— Вы так думаете, миссис Уоррен? — спросил мистер Прествик.

— Не сомневаюсь, что так она и думает, — ответил за нее Даттон, как же низко он пал, — ведь миссис Уоррен пугает любое проявление внимания.

— Как странно, — мягко сказала леди Ланрит. Ее манера поведения, ровная и спокойная, была чрезвычайно привлекательной. Естественно, лорду Даттону было трудно устоять перед обаянием этой женщины. — Редко встретишь леди, миссис Уоррен, которую, как и меня, смущает излишнее внимание. Может быть, вы навестите меня как-нибудь и мы поговорим об этом?

Лорд Даттон чуть не лопнул от злости.

Зато Анна почувствовала себя гораздо лучше, чем час назад. Какая все-таки милая женщина Антуанетта, такая проницательная и великодушная. Возможно, ей хватит сил устоять перед Даттоном, чтобы не оказаться в его постели. Анна едва сдержала вздох облегчения. Если бы она сделала это, Даттон испытал бы чувство удовлетворения, но около месяца назад она поклялась себе, что лишит Даттона покоя. Возможно, на всю оставшуюся жизнь. Но пути Господни неисповедимы. Хотя он определенно этого заслуживал.

— С большим удовольствием, леди Ланрит, — с улыбкой ответила Анна.

— Ваша сестра, — напомнил Джордж Грей, глядя на Даттона с легкой насмешкой.

Ходили слухи, что на прошлой неделе Джордж Грей ударил Даттона в живот. Должно быть, это было забавно.

— Да, иду, — вздохнул Джордж Прествик. — Еще раз прошу прощения. — Поклонившись, он и мистер Грей вышли из зала.

— Могу я присоединиться к вам?

Анна подняла глаза и увидела лорда Руана, который стоял, положив руки на спинку стула, где только что сидел мистер Прествик. Даттону его предложение показалось вполне приемлемым. А вот леди Ланрит была не очень довольна. Что бы это значило?

Глава 17

— Довожу до вашего сведения, что мне все это не нравится, — сказала Пенелопа, когда Айвстон вывел ее из гостиной в достаточно просторный, ярко освещенный вестибюль, — но не стану отрицать, что это любопытно. В качестве эксперимента, если вы понимаете. Так сказать, сравнительный анализ. Логично предположить, что все мужчины целуются приблизительно одинаково, единственную разницу составляет форма их губ, и если принять это во внимание, то возникает вопрос, влияет ли это различие на их манеру целоваться?

— Очень хорошо понимаю вас, — с веселыми нотками в голосе сказал Айвстон. — Я пришел к такому же выводу относительно женщин, и если учесть, что я целовал не одну женщину, должен признать, что ваше предположение в общем и целом верное. В этом смысле женщины очень похожи. Практически все целуются одинаково.

— И скольких женщин вы целовали? — спросила она.

— Я не считал.

— Почему? Тогда ваш вывод недостаточно точен.

— Думаю, он точен. Просто женщин было слишком много.

Его заявление повергло Пенелопу в шок, но интуиция подсказывала, что он скорее всего лжет. Слишком много? Как ему вообще удалось поцеловать хотя бы одну девушку? Ведь он из дома не выходит!

Айвстон все-таки был очень странным. Все так думали. Никто даже не сомневался на этот счет. Слухи, к которым Пенелопа внимательно прислушивалась, что естественно, ибо Айвстон был в ее неофициальном списке потенциальных претендентов на роль мужа, все слухи безоговорочно свидетельствовали о том, что он — человек странный и нелюдимый. Как он вообще ухитрился найти женщину, не говоря уже о поцелуях?

Правда, если быть честной, а Пенелопа была скрупулезно честной сама с собой, он целовался очень хорошо. Напрашивался вывод, что у него все-таки был некоторый опыт. Возможно, он поцеловал пару раз какую-нибудь дальнюю родственницу. Или практиковался с блудницей. Это больше походило на правду. У Айвстона было больше денег, чем хороших манер. Так что ему не оставалось ничего другого, как только покупать расположение женщин, даже падших.

От этой мысли ей стало гораздо легче.

Но через секунду стало гораздо хуже.

Проститутка? Он заплатил падшей женщине, чтобы научиться целоваться?

Интересно, как это было? И сможет ли она превзойти ее?

Пенелопа не сомневалась, что сможет. Она справится лучше, чем какая-то девица с улицы. Чем все городские блудницы, вместе взятые. Она была уверена в себе, как никогда.

Пен пристально смотрела на Айвстона, пока он тащил ее за собой, крепко держа за руку, глядя только перед собой и громко возмущаясь, когда натыкался на слуг, которые сновали по вестибюлю взад и вперед, обслуживая гостей леди Ланрит. Они буквально скатились с лестницы, забыв об осторожности, и наконец, проскочив через заднюю дверь, оказались в небольшом тенистом саду позади дома.

Дождик устал моросить и лениво ронял редкие крупные капли.

Айвстон напоминал буйно помешанного. Ее тайное свидание с конюхом было гораздо лучше подготовлено: по крайней мере там, где они встречались, была крыша над головой, и Пенелопа выбрала для этого теплый летний полдень, а не дождливую ночь. Как можно кого-то соблазнить в таких неблагоприятных условиях?

Но Айвстон, по всей вероятности, не думал об этом. С какой-то первобытной страстью, что трудно было в нем заподозрить, он без ласковых слов и легких прикосновений, которые говорят о намерениях мужчины, кинулся к ней, заключил в объятия и начал целовать с такой нежностью, как будто… как будто, но думать она не могла. От его поцелуев голова пошла кругом.

Неужели это все происходит с ней?

Ее затуманенный мозг отказывался понимать, зачем они вообще все это затеяли. И прежде чем Пенелопа сообразила, что делает, она приподнялась на цыпочки, обхватила его голову руками и страстно ответила на поцелуй.

Их языки не знали покоя.

Горячее дыхание.

Мягкие влажные губы.

Его руки прижимали ее к груди с такой силой и решимостью, что ей ничего не оставалось, как отвечать тем же.

Скорее всего из вежливости. Просто чтобы не обидеть, в этом все дело.

Она должна показать ему, как хорошо умеет целоваться, и проявить при этом некоторую теплоту. Таков был уговор.

Она собиралась доказать, что не уступает в искусстве поцелуя уличным блудницам.

Правда, это казалось смешным и неуместным, но она так чувствовала, а в данный момент ее заботили только чувства и ощущения.

А чувствовала она себя на вершине блаженства.

Айвстон великолепно целовался. И обнимался не хуже.

Это было потрясающе.

И Пенелопа отвечала ему с восторгом и… азартом, и дело было вовсе не в договоре, но ему этого знать не следовало. Она решила и докажет ему, что умеет целоваться лучше других.

У нее все получится.

Просто ради разнообразия и чтобы продемонстрировать глубину своих познаний, она, обхватив его голову руками, чуть запрокинула ее назад и начала покусывать его нижнюю губу.

Из груди Айвстона вырвался стон, что уже было очень хорошо, объятия стали крепче, а поцелуй — более страстным и изощренным.

Это было восхитительно. Должно быть, она застонала, но надеялась, что ей показалось.

Дождь окутывал их холодной влажной пеленой. Прозрачные капли покрыли золотистые волосы Айвстона тонкой вуалью мерцающего великолепия. Высокие скулы, нос, изящные дуги бровей — все отливало серебром. Он казался нереальным и прекрасным, как сказочный принц. Пенелопа ощущала прохладу его кожи, запустив пальцы в шелковистые волосы, в то время как внутри у нее все пылало и пульсировало — извечное противостояние льда и пламени. Соски набухли и болели, дыхание стало прерывистым, с трудом пробиваясь наружу, как взлетающие вверх искры костра в неравной борьбе с дождевыми струями.

Он немного отстранился от нее, совсем чуть-чуть.

— Конюх не мог вас этому научить, — прошептал он.

Она весело фыркнула и провела языком по его шее, лаская пульсирующую жилку, прежде сдвинув носом галстук, чтобы добраться до нее.

— А вы что, целовались с конюхом? Нельзя быть таким самоуверенным.

Он глубоко вздохнул и легонько толкнул ее, чтобы она опустилась на пятки, а сам отступил назад. Разве это не доказывало, что он со странностями?

Пенелопа схватила его за лацканы сюртука и с силой притянула к себе, не отрывая взгляда от его губ.

— Я настаиваю на соблюдении условий нашего договора, Айвстон. И не позволю вам их нарушать.

С этими словами она дернула его за сюртук, принуждая продолжить выполнение договора.

На самом деле это было вовсе не трудно. У нее всегда был талант заставлять мужчин делать то, что она хочет. Оставалось надеяться, что Айвстону хватит ума это оценить.

Айвстон раздумывал недолго. Он обхватил ее за талию, прижал к груди и начал целовать яростно, с ненасытностью примитивного дикаря.

Это было превосходно.

Ее конюх не был способен на такую страсть. Он был робок и любознателен, но не более того. Айвстон был безжалостен и напорист.

Кто бы мог подумать?

Вызывала удивление не только мгновенная и полная трансформация Айвстона, но и сама Пенелопа не подозревала, что его дикая ненасытность вызовет в ее душе такую бурю эмоций. Но это было восхитительно. Правда.

— Чему еще ты научилась, Пен? А этому тебя обучали? — Только он это сказал, как его рука скользнула вверх, и вот уже нежные пальцы поглаживают грудь. Возбуждение копьем пронзило тело. Сердце колотилось о ребра, рискуя выскочить из груди. Она хотела еще и немедленно.

— О да, конечно. Он преподал мне науку соблазна в мельчайших подробностях. Мой конюх был прирожденным наставником, — солгала она, в то время как ее горячее дыхание и жадные губы ласкали его лицо, подбородок, шею. Особенно ей нравилась шея, длинная и прохладная, с пульсирующей жилкой у основания. С Пенелопой происходило что-то невообразимое. Она не узнавала себя. Девушке не подобало так вести себя, но ей было слишком хорошо. Как все-таки странно. Когда она увидела обнаженную шею конюха, это не вызвало у нее никаких эмоций. Наверное, с ней что-то было не так. Поэтому следовало изучить шею Айвстона более тщательно, чтобы понять причину ее привлекательности. — Надеюсь, я вас не очень удивила.