– Бывает-бывает! – со смехом подтвердила Катя. – Но! Знаете ли, все это почти тайно. А если серьезно, то, молодой человек, у нас действительно профессия в этом плане особенная. Не стоит афишировать при детях свою личную жизнь. Дети – они беспощадные, уж поверьте мне. И попробуй потом что-то спросить с ученика, если он знает некие тайны про мою личную жизнь.

– И вы хотите сказать, что учительницы – это такие святые тетеньки?

– Нет! – в один голос возразили Шурику Катя с Ларисой и расхохотались.

– Знал бы ты, какие приключения у нас в жизни были! Знали бы про это наши ученики... Эх! – Катя хитро посмотрела на Ларису. – Мы когда-нибудь расскажем. Может быть. А вообще-то поговорочка про то, что в тихом омуте черти водятся, – это как раз про нашу сестру!

Шурик в жизнь Ларисы вошел очень легко: так легко проникают в дом кошки с лестницы. Можно сказать, просочился в щелочку приоткрытой двери, сел на табурет у двери, зажмурился, и хозяева сразу поняли, что выгнать его рука не поднимется. А как только понял, что гнать его не собираются, осмелел и проявил недюжинные способности в вопросе приготовления пищи: Ларкиных бутербродов ему явно не хватало.

Про себя Шурик рассказал Ларисе, что нет у него ни жены, ни детей. В паспорте у него, правда, имелся штамп о браке, но Шурик объяснил: нет времени съездить отметку о разводе поставить. Лариса мельком увидела прописку у кавалера – Веселый поселок. И как сфотографировала, и улицу, и дом, и квартиру – была у нее такая способность уникальная. Шурик рассказал Ларисе, что родни у него не так много – только престарелая полуглухая тетка Маруся, с которой они и живут вместе где-то в Веселом поселке.

Про работу Шурик Ларисе наврал: сказал, что протирает штаны в НИИ какой-то радиоэлектроники и пишет диссертацию, но прокололся очень скоро. Как-то приехал к ней без предупреждения утром, а ее уже не было дома, и Шурик написал Ларисе записку, насажав в каждом слове по пять ошибок – одна страшнее другой.

Когда Лариса прижала его к стенке вместе с его ненаписанной диссертацией, он не смутился и шепнул ей на ухо, что диссертация и вся эта наука – это только прикрытие. Оперативное.

Лариса с любопытством на него посмотрела.

– Лар! – шепотом сказал Шурик. – Ну что ты заставляешь меня вслух произносить то, что я не должен, не имею права разглашать?! Ну, работаю я в такой структуре, название которой до сих пор пугает обычных людей. Но в этом нет ничего особенного. Просто иногда я могу уезжать, и на достаточно продолжительное время. И свободен я больше в будние дни, а в выходные у меня работа. Помнишь, мы встретились с тобой в музее?

– Ну?

– Это какой день был? Суббота! Вот, я на работе был. Встреча у меня в музее с одним нужным человечком проходила. Ты извини, я много-то не могу рассказывать, у нас за длинный язык не жалуют. Длинные языки к полу гвоздями приколачивают! Во как!

Лариса была заинтригована. Она сама по характеру была следователем, любила решать задачи и головоломки и даже вполне серьезно считала, что следствие – это дело математика, потому что в основе каждого преступления лежало уравнение с двумя и более неизвестными и все, что нужно для раскрытия преступления, – это просто решить уравнение правильно.

Ее всегда тянуло к тайному, ей хотелось разгадывать загадки. Но в ее жизни загадок было не так много, да и те не очень интересные. Ну, не много ума надо, чтобы вывести на чистую воду компанию шестиклассников, подбивших весь класс объявить бойкот учителю физкультуры. Детей Лариса видела насквозь. Видимо, сказался многолетний опыт воспитания Пашки. Лариса не давала ему врать. Пару раз поймала за язык, заставила признаться и дала понять, что так будет всегда. И все стало на свои места. Едва почувствовав неладное, она лишь строго говорила племяннику:

– Начистоту и без утайки!

И он рассказывал все как было. Лариса дала ему понять, что не будет его драть ремнем. Хотя наказания были, она старалась не переусердствовать. Искупил вину за содеянное – и снова все по-прежнему. Главное, она внушила своему Пашке, что если он честно признается, то у него будет чистой совесть, а значит, жить будет легче. Не надо будет ворочаться до утра в постели с мыслями о том, что завтра может все открыться и ему будет ужасно стыдно перед Ларисой. Тайное всегда становится явным – это он запомнил хорошо.

С учениками было сложнее. Но с ними у Ларисы была своя тактика выявления правды. Она выстраивала четкие, математически выверенные версии. Она без истерик и угроз выкладывала проштрафившимся деткам эти версии и попадала в точку. В общем-то это было не так сложно делать. Дети не умеют прятать концы в воду. А если речь идет о групповом безобразии, легко раскалываются. Стоит задеть одного, как он начинает сдавать всех, потому что коллективная ответственность – это всегда не так страшно, как индивидуальная. Ну, представьте, одному париться на ковре в директорском кабинете или втроем? А еще лучше впятером!

И тут в ее окружении появился Шурик, который намекнул, что работает в сфере загадочной, и не просто так, а на самом «верху». Шурик при этом красноречиво завел глаза в небо. Лариса даже растерялась. Ну, намек она сразу поняла, но что все так серьезно и высоко – даже подумать не могла. А когда усомнилась, Шурик ей внимательно в глаза посмотрел, за обе руки ее взял, покачал их, поднес к губам по очереди, коснулся легко и проникновенно сказал:

– Ларис, я хочу, чтоб ты поняла: у меня такая работа. Для всех я сотрудник этого никому не нужного НИИ, пишу диссертацию, не очень успешно, совсем неторопливо. Но суть в другом. НИИ этот совершенно не секретный, между тем занимается вопросами, интерес к которым у некоторых граждан весьма велик. И моя задача – знать об этом все-все досконально. Это совершенно неопасно, чтоб ты знала. И конечно же я рассказываю тебе лишь в общих чертах. Работы у меня много, и она очень сложная. Я вряд ли смогу проводить с тобой много времени, но я тебе обещаю – это будут незабываемые встречи!

О да! Он умел делать сюрпризы! Он красиво ухаживал, давал ей уроки экстремального вождения на своей напоминающей хищную рыбу автомашине, очень, кстати, похожей на него самого. Даже устроил для них двоих недельный отпуск на теплоходе – они ездили на экскурсию на Валаам и в Кижи.

Вот что строжайше запрещено было Ларисе, так это звонки. Нет, номер мобильного Шурика у нее был, но все, что она могла сделать, – это послать ему эсэмэску. И долго порой ждать ответа на нее. Лариса обижалась: очень внимания хотелось. Очень.

А он пропадал неделями черт знает где! И не звонил, и на эсэмэски ее не отвечал. Ну, если только очень редко. А потом вдруг вламывался в ее жизнь, как снег на голову сваливался и не давал ей сомневаться в своих чувствах.

– Ларочка! Ласточка! Если б ты знала, счастье мое, где я был! Какие там эсэмэски?!! Какие звонки?!! Ну, вот же я приехал! Вот он я, радость моя! Я с тобой, и на фига какие-то вопросы?!!

И она счастливо думала: и правда, ну, на фига какие-то вопросы?

В общем, Лариса Михайловна влюбилась, как кошка. И ореол таинственности и загадочности, которым окружил себя предмет ее обожания, ей безумно нравился и еще больше подстегивал ее влюбленность.

Конечно, в глубине души она понимала, что он наводит тень на плетень, но сама себе тут же объясняла: «Ну а как иначе? Он же как... как Штирлиц, блин! Он же в этом своем НИИ как по лезвию бритвы ходит! Там же радиоэлектроника всякая разная, секретные темы и разработки, и он там как в тылу врага! Тьфу ты, блин! Это я, кажется, перегнула. Нет, конечно, не в тылу врага, но тоже ничего хорошего. Вот, говорит, каждый день отчетность строгая, и результат каждый день должен быть, чтоб не сказали, что даром ест хлеб с маслом и с икрой...»

Икру Шурик обожал и Ларису кормил красными рыбьими яйцами, которые она терпеть не могла, но клевала по зернышку, чтоб не обижать любимого. Он же ее с рук своих кормил! Так как же тут было отказываться?! Она даже не морщилась, но старалась просто глотать икринки, чтобы они не давились на языке.

Нельзя сказать, что ее все устраивало в этой истории. Ей хотелось с ним в театр и в отпуск на море, хотелось, чтобы он приехал к ней с чемоданом и поселился в ее квартире, и даже хотелось с ним и без него посещать его глуховатую тетку Марусю. Он очень пекся о ее здоровье и переживал о том, что слишком часто ему приходится ее оставлять одну, когда у него случаются командировки.

Но Шурик не спешил глобально решать вопрос их совместной жизни, лишь туманно намекая на скорое светлое будущее. И Лариса, влюбленно глядя на него, соглашалась. Она в его присутствии просто становилась другой. «Глупая влюбленная корова», – говорила она сама про себя, пытаясь вспомнить подробности очередного долгого разговора по душам и вспомнить не могла. Наверное, она даже не очень слышала его голос, просто впитывала ощущения, от которых шла кругом голова, и проваливалась в омут этих необычных отношений.

В один из приездов Шурик повел Ларису в ресторан. Они и раньше ездили ужинать куда-нибудь, чтобы не стряпать дома. Но это был с первой минуты необычный ресторанный поход. Шурик был торжественно возбужден, нервно проверял то часы на запястье, то пуговицу на пиджаке, то деньги, которые носил просто в кармане.

Причина этой его дерготни стала понятна Ларисе, как только они пришли в ресторан. Столик, за который их проводили прямо от порога, приняв на входе одежду, был обставлен особенно торжественно, в отличие от всех остальных. Огромный букет роз – свежайших, будто пять минут назад срезанных с кустов, – топорщился острыми шипами в хрустале. На темно-бордовых лепестках и темно-зеленых листьях сверкали капельки воды.

Шурик ловко выдернул букет из вазы и протянул Ларисе.

– Цветы? По какому поводу?!

– По самому серьезному. – Шурик слегка заикался. – Лариса... Ларочка... Мне очень трудно говорить, я вообще не знаю, как это делается. Ну, словом, я очень прошу тебя... вас то есть, стать моей женой!