Элизабет Торнтон - Игра или страсть?

Герцогиня слабо улыбнулась:

– Брэнд оказался между двух миров – Прайори и Грейнджем.

– Роялисты и «круглоголовые», – мягко проговорила Марион.

– Да, но тут больше, чем возрождение старых сражений. Мистер Гамильтон был пуританином. В его глазах Фицаланы были безбожниками. Он не хотел, чтобы его дочь и внук подверглись нашему разлагающему влиянию.

Повисло долгое молчание. Наконец Марион спросила:

– Почему вы рассказываете мне все это?

– Возможно, я слишком многого жду. – Герцогиня довольно долго изучала Марион, затем продолжила: – Не думаю, что мой внук когда-либо обретет душевный покой, если не научится наводить мост между этими двумя мирами. И более того, я хочу, чтобы он знал правду о своем отце.

Она вскинула руку, заметив, что Марион собралась что-то сказать.

– Он меня не слушает. Не думаю, что станет слушать вас. Но все равно я должна попытаться ради памяти сына и ради Брэнда тоже. Нельзя носить в себе так много горечи.

У Марион было такое ощущение, словно она видит герцогиню в первый раз – не устрашающую, всевидящую, всезнающую старуху, которую она себе представляла, а такую же женщину, как она сама, с теми же страхами и стремлениями.

Марион чувствовала себя ужасно из-за того, что обманывает ее. Она никогда не выйдет замуж за Брэнда, никогда не выйдет замуж, и точка.

Она взглянула на свою левую руку без кольца, а когда подняла глаза, то натолкнулась на пристальный взгляд герцогини. Слова вырвались у нее, казалось, против собственной воли:

– Ваша милость… мы не помолвлены. Я это выдумала, чтобы мне позволили увидеть Брэнда.

Правда, похоже, ничуть не обескуражила герцогиню. Напротив, признание Марион позабавило ее.

– Ну разумеется. На вашем месте я поступила бы точно так же.

Марион закусила губу. Очевидно, герцогиня не поняла.

– Вы не понимаете. Брэнд не просил меня выйти за него.

– Ну так попросит. В этом я абсолютно уверена. Его только нужно слегка подтолкнуть, и, полагаю, объявление перед семьей – как раз то, что нужно.

Когда герцогиня поднялась и пошла к двери, Марион поспешила за ней, чтобы открыть дверь.

– Но… ничего же не решено.

Герцогиня улыбнулась, потрепала Марион по щеке и вышла из комнаты так же величественно, как и вошла.

Марион вернулась в свое кресло. Ей предстояло так много всего обдумать, но, к счастью, сейчас ее оцепенелый мозг был не в состоянии что-то решать.

Она легла в постель и долго ворочалась с боку на бок, взбивала подушки. Ничего не помогало. Отбросив одеяло, Марион выскользнула из постели и прошлепала по коридору к комнате Эмили. Места было маловато, но она ухитрилась втиснуться между сестрами.

– Оставь свечи, – сказала леди Теодора, отпуская служанку.

Сделав книксен, служанка удалилась с чуть заметной понимающей улыбкой. Она, разумеется, думала, что лорд Роберт собирается нанести своей жене супружеский визит. Теодора же в этом глубоко сомневалась. Он не сводил глаз с Марион, но думал не о девушке, а о той, которую она напоминала, – о Ханне.

Она беспокойно заворочалась, презирая себя за надежду. Давно надо было оставить этот дом. Она еще молода. Еще не поздно начать новую жизнь.

Теодора пресекла эти глупые мысли. В жизни все не так просто. Мы сами расплачиваемся за свой выбор – разве не так сказал ее отец в тот день, когда она вышла замуж? Папины предсказания о Роберте целиком оправдались, но поскольку она так отчаянно стремилась выйти за него, гордость не позволяла показать, что он был прав, а она ошибалась.

Она вздрогнула, когда открылась дверь. Вошел ее муж в темно-бордовом халате, туго завязанном на талии. Теперь он был, на ее взгляд, еще красивее, чем в тот год, когда они встретились и поженились. Его мальчишеская смазливость превратилась в зрелую, мужскую красоту. Он мягко улыбался, приближаясь к кровати.

Сев на край, Роберт взял руку жены и прижался губами к ее ладони.

– Ты по-прежнему самая красивая женщина, которую я знаю, – сказал он.

Она неровно вздохнула.

– Я не ожидала увидеть тебя сегодня.

– Лгунья. – Он поцеловал ее запястье. – Я знаю, когда ты ждешь меня. Я чувствую это кожей.

– Да, ты всегда хорошо чувствовал мое настроение. – Она запустила пальцы в его волосы. – Как и я твое.

Он не ответил, но взглянул на нее с выжидающей серьезностью.

Она тихо рассмеялась.

– Только не говори мне, что не заметил сильного сходства между леди Марион и Ханной.

Его улыбка не затронула глаз.

– Я почти не знал Ханну.

– Не лги мне, Роберт. Я видела, что ты весь вечер не сводил глаз с Марион.

– Естественная реакция. На нее напали. Я хотел убедиться, что с ней все в порядке. И да, я восхищаюсь ею. Она прошла через такое испытание и не расклеилась. Вот и все.

Теодора закрыла глаза и стиснула зубы.

– Держись от нее подальше! Ты можешь заполучить любую женщину, какую захочешь. – Она открыла глаза и посмотрела ему в лицо. – Мы же не хотим, чтобы Марион…

– Что? – Его голос был опасно мягок. – Что ты говоришь?

Она смягчила тон:

– Все знают, что она выходит за Брэнда. Просто не забывай об этом.

– Да, но это не то, что ты хотела сказать.

Он легко, грациозно поднялся и склонился к ее руке с формальным поцелуем, который был почти оскорбительным.

– Похоже, – сказал он, – я неправильно истолковал сигналы. Прошу прощения. Этого больше не случится.

Она не сделала попытки остановить его, когда он покидал ее спальню.

На следующее утро Марион пришла в комнату Брэнда, но он был слабым, вялым и неспособным на долгий, обстоятельный разговор.

– Я слышу голос моей нареченной? – пробормотал он. Он задал вопрос, не открывая глаз, но Марион уловила веселые нотки в его голосе и не сдержала улыбки. Он не собирался усложнять ее положение.

Только через день ей представился случай поговорить с ним наедине. Слуга сообщил, что мистер Гамильтон в оранжерее. Не желает ли она присоединиться к нему?

Брэнд ждал ее у входа в оранжерею.

– Вы уверены, что вам уже можно вставать? – спросила она. Он опирался на трость, и вокруг рта залегли напряженные морщинки.

– Уверен. Я же подчиняюсь приказам доктора. После службы в армии Хардкасл не верит в то, что с пациентами нужно цацкаться. Он ждет, что мы будем вести себя как настоящие солдаты, ну, знаете, возвращаться в строй, пока сражение не проиграно.

Марион рассмеялась, а Брэнд улыбнулся.

– Кроме того, – продолжил он, – в моей комнате всегда слишком много посетителей. Здесь же нас никто не прервет, и мы сможем спокойно поговорить.

В оранжерее, однако, было ничуть не спокойнее, чем в доме. Садовники ходили туда-сюда, высаживая молодые кусты и цветы на садовые клумбы. Лорд Роберт руководил ими, но Брэнду и Марион удалось ускользнуть от его внимания.

– Я не знала, что лорд Роберт интересуется садоводством, – удивилась Марион.

Тон Брэнда был сухим.

– Мой дядя питает страсть ко всем видам красивых цветов, так что будьте с ним поосторожнее. – Он взглянул на нее. – Не хотелось бы вызывать его на дуэль.

Поскольку Брэнд улыбался, Марион восприняла это как шутку.

– Я разочарована. Он не пытался флиртовать со мной. Мы говорили только о вас и о погоде.

– Считайте, что вам повезло, потому что если б он заигрывал с вами, Теодора бы вскоре выпустила свои коготки.

– Их брак был устроен родителями?

– Нет. Если верить местному источнику сплетен мисс Каттер, семья Теодоры была против этого брака, но любовь победила. Лорд Роберт, видите ли, имел репутацию донжуана, но обещал исправиться. – Брэнд криво усмехнулся. – Он нарушил свое обещание чуть ли не сразу после свадьбы, а Теодора не из тех, кто дает второй шанс.

Они пошли в сторону огорода, но там была мисс Каттер, порхающая словно бабочка, поэтому Брэнд повернулся и повел Марион к каменной скамье, которая с одной стороны была скрыта зеленой изгородью. Внизу через пастбище, извиваясь, текла река. День был теплый, и пчелы собирали нектар с цветов белой таволги, растущей купами на солнечных краях буйных зарослей.

В этом уютном маленьком раю трудно было поверить, что кто-то приставлял пистолет к ее голове.

Брэнд задумчиво взглянул на Марион:

– Холодно?

– Нет, страшно. Пока вы поправлялись, у меня было много времени на раздумья, но я так и не нашла ответов. Вчера мы с констеблем ходили в коттедж. Ничего не пропало. Только в утренней комнате, где у Фебы хранятся книги и тетрадки, был беспорядок. Шкатулка с семейными письмами вывернута на пол, но, насколько я могу судить, ничего не взято. Бессмыслица какая-то.

– А как вор проник внутрь?

– Взломал окно внизу.

– Что вы сделали с письмами?

– Они в Прайори. Я прочла их все. В них нет абсолютно ничего важного, писем Ханны тоже нет.

Марион ждала объяснений, но Брэнд продолжал сидеть, уставившись в пространство, словно забыл о ее присутствии, и она не вытерпела:

– Вы сказали, что все мне объясните! Я не умею читать мысли. Начинайте. Что вы знаете? И чего не знаю я?

Он пошевелился и вытянул одну руку вдоль спинки.

– Ваша тетя Эдвина – источник всех моих сведений, поэтому я начну с письма, которое она написала мне незадолго до своей смерти.

Короткими предложениями, часто перебиваемый Марион, которая хотела понять суть, Брэнд рассказал ей о задержке с получением письма Эдвины и своих сомнениях. Он передал содержание письма и выказал предположение, что Ханна никогда не покидала Лонгбери, что кто-то убил ее. В конце концов он объяснил, что Эдвина надеялась узнать от Марион, что случилось в ту ночь, когда Ханна исчезла.

Потрясенная Марион откинулась назад. Она никак не могла взять в толк, о чем он говорит.

– Откуда я могу что-то знать?

– Ханна исчезла, когда вы с матерью были здесь, – мягко пояснил он. – В ту ночь вы были на территории Прайори. Кто-то вас видел.