Она несколько минут просидела в приемной, листая журналы, потом к ней вышла женщина, поразившая ее своим видом. Пэрис почему-то ожидала увидеть кого-то вроде Анны Фрейд, холодную и суровую интеллектуалку. Доктор же, напротив, оказалась милой, хорошо одетой и воспитанной дамой лет пятидесяти. У нее была аккуратная стрижка и безупречный брючный костюм защитного цвета, судя по виду – довольно дорогой. Она производила впечатление супруги какого-нибудь весьма обеспеченного или высокопоставленного человека. Такие женщины встречаются на официальных приемах, психотерапевта Пэрис представляла себе совершенно иначе.

– Что-нибудь не так? – с улыбкой спросила она, приглашая Пэрис в свое святилище – изысканно обставленную светлую комнату с красивыми окнами и современной живописью на стенах. – У вас удивленный вид.

– Я представляла себе это несколько иначе, – призналась Пэрис.

– В каком смысле? – Врач была заинтригована. Она доброжелательно смотрела на Пэрис.

– Более строго, что ли, – честно ответила та. – здесь так мило!

– Благодарю, – рассмеялась хозяйка и объяснила: – Когда я училась в университете, то подрабатывала в студии дизайна. Я всегда считала: если с медициной у меня не сложится – пойду опять в дизайнеры. Мне это нравилось.

Пэрис невольно прониклась к ней симпатией. Прямодушие, честность и никакой претенциозности – все это очень притягивало. С такой женщиной она могла бы подружиться, если бы не пришла по делу.

– Итак, чем могу помочь?

– Мой сын только что уехал в Европу… – Такое начало и самой Пэрис показалось странным, учитывая все остальное. Но это было первое, что пришло ей на ум. Слова вырвались сами, помимо ее воли.

– Насовсем? А сколько ему лет?

Доктор с первой минуты мысленно оценивала посетительницу и уже поняла, что ей слегка за сорок и выглядит она, вопреки переживаниям, не старше своих лет. Перед ней сидела красивая женщина, несмотря «а потухший взгляд, в котором доктор безошибочно распознала депрессию.

– Ему восемнадцать. Нет, он не насовсем уехал, на два месяца. Но я по нему очень скучаю…

Глаза снова защипало от слез, и Пэрис с облегчением увидела рядом коробку салфеток. «Наверное, здесь часто плачут, – подумала она. – Да и неудивительно».

– Он ваш единственный ребенок?

– Нет, есть еще дочь. Она живет в Калифорнии, в Лос-Анджелесе. Работает в кино. Ассистент продюсера. Ей двадцать три.

– Ваш сын студент? – мягко допытывалась доктор, пытаясь сложить воедино обрывки картины, которые ей скупо давала Пэрис. Анна Смайт делала это привычно и уверенно, это была ее работа.

– Вим в конце августа едет в Беркли.

– И вы остаетесь в доме… одна? Вы замужем?

– Да. То есть нет… Была. Но месяц назад… муж ушел от меня к другой женщине.

Ага. Анна Смайт молчала, сочувственно глядя на Пэрис, потом придвинула ей салфетки.

– Грустно это слышать. А раньше вы знали о существовании другой женщины?

– Нет, не знала.

– Тогда это сильный шок. У вас с мужем бывали трения?

– Никогда! Мы очень дружно жили. Или мне так казалось… Уходя, он сказал, что со мной чувствует себя заживо похороненным. Была пятница, мы принимали гостей, а когда все ушли, он мне объявил, что уходит. А мне казалось, что у нас все в порядке, вплоть до этого момента.

Пэрис замолчала, вытерла глаза, потом, к своему удивлению, слово в слово воспроизвела доктору все, что сказал ей Питер в тот вечер. Потом рассказала, что Вим уезжает учиться, а ей так и не пригодился ее собственный диплом, что она в панике, поскольку остается совсем одна. Что она станет делать всю оставшуюся жизнь? И даже то немногое, что ей было известно про Рэчел, она тоже рассказала.

Пэрис просидела у врача два часа. Анна Смайт всегда делала первый сеанс таким длинным – так ей было легче понять, в каком направлении должны вестись консультации. Когда доктор заговорила о следующем сеансе, Пэрис удивилась, что время пролетело так быстро.

– Даже не знаю… А нужно? Что это изменит? Что сделано, то сделано.

За эти два часа она пролила много слез, но почему-то не чувствовала ни опустошенности, ни изнеможения. Наоборот, разговор с этой женщиной принес ей облегчение. Анна Смайт, казалось, не сказала ей ничего существенного, но нарыв удалось вскрыть, и теперь он медленно опадал.

– Вы правы: того, что случилось, уже не изменишь. Но со временем, надеюсь, изменится ваше отношение к происшедшему. И для вас это может сыграть очень большую роль. Вам необходимо принять некоторые решения, касающиеся дальнейшей жизни. И вместе у нас это может получиться лучше.

Пэрис не совсем поняла, о каких решениях говорит доктор. Пока что все решения за нее принял Питер. А ей лишь оставалось жить в соответствии с ними.

– Хорошо, может быть, я и вправду приду. Когда вы предполагаете?

– Как насчет вторника?

До вторника оставалось всего четыре дня. Но Пэрис обрадовалась возможности увидеться с Анной Смайт поскорее. Может, с этими «решениями» удастся разобраться быстро, и тогда ей больше не придется ходить на эти сеансы.

Доктор записала ей время на карточке, добавила номер своего мобильного телефона и сказала:

– Пэрис, если в выходные станет худо – позвоните мне. Пэрис смутилась:

– Мне не хотелось бы вас беспокоить…

– Видите ли, поскольку я пока зарабатываю психоанализом, а не дизайном, то прошу вас звонить, не стесняясь, как только возникнет нужда.

Она улыбнулась, и Пэрис ответила благодарной улыбкой.

– Спасибо.

Домой она ехала в куда лучшем настроении, хотя сама не понимала, из-за чего. Ни одну ее проблему врач не решила. Но на душе стало легче, и депрессия, в какую она впала после ухода Питера, отчасти отступила.

Приехав домой, Пэрис позвонила Вирджинии и поблагодарила за удачную рекомендацию.

– Я очень рада, что она тебе понравилась. – Вирджиния вздохнула с облегчением. Впрочем, она бы удивилась, если бы это оказалось не так: Анна была потрясающей женщиной. – Еще раз пойдешь?

– Да. Хотя, признаться, сама этому удивляюсь. Мы договорились на вторник.

Вирджиния улыбнулась. Именно так было и в ее случае. А сейчас она ездила к Анне, как только возникала какая-нибудь проблема. Несколько сеансов – и все проходит. Хорошо, когда есть непредвзятый человек, с кем можно просто поговорить или поплакаться в жилетку в трудную минуту.

Во вторник Пэрис поехала к консультанту снова. И поразилась вопросу, который Анна задала ей посреди сеанса.

– Вы не думали о том, чтобы перебраться в Калифорнию? – спросила она с таким видом, будто это самая обыденная вещь.

– Нет. С чего бы?

Пэрис пришла в некоторое замешательство. Ей такая мысль и в голову не приходила. В Гринвиче они жили с самого рождения дочери, пустили здесь корни, и она никогда не думала уезжать. Наоборот, была очень рада, что Питер оставил ей дом.

– Ну, там теперь будут жить ваши дети. Может быть, вам лучше быть к ним поближе? Сможете чаще видеться. Я просто подумала, не планировали ли вы чего-нибудь в этом роде.

Пэрис лишь покачала головой. Она не представляла себе, как это воспримут дети. Но когда вечером она сказала об этом дочери по телефону, Мэг обрадовалась:

– Мам, может, прямо в Лос-Анджелесе и поселишься?

– Не знаю. Я вообще не думала куда-то переезжать. А сегодня врач, к которой я хожу, мне вдруг посоветовала.

– Какой еще врач? Ты заболела? – Мэг встревожилась.

– Ну… психотерапевт.

Пэрис вздохнула. Ей было неловко, но не хотелось ничего скрывать от Мэг. Они уже много лет поверяли друг другу все тайны, и доверием дочери Пэрис очень дорожила. С Мэг ей было легче общаться, чем с Вимом: ведь она была девочка, и к тому же намного старше.

– Мне его порекомендовала Вирджиния. Пока только два сеанса было. На днях снова пойду.

– Думаю, это очень мудро.

Мэг пожалела, что к психотерапевту не пошел отец. Испортил всем жизнь без всякого предупреждения. Она так до конца и не поняла, чем это было спровоцировано. Во всяком случае, ни о какой другой женщине он ей не говорил. Может, просто хотел, чтобы все малость улеглось?

– Может быть, но ведь от этих консультаций ничего не изменится, – вздохнула Пэрис и снова про себя удивилась, зачем она связалась с психотерапевтом. Развод продвигаётся своим чередом, Питер влюблен в другую женщину. Анна Смайт никак не может изменить ход вещей и уж тем более – вернуть ей Питера.

– Это верно, но ты сама можешь все изменить, мама, – тихонько возразила Мэг. – Папа поступил ужасно, но теперь все зависит от тебя. Думаю, будет здорово, если ты переедешь сюда. Тебе здесь понравится, вот увидишь.

– А как ты думаешь, что Вим на это скажет? Я не хочу, чтобы он думал, что я продолжаю над ним кудахтать.

– Скорее всего, он будет доволен. Тем более – если ты поселишься поблизости и он сможет время от времени заходить к тебе пообедать и приводить дружков. Когда я училась в колледже, я обожала приезжать домой. – Она вспомнила, какие узлы стирки привозила матери, когда была студенткой, и рассмеялась. – Особенно если ты будешь ему стирать. Спроси его сама, когда будете общаться.

– Не могу представить свою жизнь без Гринвича. Я ведь там никого не знаю!

– Познакомишься. В этом смысле, пожалуй, лучше будет Сан-Франциско. Тогда Вим сможет навещать тебя при каждом удобном случае. А на выходные и я буду приезжать. Думаю, для тебя будет лучше уехать из Гринвича, хотя бы на год-другой. А здесь чудесный климат, зимы теплые, мы сможем чаще видеться… Ну что, мам?

– Но как же я могу бросить наш дом?

Пэрис еще внутренне сопротивлялась. Однако на следующем сеансе психоанализа эта тема возникла снова, и Пэрис рассказала доктору Смайт, как отнеслась к такой идее дочь.

– Невероятно, но Мэг эта мысль так понравилась! Только… что я стану там делать? Я же там никого не знаю. Все мои знакомые живут здесь.