Клое тем же спокойным, холодным голосом продолжала:

— Я знала, что вы рано или поздно уйдете.

Сента возбужденно спросила:

— Но как я могу остаться? Я предполагаю, что ты… все вы действительно думаете, что я забыла Макса, что из-за войны я перестала думать о нем. Я постоянно жду и надеюсь получить от него письмо. Каждую ночь я думаю: еще день прошел, может быть, завтра. И вот это то, что делает теперь жизнь здесь невыносимой.

Клое вся в слезах обняла ее.

— Бедное мое беби, моя девочка, моя дорогая.

Сента плакала и сквозь ее слезы Клое слышала отдельные полузаглушенные слова:

— …Так ужасно один день любить его, а на следующий день ненавидеть свою любовь к нему… но только потому, что на фронте случилось что-нибудь ужасное… Ужасы… Если пробуешь им не верить, то заставляет чувство привязанности к родине… Душа разрывается, когда приходится слышать об этом, читать бюллетени, видеть раненых… Все это не может вычеркнуть из моей души Рильт. Даже те ужасные вещи, которые говорят о немцах, не могут заставить меня забыть людей, которые были добры ко мне и среди которых я была счастлива. Что же мне делать! Я чувствую, что мне нет места нигде…

Клое нежно сказала:

— Может быть, дарлинг, война скоро окончится, а ты так молода…

Дрожа, Сента ответила ей:

— Теперь я уже не молода.

Глава XIII

Джорджи вышла из палатки. Была зима, выпал первый снег. И без того унылый ландшафт был еще более серым и скучным. Где-то вдали гудел аэроплан. Воздух сотрясался от тяжких раскатов дальнобойных орудий.

Джорджи подняла воротник своего кожаного пальто, зажгла папиросу и, тихо насвистывая, прислушалась. Она думала о том, что когда приедет Сента, вероятно, с ней будет и Билль. «Привезет ли Сента карбюратор? Если нет — будет безобразие. Но…» Спускались сумерки. В большой соседней землянке шотландские девушки напевали какую-то жалобную песенку. Джорджи услышала звук машины и вскоре увидела неясные очертания какого-то большого пятна, двигавшегося в темноте.

Раздался голос Билля: «Мы получили» Он выскочил из автомобиля. Худой, некрасивый, в американской форме. Сента была на полголовы выше его и выглядела, как его младший брат, в мужском пальто, бриджах и автомобильной фуражке.

Землянка, в которой она жила вместе с Джорджи и ее кузиной по имени Стелла Дарк, была разделена на две части. Одна предназначалась для сна и купания, другая служила жилой комнатой. Железная печка, всегда пахнущая краской, обогревала обе половины землянки. Когда Сента вошла, печка была раскалена, кипел чайник. Джорджи пригласила: «Заходите». Сента сняла большое пальто и фуражку.

Она спросила:

— А где наша Звездочка? — Так звали кузину Стеллу.

Даже голос Сенты изменился, стал более солидным.

— Где-то между нами и Кале, в объятиях Роди Ланкастера.

Билль свистнул.

Джорджи сказала:

— Какой вы чопорный, Билль!

— А вы — нет, — сухо возразил он.

Волнуясь, он посмотрел на Сенту.

— Вы знаете, Роди очень хороший парень, но он…

Джорджи перебила:

— Прекрасное животное, и не пробуйте его защищать.

— Мы знаем, что предстоит Звездочке.

— Война во многом изменила людей, — вздохнул Билль, — но особенно отразилась на девушках.

— Ничего подобного, — возразила Джорджи, — ничего не изменила. Только раньше девушки и мужчины так близко не соприкасались.

Кто-то постучал. Она крикнула: «Войдите». Когда в дверях появилась высокая женщина в темной форме, она вскочила на ноги.

— О, Нонна, как чудесно.

В ответ на возглас леди Форей: «А, капитан Педж!» Билль отвесил низкий поклон.

Леди Форей спросила:

— А где Звездочка?

— В Абервиле. Поехала за припасами.

Никто не упомянул имени Роди Ланкастера. Все знали точку зрения леди Форей на дружбу между молодыми мужчинами и женщинами, находящимися под ее наблюдением, как организатора и главы этого отдельного автомобильного отряда, прикрепленного к госпиталю.

Она холодно сказала:

— Если бы мы не были отдельным автомобильным отрядом, то, подчиняясь общим правилам, не имели бы права ездить в гости. Но в данном случае пользоваться привилегиями и создавать какие-то законы специально для себя я считаю немного недостойным нас.

Джорджи думала, как было бы чудесно, если бы Стелла вернулась одна.

В течение полутора лет она с Сентой работала в этом отряде. Сента исполняла различные поручения. Джорджи работала в продовольственной части. Это была для них очень тяжелая школа, последствием которой была их прекрасная служба теперь под руководством леди Форей.

Внезапно Джорджи воскликнула:

— А, вот и Звездочка, — и пошла к дверям.

Выскочив из автомобиля, которым она управляла, Звездочка переступала с ноги на ногу, чтобы размять кости после долгой езды. Со смехом прислушивалась она к тому, что говорил ей спутник. Джорджи окликнула их:

— Алло, — и шепотом прибавила, — Нонна.

Преувеличенно громко мужчина сказал:

— А, прекрасно.

Джорджи подумала: «Дурак».

Невольно сознавая, что эта пара была прекрасна, она вошла в палатку вслед за Звездочкой и Роди. Звездочка была прелестной — хрупкая, золотистая, с розовым цветом лица, с глазами цвета лазури. Она была оживлена и радостна. Жизнь, казалось, окружала ее ярким солнечным лучом. Даже форма делала ее еще более женственной. Нельзя было не заметить, насколько Роди Ланкастер обожал ее. Он был одним из тех тяжеловесных типов, для которых как бы создана военная форма. Над низким лбом были зачесаны густые волосы с проседью.

Леди Форей холодно кивнула ему. Она встала, отдав некоторые распоряжения Звездочке, Джорджи и Сенте. Затем, попрощавшись, прибавила:

— Думаю, молодые люди, что с вас достаточно одного визита в неделю. Спокойной ночи.

Не успела за ней закрыться дверь, как Роди громко рассмеялся.

Сента подумала: «Только Роди может так смеяться».

Со свойственным ему неясным произношением, он сказал:

— О, черт подери, отпустила порцию.

— Пожалуй, она права, — сказал Билль, с обожанием глядя на Джорджи. — Ах, как бы я хотел, чтобы кончилась эта война.

— Для того, чтобы приходить, когда вам угодно, альтруист вы такой? — нежно спросила Джорджи.

Раздался голос Звездочки, стоящей у окна:

— Как вы думаете, будет ли сегодня ночной налет? Страшно светло.

— Да, но вместе с тем туманно, — сказал Роди. Подойдя к окну, он нежно обнял ее и шепнул: — Стелла, приедете ли вы завтра к нам в город? Подождите меня в авто за большой почтой. Как только освобожусь, я к вам прибегу.

Она посмотрела на него большими красивыми глазами. Он еще ближе привлек ее к себе и почувствовал ее учащенное дыхание.

— Скажите, что вы согласны. На будущей неделе я выступаю, Звездочка.

— Хорошо.

— Идем, Ланкастер, — позвал Билль.

Они вместе вышли. Звездочка крепко держала Роди за руку. Джорджи в дверях повернулась к Сенте:

— Это дитя — безумное.

Закрыв за ними дверь, она завела граммофон. Стоя возле него, она сказала:

— Я чувствую, что совершенно изменилась. Когда-то я была так уверена во всем. Теперь у меня этой уверенности нет. Например, в случае со Звездочкой. Ее следовало бы подтянуть. Но скажи, кто из нас имеет право прикоснуться к чужой жизни? А счастье так кратко. Если жизнь дана человеку не для того, чтобы быть счастливым, то на кой же черт она!

Услышав шаги, она с коротким смехом продолжала:

— Ведь все это я говорю только потому, что считаю любовь Звездочки к Роди не совсем разумной. У него совершенно иные взгляды и убеждения.

Шаги удалились.

— Мне казалось, что это она. Не находишь ли ты подозрительным, что Роди всегда очень элегантно одет, даже, пожалуй, слишком элегантно. Не думаю, чтобы он увлекался Звездочкой, если бы она была обыкновенной крестьянской девушкой. Я уверена, что сердце Роди согревает только ее титул.

Сента тоже засмеялась.

— Ты, наверное, во многом права. Но мне кажется, Звездочка тоже не так глупа.

— Она не глупа. Но она влюблена, — вскрикнула Джорджи. — В таких случаях ведь все глупеют. Когда я вспоминаю о тебе и Максе… — она остановилась и сильно покраснела. Затем спокойно спросила:

— Сента, имеешь ли ты известия о нем?

— Нет, вот уже два года.

Джорджи с любопытством спросила:

— Твое увлечение им уже прошло?

— Не знаю. Когда в прошлом году мне приходилось тяжело работать, я так сильно уставала, что не могла думать абсолютно ни о чем. Теперь я иногда предаюсь воспоминаниям, и мне так это тяжело.

— Но ведь ты не можешь, вероятно, представить себя женой австрийца после всех этих ужасов, если вообще они когда-нибудь прекратятся?

Сента медленно повторила:

— Женой? — и пожала плечами. — Ты думаешь, можно знать, что будет с нами после войны? Иногда я прихожу к заключению, что счастье исчезло навсегда. Подумай, мы были когда-то в Рильте, ты и я. Мы любили все немецкое. Ведь все это было, а теперь кажется таким нереальным, как будто оно никогда не существовало.

— Вот почему многие из нас здесь влюбляются и ищут возможности ощущать что-нибудь «реальное», — задумчиво сказала Джорджи. — Но возвратимся к нашему разговору о Звездочке. Где она сейчас?

— С ней Билль.

— Ну, Билль! — выпалила Джорджи. — Они освободились от Билля в первую же минуту, как если бы он был ненужной вещью. Сам Билль всегда так боится кому бы то ни было помешать, что достаточно Звездочке попросить его идти впереди них, и он побежит домой с быстротой охотничьей собаки.

— Ты, по-видимому, считаешь, что теперь такое рыцарство — редкость.