Маршалл выглядел смущенным, в то время как доктор подтвердил Лиз его слова, а Линдсей уселась на единственный стоявший в палате стул. Маршалл только что заметил дочь, улыбнулся ей и поблагодарил за то, что приехала. Линдсей не понимала, что происходит, так же как и Лиз.

– Паническая атака может очень сильно напоминать сердечный приступ, по крайней мере по внешним проявлениям, – объяснил молодой доктор. – Главное отличие состоит в том, что в этом случае сердцу ничто не угрожает. Сердце у мистера Вестона совершенно здоровое, но, похоже, это была реакция на значительное нервное напряжение. Так что вы не так далеки от правды, уверяя, что он должен немного сбавить темп жизни или хотя бы отказаться от излишних стрессов. То, что произошло, может быть очень неприятным. Да и ангиографию делать каждую неделю мало радости.

Эта часть вечерних развлечений была гораздо неприятнее, чем Маршалл мог представить. И он не жаждал снова повторять этот опыт. Они ввели катетер в бедренную артерию, чтобы проверить работу сердца. И во время этой процедуры ему действительно показалось, что у него случится сердечный приступ. Он знал, что иногда такое бывает.

– Так с тобой все в порядке, папа? – спросила Линдсей с обеспокоенным видом.

Они обе выглядели значительно хуже, чем он, несмотря на все, через что ему пришлось пройти.

– Я в порядке, дочь. Спасибо, что приехала вместе с мамой.

– Конечно, – улыбнулась Линдсей с облегчением.

Лиз потребовалось несколько минут, чтобы понять, о чем говорил доктор, и она усомнилась, разбирается ли он в этих вопросах. Но, как сказал Маршалл, ангиография не лжет: он был в полном порядке. Просто невероятно обеспокоен. И он знал почему, но не стал делиться этой информацией с Лиз.

– У меня был тяжелый день в офисе и экстренное заседание совета директоров. – Он не стал говорить о теме заседания, а она не спрашивала. Она никогда не задавала ему вопросов о работе, если только он сам не хотел поделиться с ней. – Это был обычный день, не хуже других, – снова солгал он, потому что день был значительно хуже и перевернул весь его мир, – просто я полагаю, что дошел до ручки.

Лиз почувствовала себя виноватой, вспоминая, как дергала его в последнее время и требовала, чтобы он уделял ей больше внимания. Возможно, это была ее вина. Но его паническая атака встряхнула ее. Им всем необходимо поскорее забыть о той ужасной истории. Это уже в прошлом, и пора двигаться дальше.

– Когда он может поехать домой? – спросила Лиз доктора. Был уже час ночи.

– Сейчас, если захочет. – Потом он повернулся к Маршаллу. – Вам необходимо на всю ночь приложить лед к бедренной артерии. Но вы ничем не рискуете, если хотите спать в своей кровати, а не в нашей. – Он улыбнулся Маршаллу и Лиз. – Только постарайтесь не перенапрягаться. И не реагируйте слишком бурно на всякие мелочи.

«Да, «всякие мелочи», с какой женщиной прожить остаток жизни или остаться с обеими и загубить карьеру», – подумал Маршалл. Никто не знал ни о передряге, в которую он попал, ни о риске лишиться работы. Весь его мир вот-вот рухнет, какое бы решение он ни принял. Он знал это, а они нет. И по мере того как думал об этом, он понимал: поразительно, что у него не случился настоящий сердечный приступ. Он думал, что так оно и есть. И Эшли не знала ничего о том, что случилось. Только Лиз. Он не хотел расстраивать ни одну ни другую, и никто не позвонил Эшли. В его бумагах не было ее имени, только имя жены.

Они оба поблагодарили доктора. Он сказал, что оставит бумаги на столе у дежурного, и вышел из палаты. Маршалл встал с кровати, слегка пошатываясь. Этой ночью ему здорово досталось. Лиз помогла ему одеться, обращаясь с ним как с ребенком. Он очень ценил ее материнские инстинкты, особенно когда был болен. С Эшли он был взрослым, а она – ребенком. С Лиз все наоборот. Она как заботливая жена ухаживала за ним почти тридцать лет. Это многое значило, и она казалась ему надежной и привычной, когда помогла сесть в машину. Линдсей, зевнув, устроилась на заднем сиденье. Лиз вела машину, и все трое испытали облегчение, когда подъехали к дому в Россе. Как только они вошли в дом, Лиз уложила мужа в постель и принялась убирать следы рвоты с пола их спальни. Он пожаловался, что его слегка подташнивает, и она принесла ему чашку чаю, несколько крекеров и упаковку льда для бедренной артерии. И перед тем как лечь спать, Лиз поцеловала дочь и еще раз поблагодарила за то, что поехала с ней. В глубине души Линдсей была хорошей девочкой, просто слишком еще юной и немного избалованной. Лиз теперь полностью контролировала ситуацию. В моменты кризиса она была великолепна.

– Спасибо, Лиз, – сказал Маршалл, глядя на нее с благодарной улыбкой, когда она села на кровать рядом с ним. Он знал, что эта ночь была для нее ужасной. – Ты всегда так заботишься обо мне, особенно когда болен. Но сейчас я даже не болен, просто перенапрягся.

– Ну ты действительно заболеешь, если не сбавишь обороты. В следующий раз это может оказаться настоящий сердечный приступ.

Две ее подруги потеряли мужей, которые были моложе Маршалла: один умер во время утренней пробежки, другой – на теннисном корте. И она не хотела, чтобы с ним случилось то же самое. Доктор предложил им взять с собой домой транквилизаторы, но Маршалл отказался.

– Тебе нужно сбавить темп и расслабиться, – повторила Лиз, и он кивнул.

И глядя на нее, он не представлял, как может оставить ее теперь. Совет директоров потребовал, чтобы он отрезал себе правую руку… или левую… или сердце… или голову… или потерял работу, которая была его движущей жизненной силой, качающей кровь по жилам. Это был ужасный выбор.

– Что-нибудь необычное случилось сегодня в офисе? – спросила Лиз с тревожным видом, и он покачал головой, снова солгав ей и чувствуя себя виноватым. Он не мог сказать ей правду.

– Да все как обычно. Ничего особенного. У нас возникли внутренние проблемы, которые мне пришлось решать. У меня было совещание с Конни Фейнберг по этому поводу.

Лиз кивнула.

– Мне жаль, что я так вела себя в последнее время. Я думаю, меня выбила из колеи вся эта жуткая история. Даже если все было выдумкой, на какое-то время мне показалось, что в ней есть доля правды. И это заставило меня осознать, что несчастье может случиться. – Ее глаза наполнились слезами. – И я не хочу, чтобы что-нибудь когда-нибудь произошло с тобой… или с нами…

Он сел в кровати, обнял ее и пообещал:

– Ничего не случится.

Опять солгал, Как мог он обещать ей это теперь? Но что еще ему было сказать? Что он хочет оставить ее ради женщины на двадцать лет моложе ее? Он не представлял, как даже сообщить ей об этом. И на секунду ему стало жаль, что он не умер этой ночью. Он думал, что умирает. Это был бы самый простой выход. И он знал, что Лиз не заслуживает того, что произойдет, и его дети – тоже. Слезы выступили у него на глазах, когда он смотрел на нее, и Лиз была шокирована. Маршалл никогда не плакал, и это заставило ее понять, как он тоже напуган и уязвим. Она обняла его и прижала к себе, нежно поглаживая по волосам, как ребенка.

Она выключила свет в спальне и пошла раздеваться. Маршалл уже дремал, когда она вернулась, и приоткрыл глаза, чтобы посмотреть, как она ложится в постель. Она была неотъемлемой частью его жизни, и он не мог представить себе, что будет делать без нее или как будет продвигаться по карьерной лестнице.

– Я люблю тебя, Лиз, – сонно прошептал он, когда она прижалась к нему и принялась массировать ему спину.

Он улыбнулся и закрыл глаза, а она лежала рядом и смотрела на него, пока он не заснул.

Когда Маршалл проснулся на следующее утро, Лиз была уже внизу и готовила завтрак. Он некоторое время лежал в постели, размышляя. Ему было интересно, случилась ли прошлая ночь во имя какой-то цели – чтобы показать ему, что нужно делать. Ему было противно поступать так, но сейчас ум его прояснился. Они с Лиз женаты двадцать семь лет. Он не мог бросить ее сейчас. Это нечестно по отношению к ней. И она очень ему нужна. Если он расстанется с Эшли, это почти убьет его, но он знал, что у него нет выбора. Лиз – мать троих его детей и та жена, которая ему нужна для карьеры. Это решение, которое ему придется принять. А Эшли достаточно молода, чтобы идти дальше и построить новую жизнь и даже родить еще детей человеку, который захочет жениться на ней. Все это было очень сложно для него в данный момент. И если он признается в своей связи с Эшли, вспыхнет невероятный скандал. У них две незаконнорожденные дочери, а сама Эшли – доказательство, что он изменял Лиз в течение восьми лет. Он не хотел демонстрировать публично эту сторону своей жизни и нес ответственность перед МОИА как генеральный директор, поэтому не желал быть скандалом века или даже просто скандалом года. Теперь ему это стало совершенно ясно. И он знал, что ему придется лететь в Лос-Анджелес, чтобы объясниться с Эшли. В любом случае он летел туда на следующий день, как обычно.

Он принял душ и побрился, прежде чем спуститься вниз, и почувствовал себя лучше, приняв наконец решение. Линдсей все еще спала, а он, полностью одетый, пошел на кухню. Лиз выглядела усталой и еще не переоделась после сна. Она поднялась очень рано, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, и еще несколько раз вставала среди ночи. И всякий раз он мирно спал, а сейчас выглядел свежим как огурчик, усаживаясь за стол, и никто бы не догадался, что накануне ночью ему делали ангиографию.

– Как ты себя чувствуешь? – тревожно глядя на него, спросила Лиз.

– Полным идиотом, – признался он с глуповатой улыбкой. – Я чувствую себя невероятным кретином. Думал, что умираю, а не просто переживаю паническую атаку. Разве это не то же самое, что случается только с девушками?

Доктор разуверил его в этом накануне ночью, но все равно было очень неловко.

– Очевидно, нет, – сказала Лиз, садясь напротив него с чашкой чаю в руке. – Я еще раз прошу тебя сбавить темп. Все это означает, что стресс давит тебе на мозги, и в один прекрасный день у тебя случится инфаркт. Лучше этого избежать. Мне не хочется стать вдовой.