Кэтрин Сатклифф - Игра теней

Три месяца спустя

Август 1876 года

Англия. Лондон

Заложив руки за спину, Норман стоял у двойного окна и наблюдал за Сарой, которая сидела под деревом и кормила орешками свою противную вертлявую обезьянку. Он оглянулся на мать.

– Думаю, мне нужно поговорить с ней.

– Очень советую, – ответила матушка. – Ты должен быть у лорда Лимбертона в половине девятого. Я увижу тебя там, дорогой?

– Если будешь так любезна, мама.

Леди Шефилд подставила сыну щеку для поцелуя и направилась к двери.

– И, дорогой, попытайся убедить ее оставить своих дикарей дома. Пока наши друзья вроде бы все понимают, но, боюсь, их терпение заканчивается.

– Сделаю все, что смогу, мама. Ты же знаешь, как они к ней относятся. Не выпускают из вида ни на секунду.

Норман подождал, когда мать уйдет и только тогда отправился в сад к Саре.

– Сара, ты не забыла, что мы сегодня ужинаем у лорда Лимбертона?

Она почесала шею обезьянки и ответила: Не забыла.

– Но ты не одета.

– Одета.

– Но не можешь же ты пойти к Лимбертону в брюках.

– Почему нет?

– Так не принято.

Кусты раздвинулись, и из них вылез дикарь.

– Господи, – прошептал Норман. – У него копье.

– Это не копье, а трубка для стрельбы. Он может убить стрелой птицу, находящуюся в пятидесяти футах.

– Что он здесь делает?

– Не знаю. Почему бы тебе не спросить у него самому?

– Боже милостивый, нет, – придвинув кресло поближе к Саре, Норман сел. – Буду с тобой откровенен, Сара. Со времени нашего возвращения в Англию твое поведение оставляет желать лучшего. Я терпелив…

– И очень понятлив, – добавила она.

– Очень.

– Не могу представить себе никого, кто проявил бы такое понимание, когда его невеста полюбила другого человека и отдалась ему, как я Моргану.

Норман отклонился на спинку кресла и нахмурил брови. Его правый глаз начал подергиваться.

– Я тоже не могу представить.

– Тебя вообще не волнует, что я уже не девственница?

– Тише, Сара.

– Им наплевать, что я не девственница, – Сара указала на Кана, слезавшего с дерева. Он повис на суку, спрыгнул на землю и отряхнул руки.

– Они верят, что Морган был бото, поэтому я удостоилась большой чести, став его любовницей.

– Действительно, – Норман барабанил пальцами по подлокотнику кресла. – Я надеялся, ты как-нибудь сможешь преодолеть это… увлечение американцем, и мы обсудим наше будущее.

– Это не было увлечением, Норман. Я очень сильно любила Моргана. И люблю до сих пор. Просто не понимаю, зачем ты хочешь жениться при таких обстоятельствах?

– Потому что я люблю тебя.

– Глупости, – Сара покачала головой. – Я больше не такая наивная, Норман. Подозреваю, у тебя есть какая-то причина так страстно желать жениться на мне, несмотря на мое поведение. Я стала бы уважать тебя больше, если бы ты просто сказал мне о ней. Возможно, тогда мы смогли бы достичь взаимопонимания.

Она посмотрела на него без улыбки.

Норман прикоснулся к ее руке и усмехнулся. Кан встал позади Сары, сложив руки на груди. Когда трое невысоких худощавых индейцев с трубками для стрельбы встали рядом, Норман опять откинулся на спинку кресла.

– Очень хорошо. Ты хочешь правды. Чтобы войти в дело твоего отца, мне пришлось ликвидировать большую часть капитала. Моя семья ничего об этом не знала, но очень скоро узнает, если сэр Джозеф Хукер не распространит эти проклятые семена в Кью-Гарденз. Семена являются моей единственной надеждой построить свою жизнь независимо от родственников – проклятой кучки стервятников. После нашей женитьбы и при успехе предприятия мы становимся обладателями крупнейшей в мире каучуковой империи.

Обезьянка соскочила с коленей Сары, побежала к кирпичной стене, окружавшей сад, забралась по вьющимся растениям наверх и скрылась. Сара встала с кресла, прошла прямо через кусты, подтянулась на обвивающих стену ветвях и заглянула через нее. Обезьянка бежала к дому соседей.

– Проклятое животное, – сказала Сара. – Ньюсанс, вернись!

– Сара, – послышался сзади голос Нормана, – ты слышала, хоть слово из того, что я сказал?

– Конечно.

Солнечный зайчик отразился от окна второго этажа. Сара удивленно приподняла брови и оглянулась.

– Ты знаешь, что кто-то приехал в дом Сандерлендов?

– Ради Бога, – отозвался Норман. – Теперь ты шпионишь за соседями. Разве тебе недостаточно ходить по всему Лондону с видом дикаря из джунглей? Теперь ты еще должна заглядывать в чужие окна?

– Ньюсанс, – окликнула Сара обезьянку, уже подбежавшую к дому и скрывшуюся за углом. Она задрала ногу и перенесла ее через стену, заставив тем самым Нормана вздохнуть и затаить дыхание. Сара спрыгнула с другой стороны стены, отряхнула брюки и направилась к дому, засунув руки в карманы и будто осматривая заросший сад.

Когда после приезда в Лондон она поселилась в городке Сент-Джеймс, ей стало известно, что по соседству никто не живет, поскольку старый Сандерленд умер три года назад, а наследников у него не было. Очевидно, суд наконец продал дом. Новые хозяева вряд ли обрадуются, увидев рядом обезьянку, как не обрадовался ни один из соседей Сары, когда они с Норманом вернулись в Лондон. Леди едва не упала в обморок, увидев в полночь сидящую около ее кровати обезьянку.

– Сара, – позвал Норман. – Сара, ради любви…

Она оглянулась и увидела, что Кан и остальные перебрались через стену и с трубками следуют за ней. Картина, хотя и смешная в подобных условиях, напомнила Саре, как много дней назад эти люди преданно сопровождали ее на берегах Амазонки. Только одного не хватало. Моргана.

Боль с силой пронзила Сару, на глаза навернулись слезы, но она заморгала и постаралась сосредоточиться на цели: на поисках своей любимицы.

Она подошла к парадной двери дома, увидела, как та приоткрылась, но не успела даже открыть рта, как дверь снова захлопнулась. Нахмурившись, Сара поднялась по ступеням и постучала. Никакого ответа. Она постучала еще раз. Опять ничего.

– Эй, – крикнула Сара. – Кто бы вы ни были, у вас моя обезьянка и она мне нужна.

Кан с индейцами заняли позицию перед ступенями, глядя на пешеходов, разинувших рты у ворот. На улице стала образовываться пробка, поскольку кучеры останавливали свои экипажи, увидев такую картину. К воротам подошли два полисмена и из-под своих шлемов уставились на дикарей.

– Что-нибудь не так, мисс Сент-Джеймс? – спросил один из них.

Сара немного смутилась от того, что полисмен знал ее, но не удивилась. Какая другая женщина ходила по улицам в брюках цвета хаки в сопровождении дикарей и шаловливой обезьянки? Зеваки уже начинали шептаться. К моменту, когда она приедет на ужин к Лимбертону, весть о ее последней выходке уже дойдет до лорда. Повернувшись спиной к публике, Сара опять постучала в дверь.

– Отдайте мою проклятую обезьянку! Переговоры на улице оживились.

Норман с красным лицом растолкал локтями толпу, поднялся по ступеням, взял Сару за руку и повел за собой.

– Извините, – сказал он прохожим. – Простите, пожалуйста. Видите, она еще расстроена после смерти отца. Горе сделало ее…

– Сумасшедшая, – пробормотал кто-то.

Норман повел Сару домой, отводя в сторону ветви деревьев, шлепавшие его по лицу, и наконец ударился головой о клетку, полную орущих голубых попугайчиков. Он усадил Сару в кресло, а сам стал прохаживаться перед ней.

– Я не уверен, что могу и дальше сносить твое поведение, – начал он. – Ты становишься посмешищем для наших друзей…

– Твоих друзей, – поправила его она. Норман раздраженно вздохнул.

– Я делаю все, чтобы прекратить распространение слухов про твое пристрастие к курению сигар…

– Но я люблю сигары. Мне очень нравится запах и вкус табака. Я могу чем-то занять руки, когда сижу в саду и думаю о…

– О чем? Или я должен спросить, о ком? Нет, не говори мне. Я уже знаю. О том проклятой американце. Тут, полагаю, уже ничего не поделаешь, если учесть ваши лирические отношения, но я настаиваю, чтобы ты прекратила безобразно вести себя. Господи, слуги говорят, по ночам ты танцуешь голая по пояс, а дикари стучат в свои барабаны и дуют в дудки.

– Никому нет дела до того, чем я занимаюсь в собственном доме, Норман. Это и тебя касается. Ты же знаешь, я не согласилась стать твоей женой, – Сара встала с кресла, подошла к столику, взяла из коробки сигару и закурила. – И вот еще что. Я больше не невинная наивная девочка, как ты думаешь. Ты больше не будешь так разговаривать со мной, если надеешься на наше объединение – заметь, я не говорю «на женитьбу». Я нужна тебе, Шефилд. Ты мне – нет. Следовательно… – она выпустила изо рта облачко дыма. – Тебе лучше быть со мной нежным, иначе проведешь оставшуюся часть жизни под каблуком у матери.

Норман смотрел на нее вытаращенными глазами. Сара повернулась, сняла с крючка широкополую шляпу и надела себе на голову.

– Кажется, мы приглашены на ужин, мой лорд? Идем?

Сара стояла около окна в доме лорда Лимбертона в Хэйдэйр и смотрела не столько на движение по мостовой и на пешеходов на тротуарах, сколько на отражения в стекле тех, кто сзади наблюдали за ней, сдвинув в удивлении брови. Со времени возвращения в Лондон она привыкла к их шепоту, вздохам, заинтересованным взглядам и приподнятым бровям. Сара не винила их. В их мире женщина в брюках, с распущенными волосами была неприемлема, хотя они относились к ней снисходительно, учитывая трагические обстоятельства, в которые она попала в течение последних месяцев в Южной Америке. Ходили слухи, что Сару похитили дикари и повезли вниз по Амазонке, пока на помощь не подоспел сэр Генри Уикэм.

Эту историю, конечно, сочинил Норман. Как каждый мог заметить, этот эпизод нанес ей травму, но иногда Сара чувствовала себя прежней. Естественно, она понимала, что больше никогда не будет доброй скучной Сарой Сент-Джеймс, старающейся приспособиться к кругу Нормана, подделывающейся для того, чтобы он нашел ее выгодной для себя партией. Эта милая, нежная и наивная леди больше не существовала. Она столкнулась с разочарованием, опасностью и переживаниями… особенно с переживаниями. Потеря отца, друга, любимого…