– Значит, ты... вы, Олег Васильевич, моим делом заниматься не будете? Вы еще не забыли про моего Шурика?

– Да бог с вами, разве ж его забудешь?!! Нет, я не отказываюсь! Просто я еще не придумал, как лучше его тряхнуть.

Лариса смотрела в одну точку, куда-то за левое ухо Таранова, который сидел напротив нее за столом.

– Знаешь, мне ничего так не жалко, как эту бабушкину икону. Не жалко даже себя. Хотя должно быть жалко! Потому что я ведь не просто так с ним была. Я ему верила. И любила. А сейчас во мне отвращение ко всем мужикам на свете!

– И ко мне? – Таранов нежно погладил ее руку.

– К тебе – нет. – Лариса перевела свой взгляд на него.

Она прислушалась к себе. Хотя могла бы и не прислушиваться! Она и так это сразу поняла.

Вчера у него были усталые глаза, – Лариса хорошо это запомнила. А сегодня они совсем другие – веселые. Она так ему и сказала:

– У тебя сегодня глаза веселые.

– Я знаю. Просто мне хорошо и спокойно. И у меня первый раз такой отпуск.

– Какой «такой»?

– Такой. Без чемоданов и утомительной езды. Хотя ехать все же придется...

– Куда?

– Надо съездить домой и привезти сюда кое-что. Я ведь не могу целую неделю, как Аполлон Бельведерский, в одеяле...

Лариса улыбнулась, вспомнив, как накануне Таранов выступал в этой роли.

– Ты ведь не передумала проводить операцию «Ы» с целью выявления всех приключений нашего Шурика?

– Нет! Я буду только рада, если ты серьезно им займешься.

– Тогда я уехал, а когда вернусь – будем ужинать и все-таки отметим начало моего отпуска!

Лариса видела в окно, как Таранов открыл свою машину, на скорую руку протер боковые стекла тряпкой. Потом поднял глаза, нашел Ларисино окно, и ее в нем увидел, и помахал снизу.

У нее сердце екнуло. Она, правда, тут же себя поймала на мысли: «А не часто ли оно у тебя, девушка, екает?!» И сама себе ответила:

– Не часто!

А если это дар такой у нее – радоваться другому человеку до головокружения?! Ну, бывает, что и обманывается, как это с Шуриком случилось. Так ошибок не совершает тот, кто ничего не делает! А Шурик... Ну а что Шурик?! Правильно Катюня сказала: «Перешагни и забудь! Да, обидно! А ты думай о том, что на пути твоем случился подонок, и радуйся, что он не задержался в твоей жизни!»

Настроение у нее было просто праздничное. Она готовила ужин, и напевала себе под нос, и разговаривала сама с собой. И ждала Таранова. А он все не ехал и не ехал.

И Лариса не спускала глаз с циферблата настенных часов и бегала пальцами по кнопкам на «лентяйке» от телевизора – переключала каналы, не задерживаясь ни на одном. И ходила из угла в угол.

Потом часы пробили полночь, и она поняла: Таранов не приедет. «Ну, в самом-то деле, почему он должен был приехать ко мне? У него своя жизнь, которую я совсем не знаю. А может, у него есть женщина, с которой он встречается. А я... Я лишь «гражданка», которой потребовалась помощь милиции...»

Лариса пригорюнилась от этих мыслей и машинально открутила пробку с бутылки коньяка.

...Вот так же, совсем недавно в новогоднюю ночь, она ждала Шурика. Он позвонил ей днем, сказал, что прилетел из своих пампасов или еще откуда-то...

– Бубусик, я с теткой своей глухонемой отмечу Новый год, часиков в пять, по-дальневосточному, к примеру! – Шурик довольно хохотнул. – И сразу к тебе! Ты меня ждешь?

– Жду! – Лариса положила трубку и исполнила танец – от телевизора и до газовой плиты. Получилось что-то страстное, бразильско-аргентинское.

У нее все было готово: салат с «изюминкой» – не просто оливье, а с виноградинкой и апельсинкой. Вкуснятина необыкновенная! Еще мясо! Мясо с черносливом. Класс! Ну и шампанское, коньяк, мартини – все как надо.

И платье. Сногсшибательное платье, которое Лариса специально сшила для этого праздника, черное, длинное, с хвостиками меха и прочими финтифлюшками. Суперплатье!

А еще сказочный рисунок нанесла на ногти – узор снежно-нежный. Только с такими ногтями делать ничего нельзя, ни тарелку взять, ни колготки поправить. Как с такой красотой тетки каждый день живут?!

Вот такой раскрасавицей, с ногтями снежно-нежными, в платье до самых каблуков, с плечами открытыми, обрамленными меховыми хвостиками, с запахами сумасшедшими, витавшими по всей квартире, она и встретила Новый год. Одна. На лоджии, у открытого окна. Ей хотелось ткнуться лицом в снежную подушку, которая лежала прямо на балконном цветочном ящике, и выть волчицей на всю улицу. А потом заболеть и умереть.

Она не выла. Молча глотала слезы. Такой вот был праздник.

А Шурик приехал к ней. Третьего января. Как ни в чем не бывало. Без каких-то особых объяснений. А зачем что-то объяснять? Достаточно было сказать, что «Родина позвала» и он срочно вылетел за пять минут до Нового года в свои... пампасы. А не звонил, потому что «такая работа»...

– У всех у вас «такая работа», – горько подумала вслух Лариса, булькая коньяком мимо чашки.

Напиток был теплым и терпким. Лариса пробовала его мелкими глоточками и напробовалась до головокружения. Всплакнула слегка о своей горькой судьбе и незаметно наклюкалась. Коньяк пошел ей впрок. Захотелось спать.

Ее разбудил звонок в дверь. Короткий, отрывистый. Лариса не сразу вернулась из своего не совсем трезвого сна в реальность. Она выползла тихонько в темную прихожую, посмотрела в глазок.

На лестничной клетке было темно. «Чертов ЖЭК! Вечно у них лампочки перегорают!» – подумала она и спросила осторожно:

– Кто там?

– Л ар, это я, Таранов. Прости меня, так получилось...

Лариса лихорадочно стала открывать замок, а он не открывался! В механизме что-то прокручивалось, и язычок, который должен был выйти из дверного косяка, все не выходил и не выходил!

Лариса чертыхалась и дергала замок с силой, но это не давало результата. И тогда она села прямо на пол под дверью и тихо завыла.

Таранов постучал с той стороны.

– Лара, ты плачешь? – спросил он. – Ларочка, ты не плачь, ладно? Я сейчас что-нибудь придумаю.

От его голоса, такого родного и теплого, Лариса взвыла с новой силой. Если б не выпитый коньяк, она бы взяла себя в руки, и самообладание помогло бы ей решить проблему, как это было всегда. А тут ее просто развезло от алкоголя и обиды. Она горько плакала и на стук Таранова с той стороны отвечала стуком и всхлипываниями.

– Лара! Не плачь, пожалуйста, а? – Таранов говорил с ней сквозь замочную скважину, чтобы не разбудить соседей. – Я сейчас вызову приятеля, Ларочка. Он в МЧС работает, он твой замок в два счета откроет.

Лариса снова всхлипнула. Она слышала, как Таранов отошел подальше от дверей и через минуту уже говорил по телефону с кем-то отрывисто и четко.

Потом он опять постучал Ларисе, которая уже не рыдала, но судорожно всхлипывала.

– Лара, – почти прошептал Таранов в замочную скважину. – Лар! Васька сейчас приедет, он на дежурстве. Так что скоро мы будем вместе. Ты рада?

– Рада, – икнула Лариса.

– Лар, – снова забубнил Таранов. – Хочешь, я что-то скажу тебе?

– Хорошее? – спросила Лариса.

– Ну, для меня – хорошее. Надеюсь, что и для тебя – тоже. Только я кричать на весь дом об этом не могу, поэтому двигай ухо ближе!

– Ну, говори. – Лариса прижалась ухом к замочной скважине.

– Лар! Я в тебя влюбился...

Лариса чуть не задохнулась. Такого у нее еще никогда не было – ей не признавались в любви через запертую на замок дверь. Она снова заплакала от бессилия.

– Лар! Ты слышишь меня?

– Слышу...

– А я слышу, как ты плачешь. Почему?

– От радости. И от обиды. – Лариса лягнула дверь и больно стукнулась в нее коленкой.

– Лар, ты не стучись. Сейчас приедет Васька и все сделает. А я пока буду с тобой разговаривать. Хорошо?

– Хорошо, – проскулила под дверью Лариса. – Скажи мне еще что-нибудь хорошее...

– Я хочу к тебе. – Таранов помолчал, посопел и совсем тихо сказал в замочную скважину: – Я хочу тебя...

Лариса молчала. Она прикусила губу, чтобы не расхохотаться.

– Эй! – позвал тихонько Таранов. – Лар! Ты тут?

– Тут.

– А почему ты молчишь? Ты обиделась за то, что я сказал? Лар, ты не обижайся. Я ж мужик. Это у вас, женщин, ля-ля-ля да сюси-пуси, а у нас все просто: хочу – не хочу. Я понимаю, что это грубо и не по-европейски, но я вот такой. Мент я неуклюжий, Лар!

Таранов помолчал. За дверью была тишина.

– Лар! – снова просвистел он в скважину. – Ларис, ты не обиделась?

– Нет, не обиделась! А скоро твой Васька приедет? Я боюсь тут одна сидеть!

– Ты не боись! Я ж как пес, на посту у двери! А Васька... Васька скоро! Это ж МЧС!

Потом приехал Васька и на раз-два сковырнул замок на Ларискиной хлипкой дверце. Ввалившийся в квартиру Таранов подхватил Ларису на руки, и она прижалась к нему, будто сто лет знала его. А он целовал ее, ощущая на губах соль от пролившихся слез.

– Долго рыдала, да? – спросил Таранов, разглядывая опухшее Ларкино лицо. Потом принюхался, как пес. – Ба, девушка! Учительница ты моя школьная, да ты ж неприлично пьяна! Васька, она, кажется, вылакала наш коньяк!

– Не весь вылакала, – пискнула Лариса.

Она прошлепала в кухню, стыдливо пряча глаза от незнакомца по имени Васька, который служит в МЧС и легко открывает замки.

– Вы проходите, раздевайтесь, я сейчас все приготовлю, – кивнула спасателю Лариса.

– Не, ребята! Я на службе, как-нибудь в другой раз, – отказался Васька. – Олежка, созвонимся! Пока! Да, дверь вам как-то сегодня надо закрыть, а с рассветом вызывайте мастера – новый замок надо ставить. А лучше – новую дверь. И желательно – не картонную. А пока уж как-нибудь переночуйте!

– Ничего, у нас пес есть, свирепый. – Лариса кивнула на Таранова. – Всю ночь готов на коврике службу нести.

Когда за Васькой закрылась дверь, Таранов перешагнул через спортивную сумку, с которой пришел, заграбастал в охапку Ларису и сильно прижал ее к себе.