Два дня до Рождества, но Ник этого совершенно не чувствовала. Лавина дел поглотила ее с головой. К тому же она сознательно «загоняла» себя, не давая ни малейшего шанса остановиться, подумать. Осознать, что происходит и что она делает. Телефонные звонки, после которых ей часто хотелось бросить все и рвануть в аэропорт. В самолет и к нему! Что ее останавливало — непонятно. Наверное, все те же сомнения, посеянные дядей. И собственная стыдливость. И прорывающееся с каждым телефонным разговором все больше раздражение Кайла. Все это очень походило на тупик, и всю мрачность и глубину этого тупика она панически не хотела осознавать, прячась, как страус головой в песок, уходя в единственное, что у нее было — в работу.

Был во всей этой ситуации один-единственный плюс. Дядя уже которую неделю был «шелковый» до невозможности. На работе беспрекословно соглашался со всеми ее предложениями, лишь в самых спорных случаях пытался возражать ей, но делал это крайне деликатно. Дома вдруг заделался поваром, балуя Ник кулинарными сюрпризами на ужин. Это было и грустно, и забавно, тем более, что аппетит у нее в последнее время был на «троечку». Но дядя не оставлял попыток накормить Ники вкусненьким. Ради справедливости стоит отметить, что его эксперименты на ниве кулинарии удавались через раз.

Вот и сейчас он что-то ваял. С кухни ползли запахи, которые даже со всей придирчивостью нельзя было охарактеризовать иначе как «упоительные». Видимо, эксперимент сегодня можно признать удачным. Ник сидела в гостиной, по-прежнему с ногами, водруженным на столик. И кстати, теперь ей это позволялось совершенно беспрекословно. Ноутбук на животе, на экране открыты файлы с заявками команд. Ежегодное светопреставление с подготовительным этапом наконец-то обретало хоть какое-то подобие ясности.

Звонок в дверь был совершенно неожиданным, гости у них бывали редко, а уж незваные — и того реже.

— Ник! — закричал дядя с кухни. — Открой дверь, у меня руки в муке.

— Кто это? — Ник недовольно поморщилась, ставя ноут на столик и поднимаясь. Она только уловила ускользающее от нее уже некоторое время противоречие в заявках двух команд, как ее прервали. Как не вовремя!

— Я не знаю! — отозвался с кухни дядя.


Санта-Клаусу с мешком подарков на пороге собственной квартиры она бы удивилась и то меньше.

— Привет, — слегка лениво протянул он. Что за манера у человека разговаривать после долгой разлуки как ни в чем не бывало! Как будто говорили вчера! Она в себе нашла силы только кивнуть.

— Пригласишь войти?

И снова она смогла лишь наклонить голову в знак согласия, отступая в глубину квартиры. Махнула рукой в сторону гостиной. И в этот момент…

— Кто там, Ники? — в холле появляется дядя. — О, черт!..

— И вам здравствуйте, мэтр Лавинь, — подчеркнуто вежливо отвечает Кайл.

Этьен, как и племянница, реагирует на приветствие лишь кивком. И, провожаемые мрачным взглядом Лавиня, который выглядит весьма грозно, даже несмотря на мучной росчерк на щеке, они проходят в гостиную.

А там Ник совершенно неосознанно забивается в угол дивана, предлагая Кайлу сесть в кресло. Он ее приглашение игнорирует, садясь рядом. Лишая путей к отступлению. Деморализуя.

Она нервно прокашливается.

— Ты бы хоть предупредил, что приезжаешь…

— Зачем? Канун Рождества — пора сюрпризов и чудес… — так же лениво, тягуче произносит он. Слегка наклонил голову, разглядывает ее.

Ник страшно неловко от ситуации, от его взгляда, от его близости. В ней как будто начинает происходить какая-то неконтролируемая химическая реакция, катализатором которой является он.

— Ты… хм… полагаешь, что ты — рождественское чудо? — она из последних сил пытается сохранять сдержанность.

У него нет плана действий, нет идей, что ей сказать. Он вообще ни черта не понимает, кроме одного!

Резко притянул ее к себе за плечи и поцеловал. Просто потому что думать ни о чем другом не мог. А уж когда она стала отвечать ему…

Он забыл, где находится, что происходит вокруг. Плевать, что он в гостиной чужого дома, что где-то недалеко, за парой стен — Лавинь, который может войти в любой момент. Все летит в тартарары, когда его девочка ему отвечает поцелуем!

Вжал ее в мягкую спинку дивана, пальцы сами собой скользнули под футболку, нежно касаясь изгиба спины. Там у нее очень чувствительное место, он это выяснил! И — целовать, целовать, целовать… Мягкие губы, упругий язычок, глотать ее дыхание, первый тихий стон. Левая рука переместилась вперед, также под футболку. Футболка домашняя, и под ней нет ничего, кроме гладкой теплой кожи. Нашел сосок, тихонько сжал, теряя голову окончательно. Губы сами собой скользнули по шее вниз.

— Кааайл! — то ли шипит, то ли стонет она. И ладошки упираются ему в плечи. — Что ты делаешь? Не надо… не здесь…

Отрезвляет. Что в такой ситуации первая опомнилась в недавнем прошлом невинная девушка, а не он… с его-то опытом!

Медленно вытаскивает руки из-под футболки, аккуратно разглаживает ее. Пальцы трясутся, запускает их в свои волосы, чтобы скрыть это от Ники.

— Что ты делаешь?.. — беспомощно, дрожащими губами повторяет она. — Там же дядя на кухне…

— Что-что… — огрызается он. Зашибись разговор начал! — Это ты так на меня действуешь! Ты меня с ума сводишь, я вообще не соображаю, что делаю!

Получается резко, почти зло. Он пытается уровнять дыхание, прийти в себя, чтобы не напугать ее, чтобы дать себе хоть какой-то шанс по-человечески поговорить.

Однако Ник не выглядит испуганной. После его слов вид у нее скорее… заинтересованный.

— Свожу тебя с ума? — повторяет она вопросительно. — Я?

— Ты видишь тут кого-то еще? — он все никак не может справиться со своим раздражением. — Конечно, ты!

— И насколько… сильно? — нерешительно.

— Сама оцени! — не сдержавшись, рявкает он. Хватает ее руку и притягивает к явному доказательству того, насколько. Втягивает со свистом воздух. Что он творит?! Разжимает пальцы, отпуская ее руку. Только вот она свои пальцы не убирает. Глаза в глаза. Ярко-голубые против светло-серых. А потом тонкие девичьи пальчики чуть вздрагивают, движутся вдоль ткани брюк вверх и вниз, в робкой неумелой ласке. Серые глаза медленно закрываются, признавая полнейшую капитуляцию. Голова беспомощно откидывается назад. С губ срывается протяжно: Cavoli! (ит. грубая форма выражения «ничего себе!» — прим. автора). Ник не знает этого слова, но судя по эмоциональности голоса, это какое-то ругательство.

А потом он резко откидывает руку, отстраняется. Ее легкая улыбка добивает его окончательно.

— Нам надо поговорить!

— Я вижу, как вы разговариваете! — раздается от входа в гостиную голос Лавиня.

Кайл вздрагивает, Ник заливается румянцем. Кайл отлично представляет, как это выглядит со стороны. Зажатая в углу дивана Ники со вспухшими губами от его нифига не нежных поцелуев. Он сам… дыхание как у марафонца после финиша, в штанах тесно. Интересно, как давно там стоит Лавинь, и как много он видел? Заметил ли он, что тут его племянница вытворяла своей рукой? Кайл бросает косой взгляд на Николь и с удовольствием отмечает, что румянец на ее щеках становится все жарче. «Поделом тебе! — думает он с мрачным удовлетворением. — Нельзя так издеваться над мужчиной!»

— Падрон! — прерывает его размышления Лавинь. Кивает головой в сторону выхода из гостиной. — На два слова!

— При условии, что вы оставите нож здесь! — парирует Кайл.

Этьен с недоумением смотрит на Кайла, потом на тесак в своей руке. Слегка усмехается.

— Хорошо! — кидает нож на стоящую рядом этажерку. — Я и голыми руками справлюсь…

— Кто б сомневался… — бормочет под нос Кайл, поднимаясь с дивана и направляясь за вышедшим из гостиной Лавинем. На Ники он не смотрит.


— Какого черта ты явился? — Лавинь не стал утруждать себя предисловиями, едва за ними закрылась дверь кабинета.

Кайл ожидал чего-то подобного. Наделся, конечно, хоть на какое-то подобие дружелюбия со стороны грозного шефа «Дакара», но и к такому повороту разговора был готов. И он уже давно не мальчик, чтобы его можно было запугать.

— Я забираю Ник.

— Да ну? — у холеного потомка французских аристократов сейчас такое выражение лица, что более слабонервный человек поторопился бы упасть в обморок. От греха подальше. — Я что-то не наблюдал ранее у своей племянницы ручки, как у чемодана. Чтобы ее можно было взять и забрать.

Кайл ругнулся сквозь зубы. Он сегодня, похоже, в принципе не способен правильно излагать свои мысли.

— Я хотел пригласить Ник… провести Рождество на Сицилии.

— Вот как? — Лавинь сохраняет показную невозмутимость. — И она согласилась?

— Мы… хм… не успели это обсудить.

— Видел я, как вы обсуждали! — все напускное спокойствие слетает с Лавиня. — Я тебе руки оторву!

Обсуждаемые части своего тела Кайл демонстративно складывает на груди.

— Вот что я тебе скажу, Лавинь! — его собеседник вздрагивает от резкости тона, от внезапного перехода на «ты». А Кайл и не думает менять этот тон. — Мы оба взрослые люди — и я, и Ник! И не надо тут играть в благородного отца семейства и изображать викторианскую мораль!

— Вот, значит, как мы заговорили… — голос Лавиня тих и угрожающ. — А теперь послушай меня, Падрон. Я знаю Ники долго, почти с рождения. Я знаю, что она за человек.

— Да я… — пытается ответить Кайл, но Лавинь не допускает этого.

— Молчи и слушай!

Кайлу приходится кивнуть в знак согласия.

— Ник… сложно сходится с людьми. Редко к кому привязывается. У нее было непростое детство, знаешь ли… — из Этьена будто выпускают воздух, он устало садится на стул, горбит плечи. — Но уж если она кого-то одаривает своими чувствами… открывает сердце… то делает это безо всяких «но» и «если». Она не умеет наполовину, Падрон. Если уж любит — то любит!