Он нежно обхватил ладонью ее щеку. Тихо вздохнув, она закрыла глаза и почувствовала, как пальцы его другой руки скользнули под шелковистые кудряшки на шее, и вот уже ее затылок уютно пристроился на его ладони.

– Почему ты послала за мной, Лотти? – тихо спросил он. Его руки дрожали.

Она открыла глаза. Сердце ее учащенно билось от страха и ожидания.

– Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью, Дэнд. У него перехватило дыхание.

– Почему?

– Потому что ты был и по-прежнему являешься моим первым героем.

Есть такая вещь, как правда, но есть еще и голая правда.

– Потому что я девственница, – просто сказала она и застыла в ожидании.

Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что она имеет в виду.

Он опустил руки и отступил от нее на шаг, как будто его ударили.

– Силы небесные! – ошеломленно воскликнул он, не веря своим ушам.

У нее зарделись щеки.

– Я не могу поехать к Сент-Лайону, будучи девственницей. – Это было очень хорошее оправдание. Нет, это было больше чем оправдание. Это была правда, вернее, часть правды, потому что вся правда заключалась в том, что она хотела, чтобы именно он был тем человеком, который познакомит ее с волшебным миром отношений между мужчиной и женщиной.

Он отвернулся, скользя взглядом по потолку, стенам – глядя куда угодно, только не на нее.

– И ты решила предоставить мне честь лишить тебя девственности?

– А кому же еще? – тихо спросила она. – Кого еще я могу попросить об этом? К кому мне обратиться? К незнакомцу?

– Нет! – воскликнул он с каким-то ужасным звуком, отдаленно напоминающим смех, и покачал головой. – Ты не должна обращаться к незнакомцу. – Он изо всех сил стукнул кулаком по стене, так что растрескалась штукатурка. – Нет!

– Дэнд!

Он стоял, приложив обе ладони к стене и опустив голову. Мокрая ткань рубашки натянулась на его спине, обрисовывая каждую напряженную мышцу.

– Минутку, дорогая моя, – хрипло произнес он. – Минутку.

– Извини, Дэнд, – сказала она, понимая, что ему будет трудно принять решение. Ведь то, о чем она просила, противоречило кодексу чести, в соответствии с которым жил настоящий джентльмен. Но не могла же она сказать ему правду о том, что любит его и хочет его с такой страстью, которая подчиняется не доводам разума, а велению сердца.

Однако надо действовать осмотрительно. Он ни за что не позволит ей отправиться к Сент-Лайону, если заподозрит, что она его любит. Причем не будет иметь значения, отвечает ли он или не отвечает на ее чувства, – правда, у нее не было никаких причин считать, что он на ее чувства отвечает. Он позволил ей поехать к Сент-Лайону потому лишь, что считал, будто она, как и он, лишена сантиментов, будто она, как и он, держит под контролем свои нежные чувства. Почему бы ему думать по-другому? До последнего времени она и сама так считала. Но сейчас, глядя на его широкую напряженную спину, на его длинные руки, опирающиеся на стену, она почувствовала прилив желания.

– Прошу тебя, Дэнд. Просто мне было бы так гораздо... удобнее, потому что... я тебе доверяю, – сказала она, вместо того чтобы сказать «я люблю тебя».

– Ты мне доверяешь? – ошеломленно переспросил он. Выругавшись, он оттолкнулся от стены и выпрямился. – Ты мне доверяешь.

– Да. И еще я очень высоко ценю тебя, а это для меня очень важно в этом... деле.

Он повернулся и посмотрел ей прямо в глаза. Лицо его находилось в тени. Он выглядел старше своих лет, казался опасным и непредсказуемым. От волнения и тревоги по ее телу пробежала дрожь.

– Высокая похвала, ничего не скажешь. И наверняка заслуженная. Потому что кто, если не Дэнд Росс, сможет лишить леди девственности, а избавив ее от этого небольшого неудобства, отправить ее в постель к другому мужчине? – Взгляд его потемнел. – Ты права. Более подходящей кандидатуры не придумаешь.

– Дэнд! – Она схватила его за руку и прижалась к ней щекой. – Никто из нас не стал бы разыгрывать спектакль по этому сценарию, но у нас не было выбора. Я это знаю. —

Она прижалась губами к его ладони. Он поднял голову. Глаза его полузакрылись, ноздри раздувались при дыхании. – Ты мне небезразличен. Я... почувствовала тебя. И ты должен знать, что, несмотря на все мои протесты, твои поцелуи очень нравятся мне, – сказала она. Но разве можно было такими холодными словами объяснить охвативший ее трепет желания?

– Боже милосердный, Лотти, – прошептал он. – Как я смогу поступить правильно, когда ты говоришь мне такие вещи?

– Это и есть правильный поступок, – настойчиво внушала она. – Это то, чего я хочу. Ты заставил меня хотеть этого. Я лежу по ночам без сна и вспоминаю каждое ощущение, которое вызвали во мне твое прикосновение, твой взгляд, твой поцелуй. И я знаю, что, несмотря на весь этот маскарад и притворство, эти ощущения не являются подделкой. По крайней мере с моей стороны. – «Потому что я люблю тебя». – И с твоей стороны тоже. Я знаю это, потому что знаю тебя.

– Вот как? – прошептал он.

– Да. Поэтому, пожалуйста, займись...

Не дав ей возможности договорить, он грубо привлек ее к себе и отыскал губами ее губы. Она сразу же обвила руками его шею.

Он был мокрый и холодный и немедленно промочил насквозь ее тонкое шелковое платье. Руки у него тряслись, все тело дрожало, и оба они рухнули на колени на покрытый ковром пол. Она прижалась к нему, сгорая от желания, чувствуя, как он покрывает поцелуями ее глаза, виски, спускается к ее шее. Его руки, зарывшись в густые кудряшки, не позволяли ей увернуться от поцелуев, как будто он боялся, что не успеет полностью насладиться ею.

– Нет. Я не могу, – невнятно бормотал он, прижимаясь губами к нежной белой плоти над вырезом платья. – Помилосердствуй, Лотти! Подумай, о чем просишь меня! – Он поднял голову, удерживая ее за плечи и явно пытаясь взять себя в руки. – Надо же! – тяжело дыша и глядя на нее горящими глазами, сказал он в бесплодной попытке найти смешную сторону в создавшейся ситуации. – Ты когда-то спросила, удалось ли тебе сделать из меня своего раба. Ну что ж, можешь быть довольна тем, что поставила меня на колени. Но не требуй от меня большего. Я не могу это сделать. И не проси.

Она пристально посмотрела на него снизу вверх. Губы ее горели от его поцелуев, тело охватило томление. Она умерла бы, если бы он бросил ее в таком состоянии. Надо немедленно найти какой-то способ заставить его преодолеть свое чувство чести, забыть о своем понимании того, что является правильным, а что – нет, и об обязательстве, которое он взял на себя в память о ее отце.

– Значит, мне нужно отказаться от нашего плана? Или найти другого мужчину, который поможет мне? Я это сделаю. Клянусь. Однажды ты сказал мне, что сделаешь что угодно, пойдешь на любой риск ради достижения нашей цели. Поверь, я такая же решительная, как ты. И сейчас, когда мы так близки к достижению цели, я не сдамся.

– Возможно, из этого вообще ничего не получится! – воскликнул он. – Ты можешь потерять все, даже право пережить первую близость с мужчиной, которого любишь, и не получить взамен ничего. Это тебе понятно? У этого плана с самого начала был ничтожно малый шанс на успех.

– Я должна воспользоваться этим шансом, – сказала она. – Мы должны воспользоваться. Потому что другого шанса у нас нет.

– Нет.

Она высвободилась из его рук, с трудом поднялась на ноги, и он уж подумал, что она сейчас уйдет и оставит его приходить в себя после всех потрясений. Но нет. Она направилась по коридору к столику и выхватила из букета, стоявшего в вазе, желтую розу. Словно разгоряченный боем солдат, она вернулась туда, где оставила его стоящим на коленях. Глаза ее сверкали. Роза дрожала в руке. – Нет!

– Но ты сказал, что сделаешь все, что угодно. – Она бросила розу у его колен. – Займись со мной любовью.

Он содрогнулся всем телом, потом с трудом поднялся на ноги и с решительным выражением лица схватил ее в охапку. Она радостно вскрикнула, обвила руками его шею и положила голову ему на грудь. Она слышала громкие удары его сердца. Тело под мокрой рубашкой было горячим.

Пройдя коридор, он поднялся по неосвещенной лестнице, нашел ее комнату и, открыв дверь, спиной вперед вошел внутрь. Лампа у изголовья слабо освещала покрывало, которым была застелена кровать.

Он осторожно уложил ее и сам присел на краешек кровати. Потом, опираясь на руки, наклонился к ее лицу, вглядываясь в него жадным взглядом.

– Я и представить себе не мог, что адские мучения могут быть такими сладостными.

Она протянула к нему руки.

Все доводы разума, вся решимость, все годы, посвященные достижению единственной цели, – все было сметено откровенным призывом этого жеста. Он склонился над ней, закрыв собой свет от лампы. Ее шелковистая кожа манила сквозь прозрачную ткань платья. Рыжеватые кудряшки поблескивали в мерцающем свете, а глаза – янтарные с золотистыми вкраплениями – сияли от нетерпения. Он не мог на нее насмотреться. Не мог заставить себя оторвать от нее взгляд.

– Мне казалось, что я давно пропал, но я только теперь понял, что означает пропасть по-настоящему, – выдохнул он.

Он прикоснулся губами к нежной душистой коже над глубоким вырезом. Дрожь удовольствия сотрясла его тело, и он сам удивился силе своей реакции.

Она закрыла глаза. Он переместился вверх и, пробуя ее на вкус, провел кончиком языка по нижней губе. У нее участилось дыхание. Оставив губы, он проделал поцелуями дорожку вниз по грациозной шее. Шея выгнулась, чтобы открыть ему более удобный доступ. Доступ ему! Какое пьянящее чувство! Словно бредовые фантазии стали явью.

Заметив, как бьется пульс у ее горла, он прикоснулся кончиками зубов к этому уязвимому местечку. Как легко причинить ей боль. Она такая хрупкая. Но почему в таком случае ему казалось, что это он находится в опасности?

Ее платье промокло от соприкосновения с его мокрой одеждой, и ткань стала почти прозрачной, открывая взгляду грудь с сосками темно-розового цвета. Сдвинув в сторону тонкую ткань, он обнажил грудь. Она замерла, затаив дыхание. Он наклонил голову, покусывая соблазнительную округлость.