Марджори Фаррелл - Игра лорда Эшфорда

– Добрый вечер, милорд!

– Здравствуйте, Джереми. – Тони Варден, лорд Эшфорд, не пожалел для человека, стоявшего у входной двери дома под номером семьдесят пять на улице Сент-Джеймс, одну из самых обаятельных своих улыбок.

– Прошу вас, милорд. И удачи вам.

Тони с ходу преодолел лестничный пролет, но задержался на верхней ступеньке, чтобы его можно было рассмотреть через глазок в двери напротив. Сторож за дверью всегда оставался безгласным, однако немота его не вызывала в воображении образ одноглазого великана. Скорее на ум приходила мысль о коротышке, который становится на цыпочки, чтобы дотянуться до глазка. На зрение он явно не жаловался, и шансов просочиться сюда у постороннего совсем не было.

Еще одна дверь и Тони оказался в помещении, убранство которого походило на что угодно, только не на прихожую. С потолка свисали сверкающие люстры. Стены были увиты побегами диковинных растений, которые источали странные ароматы. Сновала вышколенная прислуга: манеры, одежды, движения – все безупречно. Гостям предлагались коктейли и бренди лучших марок.

Лорд Эшфорд поспешил к алтарю храма сего – просторному продолговатому столу, обтянутому зеленой тканью. Немногие из стоявших вокруг стола сочли нужным поприветствовать вновь прибывшего. Большинство внимательно следило за движениями рук банкометов, которые тасовали колоды карт.

Начинали, как всегда, с черного. Десятка, валет, пятерка… восьмерка.

– Три, – объявил банкомет. Потом, без паузы, пошла красная масть: шестерка, туз, двойка, король, тройка… десятка.

– Два, – объявил второй крупье.

На черной стороне стола все дружно приуныли, зато на красной наблюдалось нетерпеливое оживление – крупье сгребали стоявшие на кону деньги и делили выигрыши между счастливчиками.

Лорд Эшфорд осторожно протиснулся на черную сторону и, вынув из кармана несколько гиней, положил деньги на стол.

– Четыре, – объявил банкомет черной масти.

– И еще два на красное.

Лицо лорда Эшфорда ничего не выражало. Он только рассеянно улыбнулся разносчику виски с содовой. Взяв у него бокал, лорд Эшфорд пристроил его на краешке стола, выудил из кармана еще две гинеи, проговорил: “Sur le noir”[1] и положил деньги внутрь овала, обозначенного на зеленой обивке стола черной краской.

– Два.

– Deux sur le noir,[2] – на миг вздохнув с облегчением, вновь пробормотал лорд Эшфорд.

– Один.

– Un sur le rouge,[3] – тем же ровным тоном выдохнул он, и никто не заметил бы на его лице ни малейшего огорчения. Еще две гинеи отправились на черное.

– Один.

– Один apres.[4]

– Nerde! – Лорду Эшфорду оставалось только выругаться про себя по-французски.

Однако счастье улыбнулось ему. Решающая сдача принесла черной масти тридцать три очка. Против тридцати пяти на красном. И потерянные было две гинеи вернулись к хозяину. К лорду Эшфорду.

Но тут ему пришлось отойти от стола, потому что к нему рвался еще один молодой человек. Это был Джеймс Коултер, виконт Линдсей. Молодой виконт крепко выпил и был весьма возбужден. Следующие две сдачи пошли черными, так что Тони тихо спрятал свои гинеи, краешком глаза следя за юным Линдсеем. Виконт не скрывал свои чувства и выигрыши отмечал ликующими похлопываниями по столу. Потом удача переметнулась на красную сторону. Пролетело два часа. Лорд Эшфорд и выигрывал и проигрывал, но суммы оставались незначительными. Юный Линдсей поставил на кон сразу семьсот гиней и потерял все эти деньги. Когда крупье сгребал последние его шиллинги, виконт не спешил отойти от стола и продолжал упрямо исследовать содержимое своих карманов, надеясь отыскать хоть какую-то мелочь, которую можно было бы бросить на карточный стол. Вид у него был потерянный. Но лорд Эшфорд подумал, что Линдсея огорчил не столько сам проигрыш, сколько невозможность отыграться или хотя бы продолжить игру.

Юноше в конце концов пришлось отойти от стола, но он продолжал искать ценности, которые можно было бы поставить на кон. С сожалением оглядев запястье, не украшенное – увы! – дорогими наручными часами, он перевел взгляд на ладони: на пальцах не было ни кольца, ни перстня с камнем. Тони побился бы об заклад, что, будь в этих изящных руках ценная вещица или дело, виконт все бы спустил, лишь бы продолжить игру. Вдруг юноша резко хохотнул, повернулся и, расталкивая завсегдатаев и слуг, ринулся к лестнице.

– Он новичок, Бонифейс? – спросил Эшфорд у стоявшего рядом мужчины.

– Не-а. Он пациент у нас постоянный, – ответил картежник, подмигивая. – Эх, и гор-р-ряч же этот малый временами. Кровушка молодая кипит, мы стараемся ради его же здоровья, спускать ему дурную кровь. А что сами, милорд? Как вечерок?

– Недурно, Бонифейс. Пока на плаву.

– Советую вам попробовать на красном, милорд.

– Да уж пристал к черному, – ответил Тони, выкладывая очередную гинею. На следующих пяти сдачах он кое-что выиграл. Пряча шестьдесят гиней в карман, он услышал, что кто-то шумно поднимается по лестнице. Все примолкли и посмотрели на входную дверь: неужели констебль сумел каким-то образом обойти сторожевых псов? Но это была не полиция, а всего лишь юный Линдсей. Он улыбался, из-под пуговицы сюртука торчал галстук. Ворвавшись в толпу на противоположной стороне стола, он выложил восемь шиллингов.

– Вот. На красное. – И красная масть выиграла. Не на всех сдачах, но красному раз за разом везло, даже если выходил перебор. Сумев отыграть сотню фунтов, юноша наконец поднял глаза и расстегнул сюртук, обнажая ничем не прикрытую грудь.

– К старьевщику сбегал, на улицу Джермин, – хрипло признался виконт Линдсей. – А что мне оставалось делать? – Он выложил двадцать фунтов. – Эй, там, шампанского всем!

Эшфорд покачал головой. Пусть этот Линдсей и не новичок, но что творит! Ему, графу Эшфордскому, было приятно сознавать, что сам он никогда не только не опускался до чего-либо подобного, но и не предоставлял возможности кому бы то ни было видеть его поражение. Конечно же, все и так всё знают. И картежники и крупье. Но никто не догадывался, что творится в его душе, когда не везет. Ни единым мускулом на лице, ни тяжким вздохом не выдавал он себя. Чего-чего, а такого подарка от него не дождутся.

Было уже пять часов утра, когда Тони рассовал деньги по карманам и отправился домой. Пришел он сюда с двадцатью гинеями, а возвращается с сорока двумя. Хороший вечер, чего уж там. Кроме того, его радовала мысль о кожаной сумке с плетеными ручками, в которой покоятся сто неприкосновенных гиней. Этим можно было гордиться. Ни в коем случае ни одна из этих гиней не окажется в его кармане. Да и последнюю рубашку вряд ли придется продавать. К тому же он – граф, и у него есть эшфордское поместье.

У лорда было одно-единственное оправдание своего еженощного посещения игорных притонов. Дело в том, что надо было спасать наследство и позаботиться о матери. С этой мыслью он каждый вечер покидал дом.

Эшфордам принадлежали сравнительно обширные угодья в графстве Кент. Род Варденов владел ими, как и графским титулом, со времен Генриха Восьмого. Хотя Вардены никогда не славились баснословным богатством, но многие поколения рода существовали вполне безбедно. Так продолжалось до тех пор, пока отец нынешнего графа Эшфорда не попытался умножить состояние. Затея эта ввергла семейство в состояние почти нищеты. Доверившись правительству и вложив немало денег в казенные ценные бумаги, он разом потерял и веру во власть, и деньги, когда до острова, преодолев Ла-Манш, дошли слухи о поражении Веллингтона под Ватерлоо. Облигации проданы были им в тот самый день, когда курс упал до самого низкого уровня, а на следующее утро он обнаружил, что если бы он не поспешил, то фамильное состояние утроилось бы. Но что случилось, то случилось. И теперь мало что отличало молодого лорда Эшфорда от юного виконта Линдсея. Только виконт лишился сорочки с буквальном смысле, а лорд пока лишь в переносном.

Два дня спустя после злосчастной сделки старого графа хватил удар, и, не приходя в себя, он умер. Леди Эшфорд твердила всем знакомым и тем, кто просто соглашался ее выслушать: “Это сущее благословение Божие. Он бы не вынес своей беспомощности”, и слезы текли по ее лицу. Ее младший сын Энтони служил капитаном в армии Веллингтона и на похоронах не был. Да и узнал он о смерти отца лишь тогда, когда вернулся на родину.

Старший сын Эдуард, который по праву унаследовал титул, став графом, дал понять, что не пощадит сил своих, но восстановит благополучие рода. Он закрыл городской дом в Лондоне и заперся вместе со своим управляющим и стряпчим, а затем представил своей жене и матери очень подробный план строгой экономии.

Обе дамы ничего не имели против. Их впечатляла серьезность Неда, они восхищались его обязательностью. Но рвение мужа и сына их тревожило: он истощал себя работой, допоздна сидел за счетами, стараясь придумать еще какие-нибудь способы укрепления семейного бюджета.

После войны капитан Тони Варден был переведен в Лондон, в штаб Военного министерства. Должность столоначальника при генералах не слишком обременяла молодого офицера. На праздники он навещал Кент, но дома не сидел: его охотно приглашали на всякие общественные церемонии. Выпивал и, бывало, играл, но тут он следовал обычаям и привычкам сверстников.

Брата он уважал за присущее тому чувство долга и был благодарен судьбе, что Нед был старше. И никогда не завидовал ему. Тут он отличался от очень многих младших братьев. Он понимал, что его нрав несовместим с ответственными обязанностями. И все же, когда ему приходилось бывать в отчем доме и видеть лицо Неда, он задумывался: а не мог бы и он как-то помочь брату? Уж слишком тяжело бремя Неда.

– Почему бы тебе не продать Эшфорд, Нед? – спросил он однажды брата.