Это был всего лишь легкий шлепок, и Маршалл счет ее доводы разумными. Перспектива расстаться с двумя миллионами ради спасения карьеры и сохранения репутации его вовсе не пугала – скорее, наоборот, радовала.

– По моему мнению, совет директоров решит, что вся эта история не большая цена за исключительно компетентного генерального директора, – сдержанно произнесла Конни. – Такое случалось и в других компаниях, и все это пережили. В конце концов все обо всем забудут.

Ее голос звучал невозмутимо и спокойно, хотя было видно, что ситуация ей не нравится. Но совет директоров, безусловно, согласился поддержать Маршалла, и она была довольна, что все не обошлось в еще бо́льшую сумму, а такое вполне могло случиться, окажись эта Виллерз и ее адвокат пожаднее.

– Не могу выразить, как я вам благодарен и как мне жаль, что так получилось. Обещаю, что в будущем такое не повторится.

– Всякое случается. Будем надеяться, что с вами этого больше не произойдет, – доброжелательно сказала Конни. – Это была очень дорогостоящая ошибка. Я попрошу Саймона составить заявление для прессы, которое она должна будет подписать и в котором откажется от всех выдвинутых против вас обвинений.

– Я думаю, он как раз сейчас над этим работает.

– Мы известим акционеров, что компания заплатила ей отступные, чтобы избежать потери времени, расходов на судебное разбирательство и нежелательной огласки, и она отказалась от своих ложных обвинений. А мы вычтем выплаченную ей сумму из вашей премии в конце года.

Поскольку сумма намного меньше его предполагаемой годовой премии, никто из-за этого особо огорчен не будет. Главное теперь, чтобы Лиз никогда не узнала, что обвинения против него имели под собой почву. Он может сказать ей, что это был шантаж и им пришлось заплатить отступные, чтобы избежать дальнейшего скандала и долгого судебного разбирательства. Что касается писем и фотографий, сама она об этом наверняка никогда не узнает, и его репутация будет спасена. Единственное, что им теперь предстояло пережить, – это несколько часов скандала в прессе, пока Виллерз не выступит с заявлением, предположительно к концу рабочего дня.

После того как поговорил с Конни, Маршалл позвонил Лиз и предупредил, что сегодня в прессе появятся скандальные обвинения, с которыми выступила Виллерз, чтобы надавить на них, но все они будут сняты к концу дня или завтра утром. Угрозы судебного разбирательства удалось избежать с помощью отступных, и она по-честному отказалась от своих слов.

– Все в порядке? – В голосе Лиз прозвучала паника.

– Скоро все уладится. Она не отступала, пока мы не согласились заплатить. Это, конечно, вымогательство, но совет директоров решил не доводить дело до суда, хотя мы наверняка выиграли бы процесс. Все скоро закончится. Тебе лучше предупредить детей: все равно увидят в «Новостях». Скажи, что все это ложь, шантаж.

Самым главным для него было то, что Лиз верит ему и не станет докапываться до правды. Теперь он был в этом уверен. Поговорив с Лиз, он позвонил Эшли и также предупредил, чтобы ничему не верила: это будет шумиха вокруг судебного разбирательства, основанного на ложных обвинениях в сексуальных домогательствах, сделанных в порыве злости бывшей служащей компании, которую когда-то уволили. Она сочла это несправедливым и теперь жаждала мести. Это показалось ему разумным и правдоподобным объяснением происходящего.

– Какого дьявола, что еще случилось? – подозрительно спросила Эшли.

Но Маршалл уже совершенно успокоился: кошмар почти закончился, поэтому отвечал ей невозмутимо и уверенно. Он больше не боялся и не паниковал, поскольку знал, что его карьере ничто не угрожает.

– Просто наша бывшая служащая решила подзаработать вымогательством: такое случается. Мы были вынуждены заплатить ей отступные, чтобы избавиться от нее, и сегодня к вечеру она должна признать публично необоснованность своих обвинений.

– А они действительно необоснованны? Или тебе пришлось откупиться, потому что она говорила правду?

Вопросы, которые задавала Эшли, были вполне уместными, но у Маршалла уже были готовы на них ответы.

– Если бы она говорила правду, то не согласилась бы взять отступные и выиграла бы дело в суде. В данном же случае совет директоров не захотел с этим связываться, чтобы не поднимать шумиху. Могу уверить тебя, что у меня не было с ней никаких отношений. Все ее обвинения – ложь. Лиз мне верит, совет директоров тоже, и надеюсь, веришь мне и ты.

Его голос звучал так, будто он чувствовал себя уязвленным оттого, что она в нем сомневается. Эшли долго колебалась, прежде чем ответить.

– Я знаю тебя лучше, чем Лиз, поэтому не сомневаюсь: ты способен завести интрижку, а потом солгать.

С ее аргументами не поспоришь, да он и не пытался.

– Я не считаю, что у нас с тобой интрижка, – обиженно сказал Маршалл. – Наши отношения длятся дольше, чем многие браки. У нас двое детей и, я надеюсь, общее будущее. Эта женщина спятила. Она просто потаскушка, которая нашла скользкого адвоката, чтобы выманить у нас деньги. Такие, как она, способны на все.

– Надеюсь, что ты говоришь правду, – грустно сказала Эшли.

– Я не хочу никого, кроме тебя! – заявил он с чувством. – Завтра приеду в Лос-Анджелес, тогда и поговорим обо всем. Я просто хотел предупредить, чтобы не волновалась по поводу увиденного или услышанного.

В его интонациях было столько любви и заботы, что Эшли была совсем сбита с толку.

Час спустя, когда увидела «Новости», она почувствовала тошноту, несмотря на его предупреждения. Ей вся эта история показалась очень правдоподобной. А через пять минут позвонила Бонни, сразу после того, как прочитала сообщение в Интернете, совершенно огорошенная.

– Он говорит, что эта женщина не в своем уме и пыталась выманить у него деньги. Она работала у них, и ее уволили, поэтому она в ярости выдумала историю с сексуальными домогательствами, чтобы вытрясти из компании кругленькую сумму, – пояснила Эшли, повторяя слова Маршалла. – Они заплатили ей отступные, и к концу дня она выступит с заявлением и признается, что все это неправда. Полагаю, такое случается с большими корпорациями. Им предъявляют иски, чтобы стрясти с них деньги.

– Интересно, во сколько им это обошлось, – цинично заметила Бонни.

Эшли не стала признаваться, что сама толком не знает, что происходит, и ее тоже мучают сомнения. Казалось, он говорил ей правду, уверяя, что у него ничего не было с этой женщиной, но она уже не знала, кому и чему верить. То, что она увидела по телевидению, пошатнуло ее веру в него.

* * *

К двум часам дня чек был готов и доставлен адвокату Меган Виллерз, а она подписала договор о конфиденциальности и отказе от своих претензий. Ее заявление, оправдывающее Маршалла, было сделано вовремя, чтобы попасть в пятичасовой выпуск новостей. История началась и закончилась в тот же день. И все знали, что подобного рода претензии время от времени выдвигаются против руководителей крупных корпораций или просто мужчин, обладающих властью, и часто оказываются ложью. А иногда и правдой.

Совет директоров попросил Маршалла провести пресс-конференцию в конце дня, после заявления Меган Виллерз, что он и сделал. На пресс-конференции он появился с видом оскорбленной добродетели, в прекрасно скроенном темном костюме, белой рубашке и неброском галстуке; рядом с ним была Лиз. Он сделал краткое заявление, поблагодарив МОИА и совет директоров за поддержку, а мисс Виллерз за то, что в конце концов сказала правду и признала его невиновность. Он также поблагодарил за поддержку свою жену. Сказав это, он взглянул на Лиз, которая держалась с чувством собственного достоинства и любящим взглядом смотрела на мужа. Камера показала крупным планом, как они держатся за руки, и Эшли, когда увидела это по телевизору, расплакалась. Стоя рядом с мужем, Лиз казалась такой спокойной и гордой, как будто у нее не было никаких поводов для огорчений. Он улыбнулся ей и направился к выходу, а она последовала за ним. Она выглядела уверенной респектабельной женщиной, вставшей на сторону мужа. И глядя на них, Эшли предчувствовала, что скажет Бонни, и, возможно, будет права в том, что он никогда не бросит свою жену. Теперь ей так казалось и самой, и она видела, какое глубокое взаимное уважение объединяет их. Она сидела, судорожно глотая воздух и задыхаясь от рыданий, охваченная паникой, когда внезапно инстинктивно почувствовала, что, вероятнее всего, у него и в самом деле была связь с этой женщиной, а МОИА почти наверняка заплатило, чтобы избавить его от скандала. И его отношения с женой намного ближе, чем он говорил. Эшли чувствовала себя так, словно ее мир рухнул. Ей все стало казаться фальшью теперь, когда она увидела, как они стоят рука об руку и Лиз смотрит гордо и уверенно. Было очевидно, что она верит мужу, но Эшли больше ему не верила. Она знала, что в этот короткий миг, когда она увидела Лиз, стоявшую рядом с Маршаллом, ее надежды рассыпались в прах. Она никогда больше не сможет верить его словам о предположительно исчерпавшем себя браке, ей он таковым не показался.

Этим вечером Маршалл позвонил детям и объяснил ситуацию: рассказал об угрозе судебного разбирательства, об отступных, выплаченных МОИА с целью избежать этого, и о том, что Меган Виллерз признала беспочвенность своих обвинений. Линдсей сказала, что все это очень неловко, Джон выразил свое сочувствие и поддержку, а Том не поверил ему, но не захотел огорчать мать, обвиняя отца в том, что он лицемерный лжец. Маршалл почувствовал это по его интонациям и односложным ответам.

К семи часам вечера все закончилось. Маршалл еще раз позвонил Конни, чтобы поблагодарить ее и совет директоров за поддержку, и та сказала, что их усилия стоили того, чтобы МОИА не оказалось втянутым в скандал. Они поступили так, как сочли лучшим для компании. И все испытали облегчение, невзирая на цену, которую пришлось заплатить.

Поздно вечером, укладываясь спать, Маршалл думал об Эшли и о том, что наутро ему придется объясняться с ней в Лос-Анджелесе. Но худшее уже позади. Самое главное – он не потерял работу, не был публично опозорен, а, напротив, оправдан. И Лиз рядом с ним, уставшая, но спокойная. Она ни секунды не колебалась и полностью доверяла ему.