Когда за Валериком закрылась дверь, она облегченно вздохнула и долго потом копалась в себе, искала ответа на вопрос: как допустила до того, что этот надутый индюк стал помыкать ею, легко превратил ее жизнь в проживание в угоду себе? Но не испытай она этого давления, не поняла бы никогда, что такое свобода.

Лопухину уже через три дня понадобилась Лариса, и он приехал к ней без звонка. Двери открыл примелькавшийся ему изрядно еще с новогодней елки в Рассохине мужик. Как его?.. Саша? Петя? Леша! «Вот же, черт возьми! Доживут до сороковника, а отчества так и не заработают, ходят в «Лешках»! – неприязненно подумал о соседе Лопухин.

– О-о! Валерик! Здоров! Заходи! – радостно поприветствовал Куликов.

– Какой я вам «Валерик»? – Лопухин специально перешел на «вы». – Лариса дома?

– Лариса дома, Валерий, как вас, простите, по отчеству величать?

Леша Куликов совсем не дразнил бывшего Ларисиного кавалера. Это просто Лопухин в силу своей жуткой обидчивости каждое слово в штыки принимал. Он надеялся, что Лариса сейчас выйдет из кухни. Нет, не выйдет! Выбежит, голос его услышав. На шею ему бросится. Еще и прощения просить будет. А соседей надо выпроваживать. Да не как раньше – вежливо. Пора уже по-серьезному показать, кто в доме хозяин. И только хотел он сказать Леше, чтоб чесал он в квартиру напротив, как из кухни появилась Лариса. И покоробило Лопухина то, что никаких страданий на лице ее написано не было. Ну, совсем никаких! Как будто чужие они.

И только хотел он ей вопрос задать, вернее, два: один – по соседям, которым пора домой, второй – по настроению Ларисиному, как она улыбнулась широко и спросила:

– Что это вы, Валерий Степанович, без приглашения, да на ночь глядя?

– Лар, ну, кончай ты глупости говорить! – возмутился серьезно Лопухин. – И что ты рот до ушей растянула? Лар, давай без дураков, а? Столько дел, а ты все в игрушки играешь!

– Ну, в игрушки у нас играете вы, Валерий Степанович! А я больше в них не играю. В ваши. Я наконец-то поняла, что у меня есть свои игрушки, и они очень соскучились, пока я вашей персоной занята была. Валер! Без объяснений: вали домой, ладно?!

И он повалил. Только скучная спина его медленно замаячила в лестничном проеме. На площадке между этажами Лопухин остановился, грустно посмотрел на Ларису, которая еще стояла в дверях, и сказал:

– Видел я, что ты дура, но чтоб такая...

– Иди-иди, Валера! Не по пути нам совсем. Вам во Дворянское собрание, а нам... А нам бы в Египет, да, Катюх?

Это Лопухин услышал уже из-за закрытой двери. Он вернулся, послушал под дверью немного. Но ничего не услышал, только приглушенное «бу-бу-бу» и смех издалека.

«Свистушка!» – презрительно подумал Лопухин и вызвал лифт. Понять умом он не мог, как она могла отказаться от него. Как?!! От него, который без пяти минут депутат, обеспеченный и красивый, с квартирой и машиной, без проблем и алиментов.

В это же самое время Лариса Потапова спросила у своих друзей:

– Как?!! Как я могла закрывать глаза на закидоны этого козлины, а? Как?!! Ведь все было сразу видно.

– Любовь зла... – Катя не стала договаривать до конца.

– Любовь – да, а тут-то что было? Я ведь едва уже не заплясала под его дудку! Зато, Кать! Лех! Если б вы знали, что я испытала?!! Никогда бы не узнала, как сладко пахнет свобода. А теперь знаю.

– Лар, тут все не просто. А мне вот несвобода очень сладка!

– Стало быть, все дело в козлах?

– В них! – И все трое дружно расхохотались.

* * *

После Валерика Лариса долго не могла надышаться воздухом свободы. К тому же ее захлестнули заботы о хлебе насущном, поскольку в ее замшелом институте жизнь потихоньку увяла напрочь и Лариса решила уйти в школу. Тетки институтские, услышав, что она затеяла, зашикали на нее, начали рассказывать истории про то, что сейчас детки собой представляют.

Лариса посмеялась над их рассказами, а в голову вбила себе – хочу и буду. Это у нее в крови было: если что-то задумала, непременно делала. Характером в папу пошла, а родитель у нее о-го-го какой! Милиционер бывший, между прочим. И от него у Ларисы была особая чуйка.

К тому же и школа была не какой-нибудь, а очень хорошей. И брали туда Ларису не просто так, а потому, что в ней, в этой самой школе, работала Катя, Екатерина Сергеевна Миронова – лучшая подруга Ларисы преподавала в школе язык и русскую литературу. Так с ее легкой руки Лариса стала Ларисой Михайловной.

Правда, на практике все вышло совсем не так, как ей сначала представлялось. Лариса думала, что ей удастся заразить шестиклашек тем, что сама она обожала. Она не была математическим сухарем. Она много знала, умела хорошо рассказывать, была классным экскурсоводом. Но детки оказались орешками крепкими, и их интересы были далеки от Ларкиных. Пардон, от Ларисмихалных! Ларисмихална! Вот так ее звать стали ее ученики. А за глаза – она сама не раз слышала! – Лариской. «Ну, хорошо, хоть не «крысой Лариской», которую на поводке выгуливала старуха Шапокляк!» – подумала тогда Потапова. Наверное, они не видели этого мультика, а то бы непременно приклеили ей прозвище покруче. Мультфильмы они все больше диснеевские смотрели, и Крокодил Гена у них не в моде был.

За своими школьными и домашними заботами Лариса немного забыла про нового знакомого – Шурика. И уж тем более не помнила его обещание про сюрприз к субботе. А «сюрприз» явился раньше – в пятницу.

Шурик позвонил ей рано утром – Лариса собиралась в этот день только к третьему уроку и тихонько дремала. Солнце еще не заглянуло в ее окно, на котором лениво шевелилась легкая занавеска. Ее ласковыми лапами трогал ветер, забегавший в лоджию. Пахло летом, которое вот-вот и закатится в город, и станет в нем душно, и марево будет плавать в воздухе, и спасение от него будет только в дни, когда духоту будет прорывать теплый летний дождь.

Но это еще впереди. А пока... Самое приятное время в питерском климате – май. Еще и листочки на деревьях-кустах липко-нежные, чистые, незапыленные. И соловьи за городом еще только робко пробуют по вечерам свои отдохнувшие за зиму связки. И утренний сон в это время – уже не сон, а полет в невесомости, плавание в туманном молочном облаке, нечто поэтическое и...

«Тили-тили! Трали-вали! Это мы не проходили! Это нам не задавали!» – запел мобильник на прикроватной тумбочке, и Лариса тут же открыла глаза, и улетучилось состояние неги, которое обволакивало ее еще секунду назад.

«Как солдатик!» – недовольно сморщилась Лариса. Вот всегда так! Где бы потянуться, как положено пробуждаться современной женщине, так нет – услышала звонок и тут же вскочила как сумасшедшая. «И кстати, кому это неймется-то в такой час?!» – недовольно поморщилась Лариса, разглядывая номер абонента.

Номер был смутно ей знаком.

– Привет учительнице математики!

Лариса голос узнала – Шурик.

– Здравствуйте, Саша!

– Вы меня узнали? Это радует! Ну, я с сюрпризом!

– Да, точно! Разбудили меня в семь утра! Это уже сюрприз! Правда, не очень приятный!

– Ну, не ворчите! Я постараюсь исправиться. Просто я подумал, что сегодня день рабочий и учительнице уже пора быть на ногах или вообще бежать в школу!

– Ну, все почти так, но у меня сегодня третий урок, поэтому я позволила себе поспать!

– Тогда еще раз прошу прощения и желаю вас... нет, тебя! Мы ж на «ты», так ведь? В общем, я желаю тебя видеть!

Они договорились встретиться после уроков, при этом Лариса подробно рассказала, где лучше ее подождать. Ну, не на глазах же учеников свидание устраивать?!

Но ее музейный знакомый приперся под самые окна школы. Когда Потапова вышла на крыльцо, она чуть дара речи не лишилась. Полный двор детей, коллеги, родители учеников, а этот кавалер подкатил на своей страшной машине, похожей на хищную рыбину, распахнул дверцу и преспокойно курил, полулежа на переднем сиденье. А на крыше автомобиля лежал огромный, какие только на похороны приносить, букет ярко-красных роз.

Лариса покраснела. Если бы машина стояла чуть подальше от школы, то она рванула бы мимо, и пусть бы этот непонятливый Шурик догонял ее. А тут... Растопырился на весь двор, не пройти, и сидит, как барин, музыку слушает, дым кольцами пускает. Да еще этот букет... ну, разве что наврать потом всем, что это родственник и они просто договорились с ним на кладбище съездить после работы.

Но и этот вариант отвалился. Потому что Шурик, увидев Ларису, вылез из машины, букет тяжеленный подхватил и навстречу ей двинул. И улыбался ей при этом от уха до уха! Какие тут на фиг «похороны»!

– Саша, я же просила ждать меня не у школы! – прошипела Лариса.

– А какая разница? – непонимающе уставился на нее Шурик. – И вообще. Мы люди-то взрослые!

– Вот именно! Мы – взрослые. А работаю я в школе. – Лариса даже разозлилась на непонятливость нового знакомого.

– И что? Что случилось-то? Я приехал встретиться с женщиной, которая мне понравилась. Сижу тихо-мирно, никого не трогаю, жду. Цветы вот принес! Что случилось-то? Или у тебя муж и ты боишься за свою репутацию?

– Да нет у меня никакого мужа! Просто... Ну как ты не понимаешь?!!

Спасла ситуацию Катя Миронова, у которой в этот день уроков не было, но она заходила в школу по делам.

– Лар, привет! – Катерина критично глянула на Шурика с похоронным букетом и, кажется, поняла, почему подруга красная как рак и взвинченная.

– Привет! – кивнула ей Лариса. – Кать, ты не очень спешишь? Составь нам с Шуриком компанию!

– Легко! – Катерина подмигнула Шурику. – Запрягайте, молодой человек, вашу лошадь, и двигаем куда-нибудь подальше, пока тут толпа зевак не собралась...

Потом они сидели в прохладе уличной кофейни, и Катерина втолковывала бестолковому Шурику прописные истины о том, что учительница – это существо особое, можно сказать – бесполое, расслабляться права не имеет, потому что легко может попасть впросак.

– Ну, блин, девушки, вы даете! «Бесполые существа»! А личная жизнь у учительниц как же? Я слышал, что они тоже замуж выходят и даже – о ужас! – детей рожают!