— Знаешь, — Фэйт бесшумно возникла в гостиной, прервав грустные размышления Эллы, — пойду-ка я лучше к себе. Почитаю немного.

— Но я думала… Мы ведь собирались пойти в B&Q!

— Может, лучше на следующей неделе? Что-то я сегодня не в настроении.

Элла открыла было рот, чтобы возмутиться, но Фэйт уже исчезла. Через минуту она тяжело протопала вверх по лестнице.

— О, чудесно! Просто замечательно! — Элла с досадой швырнула журнал на пол. — Какого хрена я сдаю комнаты, если день-деньской торчу здесь одна?! — Повернувшись к двери, она сделала зверское лицо: — Да-да, какого хрена, ты не ослышалась!..

Она с размаху плюхнулась в кресло и рассеянным взглядом уставилась в телевизор. Шло какое-то дурацкое шоу, но как Элла ни старалась, так и не смогла вникнуть в суть происходящего. Взгляд ее остановился на телефоне возле кухонной двери, продолжавшем упорно молчать. Какое-то время она гипнотизировала проклятую трубку взглядом, посылая Мэтту мысленный приказ… Потом дала ему пару секунд, чтобы отыскать телефон и позвонить. Напрасно — телефон будто умер. Элла обреченно вздохнула, но тут же одернула себя: только не распускаться. Это не в ее правилах.

«Выше нос! — подбодрила себя Элла, неохотно вылезая из кресла. — Обойдусь без вас. Покрашу-ка я, пожалуй, рамку для зеркала».

Она еще немного потопталась на месте, прежде чем выбраться из дома и притащить из сарая в саду тяжелое зеркало, которое купила на распродаже и намеревалась повесить в прихожей. Потом подняла глаза к потолку и нахмурилась. Фэйт у себя. Неужели и вправду читает?

Фэйт плотно прикрыла за собой дверь спальни. И сразу же почувствовала, что ей стало легче дышать. Это было ее убежище. Подойдя к стереосистеме, она поставила музыкальный диск и нажала кнопку «Воспр.», потом покрутила немного ручку настройки. Для начала включила музыку на полную громкость, потом, подумав немного, уменьшила ее до нормальной. Не стоит лишний раз напоминать Элле о своем существовании, подумала она. Элла и так никогда не забывает об этом. Через какое-то время хлопнула входная дверь. Стало быть, Элла отправилась в свой любимый сарай, так что теперь до нее никому нет дела. Да, будь дома Миранда, все было бы по-другому.

Достаточно было только вспомнить о Миранде, как сердце Фэйт тоскливо сжалось. Миранда — красивая, всегда такая уверенная в себе, обольстительная… Всегда в мире с собой и со всем остальным миром. Отлично знающая себе цену и нисколько не сомневающаяся, что достаточно ей щелкнуть пальцами, и будет так, как она хочет. При одной только мысли о том, что Миранда может путаться с типами вроде Майка или Оливера, Фэйт ощутила тошноту. Тем более что Миранда понятия не имела, кто эти парни на самом деле. В особенности Майк.

Фэйт обвела взглядом комнату. Из двух свободных спален ее была самая крохотная. Поскольку Фэйт пришла первой и таким образом получила право выбирать, какую из них занять, она и предпочла ту, что поменьше. В ней Фэйт казалась себе значительней.

У нее с собой почти не было вещей. Фэйт так и не могла понять, для чего Миранда приволокла с собой столько чемоданов. В отличие от нее, Фэйт взяла с собой совсем немного: любимый ночник, коврик с дельфином, который ей подарил еще в детстве дядюшка, несколько одеял и покрывало. И еще ночной столик — тот самый, что когда-то собственноручно смастерила ей мать из старого гардероба. Фэйт считала, что не стоит загромождать чужой дом своим скарбом, но туалетный столик занимал так мало места, и она решилась взять его. Сейчас на нем стоял будильник, а рядом с ним лежала книга, которую на днях сунула ей Элла.

Впрочем, когда Фэйт спросила разрешения поставить в комнате стереосистему, Элла тут же согласилась. И вот теперь она красовалась на комоде, которым Фэйт снабдила та же Элла. Родители Фэйт никогда не возражали, чтобы она слушала музыку, — впрочем, в отчем доме ей бы и в голову не пришло включать стереосистему на полную громкость. Два года назад, когда Фэйт купила стерео, отец только насмешливо хмыкнул, но ничего не сказал. А потом они все трое долго сидели за кухонным столом, стараясь разобраться в инструкции. Фэйт с матерью доверили отцу вставить вилку в розетку. Спустя пару минут он ворчливо объявил, что система, дескать, бракованная — пусть Фэйт отправит ее в магазин и попросит заменить. Мать с дочерью молча переглянулись. После этого мать Фэйт воткнула штекеры как положено, а отец, добродушно ухмыльнувшись, что-то проворчал себе под нос.

Присев на край кровати, Фэйт выглянула в окно. Тоска по родному дому вдруг сделалась невыносимой. Был воскресный вечер, стало быть, родители наверняка весь день возились в поле, копая овощи, которые потом продадут с машины. Фэйт тяжело вздохнула — она любила их поле, особенно по вечерам в выходные. Сначала, еще совсем маленькой девочкой, она часто играла там — строила из грязи сказочные замки, ловила бабочек-капустниц и пряталась в грядках гороха, чтобы потом неожиданно просунуть голову в прореху между упругими листьями и зарычать на отца, который всякий раз добродушно посмеивался. Потом, когда ее отправили в школу, Фэйт с нетерпением ждала этих вечеров, когда могла незаметно ускользнуть из дома и отправиться в поле. Даже если мать ворчливо гнала ее на улицу поиграть с подружками, Фэйт упрямо качала головой, твердя, что ей приятнее быть с ними, помогать им на грядках, наслаждаясь покоем и тишиной перед началом новой суматошной недели.

Правда, раз или два она решилась пригласить подружек домой. Кое-кто из них знал, что в овощном фургоне торгуют также и сладостями. Во дворе под навесом всегда стояла коробка шоколада или леденцов. Подружки, явившись к ней домой, без конца приставали к Фэйт, прося отвести их туда. Брать что-то из коробки без разрешения, по ее мнению, было обычным воровством. Но подружки просили леденцов или «Твикс», и Фэйт, сдавшись, совала им какую-то мелочь, зная, что иначе они уйдут. Потом им хотелось посмотреть котят или щенят. Фэйт безропотно соглашалась. Подружки весело возились и играли, напрочь позабыв о ней, а потом расходились по домам — веселые, с карманами, набитыми леденцами и конфетами. А в школе рассказывали, будто в доме у Фэйт воняет кошачьей мочой или что ее родители смахивают на уродливых гномов — такие у них сморщенные лица и сгорбленные спины, — а Фэйт дома еще скучнее и противнее, чем в школе. Словом, скучища смертная. А все обитатели дома пахнут так, словно выросли вместе со своими овощами на грядках. И у них нет даже приличной ванной, потому неудивительно, что они никогда не моются. А сама Фэйт — со смеху умереть можно! — толстеет день ото дня. Наверняка в один прекрасный день она превратится в турнепс. То-то они повеселятся!..

Забравшись в постель, Фэйт свернулась клубочком, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками. Как она любила музыку! Казалось, ее уносит туда, в неведомый, но прекрасный мир, где все любят друг друга. Фэйт прикрыла глаза — ее первое чудесное воспоминание «Мистер Голубое Небо». Как-то раз на день рождения родители преподнесли ей крошечный радиоприемник. В тот же вечер, крутя ручку настройки, Фэйт в первый раз услышала «Мистер Голубое Небо». И душа ее пела от радости. Песня была до краев наполнена счастьем. И сделала счастливой ее.

Со временем, став старше, Фэйт обнаружила, что есть еще кое-что, отчего она чувствует себя счастливой. Она стала старше, когда заметила, что ее одноклассники вовсе перестали замечать ее. С ней почти никто не разговаривал. Кто-то из них увлекался историей, кто-то — живописью, кто-то — английским. Фэйт только удивлялась, слушая, как они говорят о своих увлечениях, облекая в слова то, о чем она и подумать бы никогда не решилась. И при этом никто почему-то не интересовался ни точными, ни естественными науками. И вот этого Фэйт никак не могла понять. Для нее наука всегда была чем-то близким, понятным. Вместе с родительским полем она стала неотъемлемой частью ее жизни. Благодаря науке мгла невежества рассеивалась, и мир, сверкая и переливаясь яркими красками, представал перед нею заманчивым и привлекательным.

Фэйт почти перестала отвечать на уроках. Да и к чему? Все равно, стоило ей только открыть рот, как все насмешливо фыркали. Она всегда знала ответы даже на самые трудные вопросы, но молчала до тех пор, пока учитель, сдавшись, не принимался объяснять сам. Все-таки однажды она сделала огромную ошибку. Случилось это на экзамене по химии. Фэйт тогда было пятнадцать. Она упорно решала задачу за задачей, голова ее работала четко, ручка все быстрее летала по бумаге. Сдав листок, Фэйт спокойно вернулась на свое место. А вскоре по классу пополз шепоток, что Фэйт, дескать, умудрилась ответить практически на все вопросы. В этот вечер после школы ее поджидали. Чтобы наказать…

С того дня Фэйт поняла — знания нужно держать при себе. Она не должна выделяться — иначе все повторится. Только получив аттестат и сдав последний экзамен, она возликовала, осознав, что никогда больше не вернется в школу. Теперь она уже не сомневалась, что хочет работать с животными, что только пятерки в аттестате дадут ей возможность закончить школу одной из первых в классе и добиться своей цели. Как водится, результаты экзаменов прислали в школу в запечатанном конверте. В отличие от остальных, ей и в голову не пришло распечатать конверт в коридоре. Кто-то вопил от радости, кто-то рыдал… Потом ее одноклассники дружной толпой двинулись в паб — отметить это событие, но Фэйт вовсе не собиралась присоединяться к ним. Молча выскользнув на улицу, она вернулась домой, заперлась у себя в комнате, уселась на свой любимый коврик с дельфином и только тогда осторожно распечатала конверт. Несколько минут она просто держала перед глазами листок тонкой серебряной бумаги и растерянно моргала. Потом перечитала еще раз. Итак, это свершилось: по всем трем экзаменам она получила пятерки.

Фэйт сказала родителям, что сдала хорошо, но не стала уточнять как. Они бы только расстроились или, чего доброго, почувствовали себя виноватыми, решив, что с такими оценками дочь могла бы поступить в университет. Но Фэйт и не думала об этом. Она уже давно поняла, что может быть счастлива только здесь — дома, в поле, вместе с животными. Уж они-то всегда замечали ее и на любовь отвечали любовью. Поэтому Фэйт никуда не поехала. Она водила родительский фургончик, пока ей не предложили место, о котором давно мечтала, — в хирургическом отделении клиники на Хай-стрит, совсем рядом с домом. Фэйт всю ночь волновалась, не спала и плакала в подушку, а утром получила письмо, где говорилась, что она принята. Потом снова плакала — ведь впервые кто-то остановил свой выбор на ней, Фэйт. Ее предпочли кому-то…