальни. Шарлотта вновь откинулась на подушки, слегка распахнув полы пеньюара, обнажив как бы невзначай стройные бедра.

— Ух, это ты! — чуть слышно прошептала она.

Но Рэн сразу все помял и не поддался на провокацию.

— Лотта, любовь моя, — усмехнулся он, — кого еще ты могла здесь ждать?

Шарлотта осторожно взглянула на мужа сквозь кокетливо опушенные ресницы. Всякий раз, когда он называл ее «любовь моя», разговор заканчивался скандалом. Неужели Рэн успел услышать слова, невольно вырвавшиеся у нее несколько секунд назад?

— Кого еще я могла ждать? — переспросила Шарлотта, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Никого! Разве что свою служанку.

Не дожидаясь приглашения, Рэн переступил порог комнаты и окинул ее внимательным взглядом. Этого было достаточно, чтобы вызвать негодование супруги.

— Если ты пришел, чтобы браниться, — запальчиво сказала она, со злостью взглянув на мужа, — то не трать напрасно времени. Ибо все твое недовольство мной — сплошная фальшь.

Рэн смотрел на нее, охваченный сразу двумя чувствами — негодованием и желанием, не в силах решить, какому из них отдать предпочтение. Броситься к Лотте и заключить ее в объятия или просто задушить?

— Если я чем-то и недоволен, Лотта, так это твоим поведением, — хмыкнул лорд Лавлейс. — Ты упорно стремишься в круг людей, которые по положению гораздо ниже тебя. Это либо праздные и распущенные прожигатели жизни, либо неисправимые картежники. А чаше всего то и другое вместе.

Лотта некоторое время продолжала лежать, делая вид, что занята своим локоном, который накручивала на палец, и нехотя сказала:

— Я не могу понять, кого ты имеешь в виду? Ведь все они твои друзья, Рэн.

— Но только не Дарлингтон!

— Да, Дарлингтон — исключительно мой друг. А вот, например, Миллпост — твой приятель. И, честное слово, я так же боюсь его злого языка, как и все. — Шарлотта вновь кокетливо взглянула на мужа.

— Миллпост — чудовищный сплетник. Стоит сказать ему что-нибудь по секрету, как через час об этом будет знать весь Лондон.

Лотта вытащила кружевной носовой платок, кончик которого пикантно выглядывал из широкого выреза ночной сорочки, и с облегчением улыбнулась уголками губ. Если Рэн завел разговор о Миллпосте, значит, он ничего не слышал о ее вечерних проделках.

— Ты очень суров, Рэн, — сказала она. — Конечно, он сплетник. Ну и что из этого? — Шарлотта игриво посмотрела на мужа и загадочно улыбнулась: — Согласись, что Миллпост рассказывает занимательнейшие истории, причем в высшей степени смешные.

Рэн холодно посмотрел на жену:

— Я сказал Джефри, чтобы в мое отсутствие Миллпоста не было в этом доме. — В глазах Шарлотты отразилось негодование. Но Рэн не обратил на это никакого внимания и продолжал, причем голос его сделался злым и грубым: — И я запретил дворецкому пускать кого бы то ни было из твоих сомнительных друзей.

— Ты не смеешь! — воскликнула Лотта, поднимаясь с подушек и становясь на колени посредине кровати. Пояс ее пеньюара соскользнул вниз, полы распахнулись, обнажив бедра. — Ты не имеешь никакого права!

— Как твой муж, я имею все права.

И он впервые за все время разговора улыбнулся ей, заставив задрожать. Лотта поняла, что Рэн куда более зол, нежели она предполагала.