– Хочу. Серьезно?

– Дай подумать… Знаешь, ради тебя – согласна, Смерчинский, – отозвалась я, уже скучая по его пальцам. Проклятье! Когда я была влюблена в Ника, по его пальцам я не скучала – потому что они никогда не держали мою ладонь и не касались моего лица. Все это досталось наседке Олечке. А теперь эта же курочка решила заполучить еще и Дениса.

«Ага, щас», – единодушно решили головастики и зловеще переменили цвет с благодушного зеленого на темно-бордовый.

– Точно согласна?

– Да.

– Двести поцелуев приравнивается к одной совместной ночи, – невозмутимо отозвался молодой человек. – Так что, Чип, готовься.

– Это кто такое тебе сказал? – возмутилась я. – Что у тебя за мысли однобокие все время?

– Очень здоровые мысли, моя фея. Нет, правда, что плохого в том, что заложено во мне природой и подкрепляется моими чувствами? – И тут этот начинающий извращенец принялся распространяться на тему того, какими должны быть отношения между парнем и девушкой, которые действительно доверяют друг другу. Порою он произносил очень даже откровенные слова и фразы – как само собой разумеющееся.

– Дэн, давай потом об этом поговорим, – чуть ли не взмолилась я, пытаясь все это время сделать связь вновь тише, но мобильник конкретно заглючило. Звук соединения продолжал оставаться неприлично громким, а голос Смерча – отчетливым. Он продолжал объяснять мне, что даже, несмотря на дефицит капусты в детстве и подростковом возрасте, я вроде как уже не девочка, а почти что леди – очаровательная леди. На мои укоризненные замечания говорить тише Дэнка в лучшей своей эгоистично-пофигистичной манере не реагировал.

– Заткнись ты уже! – не выдержала я наконец.

– Какие эмоции. Ты что, меня боишься? Эй, Бурундучок, ты же мне доверяешь? – мягким голосом профессиональной лисы спросил он меня.

– Доверяю, – отозвалась я деланно мрачно, потому что видела, как половина автобуса наслаждается речами парня. Нажимать на кнопку, регулирующую звук связи, я уже устала.

– Тогда… – Сморчок на секунду замолчал, а потом продолжил еще более очаровательным и манящим голосом: – После того как ты закроешь сессию и я приеду с моря, съездим в одно хорошее местечко в горах? Снег и цветы – это потрясно, ты увидишь это и согласишься. А я постараюсь показать тебе настоящее доверие. – Он рассмеялся, и вместе с ним негромко заржали рядом сидящие парни лет двадцати пяти. Они были одними из тех, кто все слышал.

– Доверие? После этаких доверительных бесед девицы обычно родителям новую заботу в дом приносят, – грянула на вес автобус какая-то бабулька с кульками в руках, которой, между прочим, по всем законам этой Вселенной, полагалось быть глуховатой, а не иметь уши-локаторы! Те, кто не обращал на меня внимания, тут же обернулись. Кое-кто со скуки заинтересовался происходящим, и бабка стала все так же громко объяснять: мол, той девице, да-да, той, в зеленой рубашке, звонит парень и… приглашает ее на доверительные беседы интимного характера. Куда? Да на альпинистские луга. Какие? Ну, где снег и цветы, что, не видели по телевизору? Вот там и будут они друг другу того… доверять.

Таким заинтересовался даже мрачный парень-кондуктор, до этого прожигающий взглядом окно.

– Денис! – сказала я, понимая, что раз опозорилась, мне уже бояться нечего. Но в горы все равно хотела. Хотя бы для того, чтобы посмотреть на эти самые альпийские луга нашего местного разлива.

– Что?

– Ты совсем уже? – Я тяжело вздохнула. Парни рядом кивали головой, мол, сделай чуваку счастье, соглашайся!

Пришлось отвернуться.

– В смысле – совсем? – не понял Смерч. – Я просто хочу, чтобы ты поняла, что такое настоящие отношения.

– Спасибо, я поняла. И люди рядом со мною – тоже, – отозвалась я.

– Какие люди? – все-таки удивился он.

– Я в автобусе еду, и ты так орешь в трубку, что о твоих намерениях знают все, – с долей мстительности произнесла я. – И про горы, и про чувства.

Девушки рядом захихикали.

– И смеются, – тут же добавила я. – А у меня, между прочим, сотовый заглючил, и я не могу сделать связь тише. Все слышно. Понимаешь, ты, милый мой дурачок?

– А-а-аа, ты все-таки чудесна! – в восторге прокричал мне Денис в ухо. Нет, я никогда понять его не смогу. Другой бы на его месте засмущался, а он только обрадовался. – Эй, пусть все слышат, что ты моя! Эта девушка – моя. И вы не представляете, что она со мной делает. Особенно когда сердитая. Маша, из-за тебя уже не могу думать!

Парни уставились на меня сначала подозрительно, а потом с великим одобрением. Кондуктор закивал. Девушки переглянулись, тетка в шляпе искренне и с удовольствием засмеялась, два мужика со спортивными сумками задумчиво осмотрели меня с ног до головы, а бабка показала большой палец, прогрессивная однако.

– Ты у меня получишь, гад, – только и прошипела я.

На этом батарея телефона села, связь отключилась, и цирк закончился. Народ в автобусе погрустнел, а я новый спектакль устраивать не стала, чтобы их развеселить, и выбежала через две остановки – потому что мои глаза узрели одно знакомое местечко под названием «Дерзкий шарм». Решение мое было импульсивным и, наверное, детским. И, наверное, было связано с тем, что уж очень мне не нравилось поведение Князевой. Нет, она определенно хочет походить на меня.

Я вышла, решив, что с сегодняшнего дня я перестану чего-либо стыдиться, после такого-то дурного инцидента. Меня молчаливо проводили взглядами, и только бабка вслед мне прокричала, высунувшись едва ли не по пояс в открытое окно:

– Девка! Не упускай парня! Меня в твои годы специально для этого никто в горы не звал! В альпинистские-то луга!

Пассажиры опять дружно заржали, а я уже бодро шагала по направлению к своей цели, изредка касаясь кольца Смерча.

Ну, детка, поиграем с сумасбродною Машей в игру под названием «Смена имиджа»?


На следующий день в универ я пришла довольная-предовольная, изредка касаясь кончиками пальцев волос. Настроение у меня было превосходное, и даже вчерашний скандал с мамой, который я выдержала на «отлично», не помешал мне с улыбкой смотреть вперед. Шелест пока еще ярко-зеленых молодых листьев провожал меня от самой остановки до стен университета. Солнце радостно светило в макушку, явно шепчась с мыслями-головастиками. Ветер ласково трепал волосы и складки яркого длинного, до щиколоток, сарафана на бретелях. Сшит он был из тонкой белой ткани, украшенной большими синими и голубыми узорами, и приятно холодил кожу в жаркий день.

В университете я, все такая же счастливая, произвела почти что фурор – в пределах своей группы, правда. Хотя внимания я на себе испытала немало – многие ведь знали меня как девушку нашего местного Принца-гения, и им было очень интересно посмотреть на меня и лишний раз зачем-то мне улыбнуться или сказать что-нибудь типа: «Привет, это клево», «Ярко, здорово» или «Ух ты! Модно. Кстати, привет Смерчу!».

Первыми, кто мне встретился, были Чащин и его друзья. Ребята сидели прямо на лестнице, недалеко от кабинета, и обсуждали что-то, гогоча на весь этаж.

– Привет, парни! – свойски поздоровалась я с одногруппниками.

– Привет, Машка, – машинально отвечали они, а потом заткнулись и молча уставились на меня.

– Ого, Бурундукова, ты у нас что, эпатажная дива? – спросил один из них, оглядывая с интересом мою голову.

– Ну, что-то вроде. Ну как, круто вышло? – тряхнула я волосами. Непривычно, когда их стало на треть меньше.

– Кру-у-ууто, – протянул одногруппник. Остальные заулыбались и закивали согласно. Кое-кто особенно умный попросил меня с ним сфоткаться. А Дмитрий встал со ступенек и, подняв бровь, подошел ко мне.

– Чего? – спросила я. – Эй, Чаща, мне идет? Я вчера к подруге в салон красоты заходила.

Вместо ответа он, все так же подозрительно глядя на меня, протянул руку с закатанным рукавом расстегнутой рубашки, под которой виднелась черная майка, и коснулся кончиков моих волос.

– Чаща, ты заставляешь меня бояться. Чего молчишь?

Он провел пальцами по моим волосам.

– Ну, мне идет? – не выдержала я.

– Ты что с собой сделала, сумасшедшая? – оглядел меня вновь Димка и как закричал: – Бурундукова, немедленно перекрасься!

– А что? – спросила я и захохотала. Зато я опять индивидуальность, и Князь похожа не на меня, а на старую меня. Если хватит смелости – пусть сделает то же самое. А ведь она меня еще вчера по Инету доставала – все писала, вроде как ненавязчиво, интересовалась, что я люблю: какие фильмы, музыку, книги. Я с трудом общалась с ней, предвкушая ее удивление.

– Да так, ничего, – рассерженно произнес Дима, отходя на пару шагов. – Дура ты, испортила себе волосы! Бурундуковая, ты как… от тебя не знаешь, что ожидать можно!

– Не нравится? – я ничуть не расстроилась.

– Нет, госпожа Апельсин.

– Господин Идиот. Нос-то не болит больше?

– Вчера по телефону ты задала мне тот вопрос раз двести. – отрывисто отозвался парень, не отрывая глаз то от моих волос, то от лица. Черные глаза почему-то были злы, словно я совершила преступление. – И все двести раз я говорил, что со мной все в порядке. И да, – предупреждая мой следующий, уже традиционный вопрос, заявил он, – я не злюсь на тебя за вчерашнее! Но сегодня ты… Машка, вот ты балбеска. Зачем тебе это?

– Князева, – коротко, но с достоинством отвечала я ему. И Димка меня понял, неодобрительно покачав головой.

К нам подоспели другие одногруппники, и пришлось вливаться в компанию.

Следом подоспели кузины. Да, и они были удивлены сменой моего имиджа, и хотя я предупреждала их вчера, что подстриглась и покрасилась, их удивление от этого меньше не стало.

– Ни фига себе! – оглядела меня Маринка. – Доченька, ты что, неформалом заделалась?

– Нет. Я просто хочу быть яркой, – надулась я.

– Поверь, это у тебя и без краски на голове получается, – отозвалась Лида, – тебе, Мари, только рот стоит открыть, и все, пошло-поехало.