Это возбуждало почти физически. Естественно, поначалу это изумляло, но стоило овладеть ситуацией, в чем он преуспел, как изумление уступало место самым приятным ощущениям. Приятные ощущения — слишком общее понятие. Скорее, это бодрило и освежало, как вода из родника. Да. И Пенелопа была этим освежающим источником. Она была невозможной. Невероятной. И неотразимо притягательной.

Из-под его чутких пальцев, скользивших по клавишам, текла меланхоличная мелодия, которая точно, слишком точно отражала его внутреннее состояние. Он понял это по странному выражению лица Кранли.

— По-моему, победа вовсе не радует тебя.

— Не такое уж это знаменательное событие, тебе не кажется? — ответил Айвстон.

— Возможно, ты еще не осознал его значимости.

— Чепуха. Все я прекрасно осознал, — сказал Айвстон, поднимая глаза на брата.

Именно в этот момент Амелия, молодая жена Кранли, вошла в комнату, свежая, как солнечный лучик, в белом муслиновом платье, по подолу которого бежал замысловатый узор голубого цвета. Она улыбнулась мужу, и он ответил тем же. Айвстон вздохнул и позволил грусти воплотиться в звуки.

— Приехала леди Далби. Она непременно хочет тебя видеть, Айвстон, — возвестила Амелия.

— Я не хочу встречаться с леди Далби, — сказал Айвстон.

— Тебе придется, — неожиданно поддержал жену Кранли.

Все знали, что Кранли очень не любил Софию Далби, но не понимали почему. А сам Кранли, даже если у него были на то причины, никогда не говорил о них. Он не желал откровенничать. Только Пенелопа умела честно и открыто излагать свое мнение. Правда, она, не задумываясь, использовала Айвстона, чтобы заинтриговать другого джентльмена. Разве можно простить такое? Нет, конечно. Он не относился к категории мужчин, которыми можно манипулировать. Жаль, что ей не хватило ума это понять.

— Меня нет дома, — упрямо заявил Айвстон, неотрывно наблюдая, как легко его пальцы скользят по клавишам, посылая ввысь грустную мелодию, которая, достигнув купола, билась о его своды, медленно умирая, пока не исчезла совсем.

Он слышал, как шептались Кранли и Амелия, но не обращал на них внимания. Вдруг дверь распахнулась, и в комнату вошла София Далби в сопровождении их матери. Трудно выразить словами, каким несчастным почувствовал себя в этот момент Айвстон.

— Айвстон, сейчас же прекрати мучить фортепиано! — голосом, не терпящим возражений, заявила его мать Молли. — Еще одна тоскливая нота, и я прыгну в Темзу.

Айвстон неохотно встал и, вздернув подбородок, посмотрел на мать. Судя по улыбке, играющей на лице леди Далби, пощады ему не будет. Но он и не заслуживал снисхождения.

Все сели. Комнату для музыкальных занятий недавно обновили, обив стены узорчатым шелком восхитительного цвета морской волны. На этом нежном фоне инструменты, позолота на деревянных поверхностях, в основном на верхней части арфы, смотрелись очень гармонично. Присутствующие также прекрасно вписывались в интерьер, не говоря о Софии Далби, которая облагораживала своим присутствием любое помещение.

— Леди Далби, о чем говорят нынче в свете? — спросила Молли, в то время как Понсонби, дворецкий, внимательно наблюдал за слугой, который подавал чай и печенье.

Кранли довольно громко застонал.

— Кранли! — возмутилась Молли, нахмурив брови, в точности как сам Кранли, когда злился. — Пора тебе уже смириться со слухами. Как можно быть в курсе событий, если люди перестанут говорить о них? Я никому не хочу причинить вреда, но я должна знать, что происходит в обществе. Ведь так легко кого-нибудь обидеть по незнанию, только из-за отсутствия нужной информации, ты согласен?

— Согласен, — сказал Кранли и коротко кивнул. — Так недолго и нашего дорогого Айвстона обидеть.

— Не говори глупости. Айвстон у нас тихоня, — с легким раздражением в голосе отмахнулась от него Молли. Она явно хотела сделать сыну комплимент.

— Думаю, Молли, вы еще не в курсе, как недавно отличился Айвстон, — сказала София, стягивая перчатку, чтобы принять чашку чаю из рук Молли. На ее правой руке красовалось массивное кольцо с рубином в окружении мелких жемчужин, которое создавало восхитительный контраст ее белоснежному платью и белым лайковым перчаткам. — Лорд Айвстон выиграл одно крупное пари. Почти каждый в Лондоне поставил пару фунтов. Сейчас все только об этом и говорят. Вы не знали?

— Нет, — ответила Молли, переводя взгляд с Айвстона на Кранли, — впервые слышу об этом.

Молли, которая выросла и воспитывалась в Бостоне, несмотря на хрупкое сложение, отличалась железным характером, и никто не смел ей перечить. Мать шестерых сыновей, один из которых умер в младенчестве, она не терпела нарушений установленного порядка и умела жестоко наказать за это. И наказывала, как считала нужным. Все пятеро сыновей боялись попадаться ей под горячую руку, собственно, как и ее муж, четвертый герцог Хайд.

— Речь идет о небольшом пари, в основном между мной и Кранли, — сказал Айвстон, отмахнувшись от чашки чаю.

— В основном? Не скромничайте, лорд Айвстон, — проворковала София. — Думаю, вам хорошо известно, что из-за этого «небольшого» пари книгу ставок клуба «Уайтс» чуть не изодрали в клочья.

— Вы тоже сделали ставку? — спросил ее Кранли.

София улыбнулась, и ее глаза засияли от удовольствия.

— Я выиграла двадцать шесть фунтов, лорд Кранли. А вы? Сколько вы проиграли?

— Может быть, я выиграл? Вам это не приходило в голову? — ответил Кранли.

— Конечно, приходило. Но, исходя из условий пари и имеющейся у меня информации, вы делали ставку на то, что лорд Айвстон не добьется расположения очаровательной мисс Прествик, а поскольку он добился гораздо большего, я пришла к выводу, что вы проиграли пари. Я права?

Кранли ничего не ответил, лишь злобно сверкнул глазами.

Айвстон пребывал в мрачном молчании.

Ни тот, ни другой не осмеливались взглянуть на мать.

— Кто вам это сказал, София? — спросила Молли.

— Лорд Айвстон собственной персоной. Он открыто признался в этом герцогу Иденхему и мисс Прествик. Я сама была тому свидетелем. Как и леди Ричард. Бедная девушка была потрясена, насколько я могу судить.

— О! — воскликнула Амелия, в ее голубых глазах читалось осуждение. Кранли был готов провалиться сквозь землю или стать невидимкой и заползти под ковер. О бегстве не могло быть и речи, ибо хрупкая, маленькая Молли не постеснялась бы на глазах у всех отходить братьев метлой. — Он сказал это прямо Иденхему? Да еще в присутствии леди Ричард, которая и без того редко появляется в свете? Мне было бы крайне неловко на ее месте, не говоря уже о бедной мисс Прествик.

— Бедная мисс Прествик сама может о себе позаботиться! — выпалил Айвстон.

— Как раз она и не сможет этого сделать! — с негодованием сказала Молли, причем ее глаза приобрели стальной оттенок. — Я была лучшего мнения о своих сыновьях и никак не предполагала, что они заключают пари на молодых невинных девушек из высшего света. Я полагала, что, имея благородное происхождение и соответствующие преимущества, вы наконец извлечете урок из тех поступков, свидетелем которых я была в этом сезоне, и возьмете за правило проявлять к другим людям, особенно к слабым Божьим созданиям, больше уважения и снисходительности! — говорила Молли, распаляясь от гнева. Айвстон и Кранли, прикусив языки, безропотно молчали. Судя по всему, они знали, что до этого дойдет. — Сначала Блейкс в моем собственном доме затаскивает Луизу в чулан, за дверью которого собралась половина Лондона, и лишает чести девушку благородного происхождения, правда, ее папаша — настоящая деревенщина. Затем ты, Кранли, — при этих словах уши у Кранли стали пунцовыми, — укрываешься с Амелией в оранжерее и превращаешь ее платье просто в месиво, что вызывает настоящий скандал. А теперь еще и ты, Айвстон, от которого я меньше всего ожидала подвоха, сотворил что-то ужасное с мисс Прествик, которая, я уверена, ничего плохого тебе не сделала!

Ничего плохого?

Но это не так. Молли ошибалась.

Это мисс Прествик сотворила с ним нечто ужасное. Перевернула всю его жизнь. Он никогда не станет прежним. Никогда.

— Правда, Молли, в книге ставок клуба «Уайтс» было записано совершенно другое пари, — вмешалась София. — По крайней мере одно из них гласит, что Айвстон женится на мисс Прествик. Думаю, Айвстон не слишком пострадает, если проиграет его, ибо ставки невысоки.

— Откуда вам известно, что записано в книге мужского клуба «Уайтс»? — спросил Айвстон хриплым, срывающимся голосом… от чего? От гнева? От тоски?

Что может заставить его тосковать?

Или кто?

София небрежно пожала плечами, внешне оставаясь совершенно спокойной.

— У меня есть свои способы узнать, что происходит в клубе «Уайтс», как, собственно, и в других клубах. Леди обязана знать, что творится в мире джентльменов, иначе как она может защитить себя?

Кранли рассмеялся. Это был резкий отрывистый смех, свойственный только мужчинам.

В отличие от него Айвстону было не до веселья.

— Полностью с вами согласна, — сказала Молли, сурово глядя на сыновей. — И мисс Прествик живое тому доказательство. Я уверена, что бедная девочка и понятия не имела, что на нее делают ставки. Она была совершенно беззащитна перед тобой, Айвстон. Что ты сделал с этой милой девушкой?

— Не думал, что ты знакома с мисс Прествик, — сказал в ответ Айвстон. Ибо тот, кто называл Пенелопу милой и бедной, явно никогда не встречал ее.

— Я с ней не знакома, — сказала Молли, — но уверена, что она не сделала ничего такого, чтобы заслужить столь ужасное обращение со стороны моих сыновей. Разве я не права?

Кранли в полном замешательстве посмотрел на Айвстона.

Айвстон собрался с духом и, сделав глубокий вздох, заговорил: