Но это мимолетное недовольство друг другом отношения не портило. Оксана решала, что Елена слишком ответственно подходит к навязываемой ей миссии, потому что и она и Игнат ей дороги, и умилялась. Елена вспоминала, как омерзительно глупеет, когда сталкивается с проблемами собственного сына, какую чушь несет, и успокаивалась. Тем временем Игнат классически худел, бледнел и заговаривался. И вот Елена Калистратова над ним сжалилась. Чувством юмора мальчик обделен не был, мечтал о комедийной роли, так что нервный срыв ему не грозил при любом раскладе.

В половине девятого вечера она посадила его в свою машину возле метро. Оксане об этой авантюре договорились не пробалтываться. Заказ на медичку и отличницу Елена выполнять не собиралась. Далеко не уехали – по центру в эту пору не покатаешься.


– Слушай, родственная душа, – частил Игнат, от восторга круживший вокруг быстро шагающей по тротуару Елены, – а почему мы так рано приступили к охоте? Ближе к полуночи было бы в самый раз.

– Ближе к полуночи все, что я могу тебе рекомендовать, уже спит, – заверила невольная сводница.

Артист не испугался пуританского сценария. Он знал: если Елене не удалось припарковаться в непосредственной близости от развлекательного заведения, она будет грешить суровостью, пока до него не доберется. Ему неведомо было, как чувствует себя женщина, выпившая утром соевого молока и хлебавшая весь день черный кофе без сахара и минералку без газа. Даже при жесткой диетической выучке и владении приемами аутотренинга Елена не могла быть спокойной и радостной в предвкушении трапезы, после которой голод лишь разгуляется напропалую. И перестанет донимать не раньше чем через час. То есть физически будет ощущаться, но уже как-то удастся и шутить, и смеяться. Обычно перед выходом из офиса в «нормальные люди» Елена съедала банан, умеренно исполненный калорий и естественных антидепрессантов. А тут закрутилась и не успела. Игнату Смирнову предстояло либо не замечать, либо терпеть ее раздражительность до какого-нибудь салата с оливковым маслом. Он был склонен не замечать, что Елена привычно ценила.

– Я думал, ты поведешь меня в Третьяковку к открытию. Или в научную библиотеку к закрытию, – не унимался он.

– В бар, Игнат, в кафе, в маленький ресторан. Я должна видеть, жрет девица, ест или кушает. Профессия у меня такая – оценщица моделей.

– По зубам?

– По длине желудочно-кишечного тракта.

– Мерзость.

– Именно, именно. Еще раз споткнусь о тебя, поверну назад.

– Нет, только вперед, родственная душа. А чтобы определить эту самую длину, ты их на рентген посылаешь?

– Я сама рентген. Так, два шага направо. И веди себя в общественном месте пристойно.

– М-м-м… Странное тут общество, – промямлил Игнат.

Елена мрачно усмехнулась и кивнула ему на столик возле окна, покрытый накрахмаленной, дурно отутюженной скатертью, впечатление от которой скрашивал трогательный одинокий цветок в стеклянной вазочке. Люди, которых ее спутник назвал странными, были всего лишь сорока-пятидесятилетними. Объяснять Игнату, что ей немедленно нужно перекусить, она не собиралась. Этот ресторанчик в полуподвале с год назад очень ее выручил: она нырнула сюда, спасаясь от знакомой. Ей ни с кем не хотелось общаться, а нахрапистая баба заметила ее на улице и бросилась в погоню, громко окликая. И Елена спряталась. Преследовательнице и самой не взбрело бы в голову толкнуть обычную дверь под скромной вывеской, и о Елене она была неплохого мнения. Поэтому решила, что та провалилась сквозь землю. Или померещилась ей в сумерках. Тогда здесь тоже было тихо. И кормили вкусно – Елена рискнула сделать заказ, чтобы отдышаться.

– Родственная душа, ты издеваться намерена?

– Нет, Игнат. Я даю тебе возможность успокоиться и настроиться. Ты выступил с дикой инициативой. Я ее не поддерживала. И если уж решилась искать девочку, которая, на мой зоркий взгляд, тебе подойдет, требую серьезности. Запомни, я говорю: «Она» – и ухожу. Дальше сам. И поешь обязательно, чтобы силы не иссякли раньше времени. Обедал?

– Ты никогда моим питанием не интересовалась.

– И правильно делала. А вот девушке это вменится в обязанность.

– У меня вообще-то мама есть.

– Тебе нужна такая девушка, которая будет заманивать тебя в рестораны, чтобы себя показать. Таким образом, ты всегда будешь на виду и всегда сыт. Улавливаешь принцип?

Оба рассмеялись.

– Ладно, я и правда голодный. Но плачу…

– Я, – перебила Елена.

– Девушке и это придется делать? – грустно улыбнулся Игнат.

– Во всяком случае, она должна понимать, что такое актер. Так что тренируйся.

Тренировка показала, что Игнат Смирнов находится в отличной спортивной форме и готов бить рекорды.

Елена попросила счет. Юная официантка ловко пристроила его между мужчиной и женщиной, заученно отступила на три шага, отвернулась и уставилась в настенное зеркало, честно отражавшее, кто из посетителей сунет банкноты в лакированные черные корочки. Елена покосилась на Игната – заметил? Но тот сидел с блаженным выражением лица. Наверное, сойди любопытная девчонка с ума и выложи в голос, что думает о парне, за которого платит зрелая дама в их заведении, он и внимания не обратил бы. А еще мог в ответ воскликнуть: «Как я счастлив!» Еще не родился на свет артист, который не знает наверняка, что завтра прославится, а послезавтра накормит всех, кто его кормил, напоит всех, кто поил, оденет каждого и даст взаймы, не надеясь на отдачу, любому. Кроме того, смотреть, как любимая женщина достает из сумочки кошелек, медленно открывает, с гримаской легкого удивления заглядывает внутрь, тонкими пальцами вытягивает купюры, – это наслаждение. Редкое – когда и с какой стати ей при нем деньги доставать. Вот так посмотреть минуту, а потом вечно бредить этими руками, такими нежными и беззащитными, хоть пачку денег в них сожми, хоть кнут, хоть автомат.

Он рыдал ночами, вспоминая ее. Дал клятву матери не приставать и терпел. Вернее, боялся отказа. Если бы ее «нет» излечило его от муки, он превратился бы в маньяка, бегал бы за ней повсюду, только бы слышать это слово. Он даже для сексуальной разрядки выбирал подружек, которые не были в него влюблены. И тени чувства не должно было витать над парной обнаженкой. В койку он отправлялся с девочками, мягко говоря, своеобразными. Одна, узнав о том, что он актер, с придыханием спросила об очень известном коллеге. «Ну да, час назад столкнулись в Останкино», – честно ляпнул Игнат. «Возьми меня, возьми!» – завопила она и повисла у него на шее. Он не отказался. И еще долго у него возникала эрекция, стоило представить, что она вытворяла бы на своем кумире.

– Игна-а-ат, – звала Елена, – Игна-а-ат.

Он встрепенулся.

– И часто ты впадаешь в прострацию после бифштекса?

– Убей меня, сделай милость, – хрипло и устало попросил он. Но тут же испугался, что она сейчас уйдет, и вскочил: – Я в норме, веди хоть в пекло.

– Ну, в бар с танцполом так в бар, – улыбнувшись, согласилась Елена.

* * *

Они мотались по городу уже часа два. Заходили в помещения, где играла музыка и развлекались люди. Елена обводила присутствующих равнодушным взглядом и говорила: «Здесь никого подходящего нет». Несколько раз Игнат умолял ее позволить ему выпить или хоть попрыгать в толпе, но она не разрешала.

Актер впервые ощутил свою любовь как груз, взваленный на плечи и надавивший до робкого еще желания сбросить его. Но не при таком же скоплении народа. Люди представлялись ему свидетелями. Почему-то хотелось темноты, одиночества и тишины, как нервнобольному или преступнику. Он испугался, но не себя, а за себя. Такая отстраненность предшествует трансу. И вдруг Елена, будто почувствовав его состояние, резко остановилась. Они забрели в небольшое кафе, где скудное освещение возмещало отсутствие музыки.

– Устал? – ласково спросила неутомимая вожатая. – Ничего, умные мужчины свою единственную годами ищут. Мы же с тобой за несколько часов справились. Получай свою избранницу. Вон девочка стоит у стенки в черном платье с жемчугами на шее. Поверь, она та, которая тебе нужна. Жизненно необходима. Очнись, Игнат.

Измотанный парень взглянул и обиделся. Не учись он с красавицами, его еще могли бы привлечь большие серые глаза девушки. Но остальное! Пока они с Еленой шлялись, он заметил девиц пять, которые ему по-настоящему понравились. Эта же могла быть только местью оскорбленной его просьбой женщины. Странно, что в ее лице все было очень правильным – лоб, нос, губы. Впечатление портил овал лица. Тем, что не был овалом. Острый подбородок, широкие скулы. Только пышные рыжеватые волосы и длинные стройные ноги примиряли Игната с неожиданным выбором Елены. Да и то такого добра он насмотрелся на съемочных площадках и кастингах.

Сыграть радость или облегчение у него не получилось. Внимательно вглядевшись в его кислую физиономию, Елена напомнила:

– Обещал жениться на любой.

– За что ты меня так? – вырвалось у Игната. – Намекаешь на то, что я обратился к любимой женщине с неприличной просьбой? Так от отчаяния же! Я думал, ты найдешь девчонку, похожую на тебя.

– А она очень похожа. Откуда тебе знать, какой я была в ее возрасте?

Сопротивление мальчика почему-то не вызывало у Елены раздражения. Но в голосе уже позванивал начальственный металл.

– Знаешь, родственная душа, если ты хочешь доказательств моей любви к тебе, я пойду знакомиться.

– Я хочу тебе счастья, – мягко сказала Елена.

Она потрясающе легко меняла тон. И выражение лица. Мимика была не просто живой, но какой-то бешеной. При этом не создавалось впечатления, будто женщина гримасничает. Нет, речь и сиюминутная маска гармонировали. Поэтому, когда «редакторское» лицо сменилось нежным, явно означавшим: «Мы не сможем быть вместе, я не из тех, кого тянет на мальчишек, но все сделаю для твоего блага», Игнат решился.

– Ты меня поддержишь, родственная душа?

– В качестве кого? – влепила душа в его упрямый лоб.