Войдя в офис, она закрыла за собой дверь и села напротив Маршалла, и тот сделал комплимент по поводу ее красивого загара. Несколько минут они непринужденно беседовали о своих семьях и разных посторонних предметах. Потом она посмотрела ему в глаза с серьезным выражением, которое дало ему понять, что встреча будет не такой приятной, как он думал.

– Я здесь неофициально, Маршалл, чтобы обсудить кое-что с вами в частной беседе. Я уже переговорила об этом с советом директоров, и мы хотим решить этот вопрос до того, как он станет проблемой. Как вы поступите – это ваше личное дело, но мы не хотим, чтобы история эта стала достоянием общественности или в нее оказалось втянутым агентство. Мы предпочли бы остаться в стороне. Поэтому, что вы сочтете нужным предпринять, решать вам. Нам сообщили несколько сотрудников офиса в Лос-Анджелесе, что в течение нескольких лет вы вовлечены в отношения с женщиной и что это весьма серьезно. Нам сказали также, что это ваша вторая семья и даже есть дети. По-видимому, одна из секретарш офиса в курсе происходящего, и она говорит, что эта женщина, ваша… э… любовница… вторая жена, как бы вы ее ни называли, в свое время была нашей сотрудницей. Я понимаю, что такие вещи случаются, и это не первый случай в деловых кругах, когда мужчина вашего положения заводит вторую семью. Но эта ситуация может иметь серьезные негативные последствия как для нас, так и для вас. Я не знаю, в курсе ли происходящего ваша жена, но если она ничего не знает и правда выйдет наружу, вы окажетесь в очень неприятном положении, а она, возможно, не станет молчать. А что более вероятно, другая женщина, мать ваших внебрачных детей, устанет терпеть такую ситуацию, может вызвать чудовищный скандал, который представит не только вас в дурном свете, но и косвенно нас всех. Вы знаете, как ханжески люди реагируют на подобные вещи, когда дело касается морали. Мы живем в очень пуританской стране, хотя я лично смотрю на вещи более реалистично. Но дело не в моей морали, или вашей, или в том, как я смотрю на это. Все это может вызвать огромный публичный скандал, в результате которого вы будете выглядеть предосудительно в глазах публики и акционеров, и ваша репутация будет окончательно загублена. Я понимаю, что эта ситуация очень болезненна для вас. Но совет директоров требует, чтобы вы привели свои дела в порядок как можно быстрее, прежде чем это просочится в прессу или одна из ваших женщин решит устроить публичный скандал. Вы очень ценны для нас, Маршалл, и мы не можем допустить, чтобы вы были уязвимы в вопросе, который грозит превратиться в нешуточный скандал. Ради карьеры вам придется сделать нелегкий выбор. Если МОИА все еще является для вас приоритетом, вам придется привести в порядок свою личную жизнь в соответствии со стандартами, которые ожидают от нашего генерального директора. Я говорила с нашими адвокатами об этом, и мы не можем заставить вас развестись или жениться на другой женщине. Но я вынуждена сказать вам, что если то положение, в котором вы находитесь, станет общественным достоянием, нам придется принять меры. Это не тот имидж, которому должен соответствовать наш генеральный директор. Люди, которых мы любим, очень часто для нас важнее всего – так и должно быть, – но это может поставить под угрозу вашу карьеру. И я решила, что будет только справедливо предупредить вас об этом, сказать, что мы в курсе происходящего, и дать вам шанс исправить ситуацию как можно скорее. И если вы действительно дорожите своей работой, у вас нет выбора.

Она смотрела на него с серьезным выражением лица, и даже если бы ударила обухом по голове, этот удар не был бы таким оглушительным и не заставил бы его задохнуться сильнее. Ему потребовалось больше минуты, чтобы восстановить самообладание после всего сказанного. Он не стал спорить и выяснять, как они обо всем узнали, – это уже не имело значения. За прошедшие годы некоторые его коллеги могли видеть его вместе с Эшли в разных местах или с дочерьми, и, очевидно, его жизнь ни для кого не была секретом. И Конни ясно дала понять, что, если он не примет решение как можно быстрее, это будет стоить ему карьеры, чего он не мог допустить. Но при мысли о том, чтобы расстаться, он едва не разрыдался. К тому же не представлял, кого выбрать. Безусловно, так дальше продолжаться не может, тем более после предупреждения Конни.

Она видела, как он раздавлен, и быстро поднялась со стула.

– Я предоставляю делать выбор вам, Маршалл. Пожалуйста, держите меня в курсе относительно своих намерений. Никто не будет шокирован или огорчен, если вы решите развестись, ну а если вы надумаете порвать с другой женщиной, то надеюсь, сделаете это тактично, чтобы ситуация не вышла из-под контроля.

Он сидел на часовой бомбе, так же как и они. И меньше всего им хотелось, чтобы генеральный директор оказался замешанным в подобном деле. Это была традиционная корпорация с серьезной респектабельной репутацией, а сам он имел имидж порядочного семьянина. И исправление создавшегося положения, не разрушая этого имиджа, потребует большой ловкости. Люди должны чувствовать, что ему можно доверять, а не думать о том, что он подлый, бесчестный обманщик, имеющий две семьи в двух разных городах. Конни оставалось лишь надеяться, что его любовница окажется порядочной и не станет устраивать скандал. Если особа, обвинившая его в сексуальных домогательствах, была примером того типа женщин, которых он предпочитал, то это вызовет серьезные проблемы. Конни была этим озабочена, так же как и весь совет директоров, и уж точно ему не завидовала. Он был, очевидно, очень привязан к обеим женщинам, но если хочет сохранить свою должность генерального директора МОИА, ему придется сделать выбор.

– Мне очень жаль, Маршалл, – тихо сказала Конни и вышла из офиса.

Маршалл долго сидел за своим столом, совершенно ошеломленный, не имея представления, что теперь делать.

Просидев часа два за закрытыми дверями, Маршалл покинул офис, никому ничего не объяснив, лишь предупредив секретаршу, что плохо себя чувствует. Она никак не связала визит председателя совета директоров с его уходом: Конни не впервые заходила просто повидаться и дружески поболтать. На этот раз все было иначе, но знал об этом только Маршалл. Вся его карьера висела на волоске, даже куда более тонком, чем во время обвинения в сексуальных домогательствах, а вероятно, еще и из-за них. Может быть, он исчерпал доверие совета директоров. Но какой бы ни была причина, Конни неоднозначно заявила, что они не потерпят, чтобы у него была жена и семья в округе Марин и тайная любовница с двумя детьми в Малибу. Это сходило ему с рук в течение долгих лет, но теперь все кончено, настало время расплаты.

Он не мог позвонить Лиз, чтобы обсудить это, не мог поговорить и с Эшли. Он знал, что как можно быстрее должен выбрать одну из них и упорядочить свою жизнь. Ему делалось дурно при мысли об этом, и как только он вошел в свой дом в Россе в половине пятого и поднялся наверх в ванную, его стошнило. Но лучше от этого он чувствовать себя не стал. Это был еще один кошмар, и он не закончится так просто, как обвинения, выдвинутые против него Меган Виллерз. Сейчас не от кого откупаться и не найдешь компромиссное решение. Если он хочет сохранить обеих женщин, то рано или поздно потеряет работу, и скорее рано, поскольку совет директоров в ужасе от перспективы быть вовлеченным в скандал, который коснется и его, и МОИА. Это сразу же отразится на стоимости акций. Поэтому он должен решить, что будет делать, или придется распрощаться с карьерой. Чего он не мог решить, так это остаться ли с Лиз, с которой он прожил двадцать семь лет и которая всегда была идеальной женой, несмотря на эмоциональные срывы в последнее время. Но он любил ее не так, как Эшли. Глаза его наполнились слезами, когда подумал о том, чтобы расстаться с Эшли, и он решил, что не сможет без нее. Но как поступить тогда с Лиз и с их общими детьми, которые возненавидят его, если он бросит их мать ради хорошенькой девчонки, которая делила с ним постель в Лос-Анджелесе в течение восьми лет и родила ему близнецов? Он не представлял, к кому обратиться и с кем поговорить. Он никогда в жизни так не боялся принять неправильное решение, но в данной ситуации правильного не было. И он знал, что, какое бы решение ни принял, лишится чего-то и кого-то очень важного, в том числе и частицы себя. Каждая из этих женщин владела какой-то частью его, и он чувствовал себя как дикий зверь, который попал в капкан и перегрыз себе лапу, чтобы освободиться.

Уже наступила ночь, а он все сидел в темноте, не в состоянии двинуться с места или прояснить свои мысли. В голове все время крутилось одно и то же – Эшли… Лиз… Лиз… Эшли… Что выбрать: многолетнюю привязанность или страсть? Долг или желание? Молодость или зрелость? Идеальную жену или девушку своей мечты?.. Он любил их обеих слишком долго…

Маршалл сидел так несколько часов, то заливаясь слезами, то не в силах дышать. С нарастающим чувством паники, которая, словно желчь, жгла рот, он внезапно почувствовал резкую боль в груди и покалывание в руке и понял, что у него начался сердечный приступ. И на минуту ему показалось, что легче умереть, чем принять решение. Не успел он подумать об этом, как ему стало невыносимо трудно дышать, сознание ускользало, и, дотянувшись до телефона, он набрал 911. Ему ответили немедленно.

– У меня… сердечный… приступ… – произнес он с трудом. Он не знал, который теперь час, и его это не волновало. Странно: надеялся умереть, но тем не менее позвонил по 911; не Лиз или Эшли, потому что ему этого не хотелось, а хотелось умереть в одиночестве. Вот еще один выбор, который он не смог сделать.

– Какой адрес? – спросила женщина спокойным отчетливым голосом, и он ответил ей. – Вы находитесь рядом с входной дверью?

– Нет… не могу спуститься вниз… дышать не могу, – проговорил он с трудом, хватая ртом воздух. – Очень болит в груди… входная дверь не заперта.

Он почувствовал, что сейчас снова потеряет сознание, но этого не произошло.

– Вы пили?