Это чуть не стало курьезным промахом Мэтта: нижняя ступенька достигала Келли до колен. Но Мэтт не растерялся. Галантно подняв Келли на руки, он внес ее в карету.

— Мне не разрешено даже попрощаться с ними? — спросила она со всей наивностью, какую могла изобразить. И при этом с обожанием улыбнулась Мэтту, чего кинокамера, конечно же, не пропустила.

Ответная улыбка Мэтта была столь же сладкой:

— Еще одно твое слово, и я лопну со смеху. Келли послушно кивнула и тихо, чтобы слышал только он, ответила:

— А пусть они не загоняют тебя в свои рамки!

Глава 7

Мэтт взобрался на богатое кожаное сиденье рядом с Келли, и тут же раздался удар вожжей. Лошади тронулись. Две электрические лампочки мягко освещали интерьер кэба и походили на настоящие газовые светильники. Дорогие кремовые занавески обрамляли окна. Напротив них с Мэттом было отделение для ручной клади. Ковер с длинным ворсом кофейного цвета нежил ноги Келли. Она не могла представить себе более комфортной езды — даже с цоканьем лошадиных копыт по бетону и асфальту. Они будто летели по улицам. За окнами проплывала панорама вечернего города.

Мэтт создал эту сказку для нее. Словно она была не в Сент-Луисе, а ехала по лондонским улицам XIX века к «Ковент-Гардену».

Мэтт достал из шкафчика бутылку холодного шампанского и бокалы, а затем коробочку с теплыми канапе и поставил на откидной столик, искусно скрытый в интерьере.

Он подал ей бокал и поднял свой, чтобы произнести тост.

— За мечты, — улыбнулся он. Его глаза сияли мягким, обманчивым светом.

Келли не удержалась от ответной улыбки.

— На сей раз я полностью согласна. Мне твой тост нравится. — Келли сделала маленький глоток, и тепло изысканной влаги согрело холодную тревогу, прятавшуюся глубоко в душе. — У тебя привычка — делать сюрпризы, подобные сегодняшнему, не так ли?

— Конечно, — восхищенно глядя на нее, улыбнулся он. — Это традиция, которой я придерживаюсь.

— Чья? Дугласа Фэрбенкса или Кэри Гранта?

— Моего отца. Больше тридцати пяти лет он делал подобные подарки моей матери. Отец соблюдал этикет Белого рыцаря.

— А я решила, что это твоя собственная выдумка, — игриво заметила она.

Мэтт снова наполнил ее бокал, прежде чем она успела отказаться. Келли не ела почти весь день, и вино ударило ей в голову. Зато согрело.

— Да нет, у меня не такая богатая фантазия. А вот когда ты сказала репортерам, что получила эти серьги в коробке из-под крекера, я прямо поразился: откуда ты знаешь, как мой отец подарил маме обручальное кольцо?

Келли засмеялась, обрадованная таким забавным совпадением.

— Ты придумал лучше — стащил драгоценности у Мередит. Она не удивится, увидев их на мне?

— Нет. Она считает излишним украшать себя. Келли вспомнила почти пустую гримерную Мередит и подтвердила:

— Датская обстановка.

— Что-что?

Она засмеялась, увидев смущение на лице Мэтта.

— А вот Мисси поняла бы меня сразу, потому что мы сто лет знаем друг друга. Я хотела сказать, что у Мередит простая и строгая натура. Без прикрас. У нее датский стиль.

— О, — Мэтт отправил канапе в рот и проглотил его, — я как-то не задумывался об этом, но ты права. Иногда мне кажется, что она упускает слишком многое. Но у каждого, как говорится, свой заскок.

Келли задумчиво кивнула.

— Раньше я бы тоже это так назвала, но теперь я ее понимаю. Я не могу даже в ванную зайти — тут же в форточку всовываются десять человек и предлагают свою помощь, если я хочу договориться о тайном рандеву с тобой.

— Потому, что я Мэтт Хеннеси, а вовсе не потому, что я не умею сам строить свою личную жизнь.

— Не спорю. Давай вернемся к истории про Белого рыцаря. Пожалуй, я проинформирую о ней прессу.

— Это не столь забавно, как тебе представляется, — ответил Мэтт неожиданно серьезным тоном. Келли покачала головой и сделала глоток вина.

— Ты прав, мы слишком много веселимся. В ответ он широко улыбнулся.

— Ну что ты! Я очень рад — наконец-то развеселил тебя. А то я, честно говоря, боялся, что уже ничто, не сможет вернуть тебя к жизни.

Келли вскинула брови:

— Но мне действительно не нравится видеть себя в газетах и на экране!

— Может быть, именно этим ты и поразила меня, — сказал он, снова доверху наполняя бокалы. Она покачала головой.

— Я просто работающая женщина, которая ценит тишину и покой.

— Нет, — возразил он. — Не совсем так. Знаешь, что я увидел сегодня вечером?

— Результат трехчасовой работы Мисси плюс великолепный наряд, усмехнулась она.

Однако Мэтт не желал шутить на эту тему. Поставив бутылку на место, он вновь повернулся к ней и взял за руку. Келли потупилась: ее покорила грация сильных музыкальных пальцев, которыми он мог бы выражать образы своей богатой фантазии. Он сжал ее руку, как будто хотел наделить Келли собственной жизненной силой. И Келли непроизвольно придвинулась к нему.

Когда он поднял на нее глаза, они поразили ее искренней заботливостью.

— Сегодня вечером — впервые с тех пор, как я тебя встретил, — тихо произнес он, — я увидел предвкушение радости. До сих пор я тянул тебя как на аркане, а ты нехотя поддавалась. Сегодня вечером — понимаешь ты это или нет ты преодолела свою зависимость и согласилась с тем, что вправе снова наслаждаться жизнью. Это больше, чем просто преодолеть свою боль.

Не в силах видеть участие в его глазах, Келли отвернулась к окну. В розовато-лиловых и коралловых сумерках сквозь чуть заметные колебания ветра мерцали светом дома. Машины проплывали мимо, и водители приветствовали карету гудками, удивляясь и радуясь неожиданной встрече.

— Я не совсем понимаю тебя, Мэтт, — помолчав, проговорила она. Голос ее звучал напряженно. — Почему ты так беспокоишься? С Мередит все в порядке. К тому же тебе не откажется помочь любая девушка. Мисси, например, готова попытать счастья.

Он мягко сжал ее руку.

— Потому что ты не такая, как все. Ты заставила меня понять: Мэтт Хеннеси не исчерпывается теми дифирамбами, которые можно прочесть о нем в «Ньюсуике». Келли, ты для меня важнее, чем все, с кем я имею дело каждый день. И ты заслуживаешь большего, чем имеешь. — Его улыбка становилась все более теплой и открытой. — Миф о Мэтте Хеннеси развеивается. И это всего за неделю, проведенную с тобой. Я ощущаю себя ближе к своим корням. Мне так хорошо, как никогда.

Келли слушала его, затаив дыхание, и готова была умереть от полноты чувств. Светящиеся нежностью и теплотой глаза не отпускали ее, а угадывавшаяся в них страсть передавалась и ей. Слова Мэтта напугали ее, но не потому, что она не хотела слышать их, нет! Именно этих слов она ждала.

И в то же время боялась верить им, потому что произносил их знаменитый актер. Человек, который всегда играет. Память не позволяла ей забыть, что с самого начала, когда он был рядом с ней, то принимал вид безумно влюбленного и смотрел на нее почти такими же глазами.

— На прошлой неделе, — тихо сказала она, глядя на богатый черный бархат, ниспадавший на ее колени, — тебе удалось выбить меня из привычного русла.

Он снова взял ее за руку:

— Страшно?

Она глубоко вздохнула — сердце билось так, что он наверняка слышал.

— Ужасно. Почти два года я жила как во сне. Мэтт приподнял ее голову за подбородок:

— Я уже говорил, Келли, наслаждайся жизнью!

Келли сомневалась в том, что еще дышит. Глаза Мэтта пылали. Она видела в них страсть, нежность и какое-то удивление. Они сидели слишком близко друг к другу, но ей так не хотелось отодвигаться! Впрочем, она и не смогла бы этого сделать: тело больше не повиновалось ей. Чувствуя осторожные прикосновения пальцев Мэтта, она не знала, была ли когда-нибудь счастливее, чем сейчас. Но ее пугала растущая откровенность его пристального взгляда. Это было больше того, о чем она мечтала, и больше того, с чем она смогла бы справиться.

Келли и не заметила, как экипаж остановился. Но вот распахнулась дверца, и Келли увидела кучера, готового помочь им выйти.

Мэтт поднес руку Келли к своим губам.

— Настало время разделить тебя с обществом других. — В его голосе слышалось явное сожаление, а глаза в неверном свете говорили Келли, что придется разыграть очередную сцену для публики. Они сказали ей и то, что сцена эта не будет игрой.

Келли поразилась. Она осушила бокал и только тогда нашла в себе силы ответить.

— Благодарю за поездку, Мэтт, — улыбнулась она теперь уже с едва заметным волнением, пытаясь не выйти за рамки игры. — Ты чудовищно развращаешь меня, но мне это нравится.

— Я счастлив, дорогая. — Его голос звучал мягко. Келли стало очень спокойно. Пожалуй, она выпила слишком много вина, чтобы справиться со своей ролью в предстоящем спектакле.

Мэтт потянулся к ней и дотронулся до волос. Он смотрел на нее так, будто открыл сокровищницу.

— Блеск твоих волос подобен блеску драгоценных камней. Я подарю тебе топазы и бриллианты, чтобы ты украсила прическу.

Он вновь дотронулся до ее волос. Ей было так приятно и так легко с ним. Но искорки юмора пропали из его глаз, и Келли увидела в них одно только желание. Она смотрела на Мэтта и слушала шепот кончиков его пальцев в своих волосах, испытывая ответное чувство. И ее уже не коробило, что вот сейчас предстоит изображать эту страсть для посторонних. Она хотела быть с ним. Хотела, чтобы он запускал пальцы в ее волосы и небрежно тянул их. Хотела ощущать его руки на своей коже — чтобы страсть разгоралась, как симфония.

Но она испугалась собственной страсти: прежде ничего похожего не случалось с ней с такой неотвратимостью, угрожающей ее самообладанию. Келли в ужасе закрыла глаза.

Мэтт мягко привлек ее к себе. Он склонился над ней, ища ее губы короткими поцелуями и обвив ее руками. Ее словно током ударило, когда она почувствовала его руки на своей обнаженной спине. Она вздрогнула, и тут его губы приникли к ее губам, заглушив слабый возглас удивления. Он прижимал ее к себе все крепче, пока пуговицы от его рубашки не отпечатались на ее полуобнаженной груди. Казалось, их сердца бьются в унисон — именно это через несколько мгновений они должны были играть для публики.