Марион про себя чертыхнулась. Оставаться здесь дальше невозможно. Подхватив юбки, она ретировалась, держась в тени. Пульс колотился как бешеный, а негодование граничило с тревогой. Он газетчик и считает, что это дает ему право копаться в чужих тайнах. Или, может, он хочет убедиться, что леди, которую он берет в жены, не имеет в прошлом секретов, которые могут бросить на него тень, когда он станет премьер-министром? Премьер-министром? Ха! Она начинает рассуждать как Феба. Единственным утешением было то, что Дэвид ничего ему не расскажет, она хорошо заплатила за молчание.

Она столкнулась нос к носу с Мэнли в вестибюле гостиницы и не удивилась, когда он оскалился.

– Я везде вас ищу, – сказал он.

– А я везде ищу свою сумочку. Мэнли полез в карман.

– Вы оставили ее в карете, – проворчал он и протянул ей ридикюль.

Она чуть ли не выхватила сумочку из его рук, но все было в порядке. Никакой записки с угрозами. Марион ослепительно улыбнулась:

– Теперь можете отчитывать меня, сколько пожелаете, мистер Мэнли.

Она развернулась и побежала вверх по лестнице.

Брэнд тихо поднялся, чтобы не потревожить Эша, накинул пальто и вышел на балкон подышать свежим воздухом. Хотя в окнах гостиницы еще горел свет, на дворе было тихо. Кареты уже перестали подъезжать. Форейторы принесли новости, что не только Брайтон отрезан поднявшейся водой, но и дорогу на Лонгбери тоже смыло.

Он не мог уснуть. В голове было полно вопросов. Отчаянно хотелось действовать, а он торчал здесь, в этой глуши.

Он осмотрел колесо кареты Марион и убедился, что оно не было испорчено специально. Просто ударилось о подводный камень. Его теория, что Марион является мишенью, начинала казаться смехотворной. Или кто-то хочет, чтобы он так думал?

Дэвид Керр. Брэнд узнал это имя от Фанни. Почему Марион не хочет говорить с ним о Дэвиде?

По крайней мере сейчас он знает, что с ней все в порядке. Но он же не может бросить все и всякий раз бегать искать ее, как это было сегодня. А кто в этом виноват? Ни одна здравомыслящая женщина не отправится в дорогу в такую погоду. Ей еще повезло, что Эш оказался рядом.

Его рот скривился в улыбке, которая была ироничной и в то же время веселой. Брэнд Гамильтон, незаконнорожденный сын герцога, и леди Марион Дейн, высокородная дочь графа? Он прекрасно сознавал, что их взаимное влечение пугает ее не меньше, чем его самого. Она думает, он хочет жениться на ней, чтобы способствовать осуществлению своих политических амбиций, что женитьба на аристократке добавит ему влиятельности. Все совсем наоборот. Он не испытывал к аристократии ничего, кроме презрения.

Марион была исключением. О, она могла вести себя как великосветская дама, когда это было нужно, ее холодные серые глаза обращались в лед. Но это лишь способ защиты, чтобы держать его на расстоянии. Когда же она чувствовала себя в безопасности, например, в окружении своих сестер и кузенов, в ней не было ни капли высокомерия. Узнавать Марион – все равно что раскрывать розовый бутон: осторожно, по одному лепестку, стараясь не наткнуться на шипы.

Его улыбка сникла. Это не игра. Ему следует удовлетвориться тем, что Марион вне опасности. У него и без того полно дел. Он знает эту местность как свои пять пальцев.

Наводнение не помеха: к рассвету он может быть в Лонгбери.

Эш и Мэнли пока присмотрят за Марион.

С этой мыслью он вернулся в комнату и разбудил Эша.

Наблюдатель тихо выругался. У леди Марион телохранителей прямо как у принцессы. Сейчас ему до нее не добраться. Записка, которую он должен был сунуть в ее сумочку, прожигала дыру в кармане.

Он знал, что ее карета в конце концов сломается, потому что лично позаботился об этом. Но он не предусмотрел, что лорд Денисон доберется до нее первым.

Было ясно, что Брэнд Гамильтон, лично заинтересованный в леди Марион, поручил своему другу Денисону сопровождать ее. Вопрос в том, подозревает ли что-то Гамильтон или же действует так, как действовал бы любой поклонник.

Пока что дела складываются не блестяще. Придется на время затаиться.

Холодная испарина выступила у него на лбу. Озноб пробрал до костей. Его пугала мысль о Брэнде Гамильтоне.

Совсем не хочется оказаться лицом к лицу с этим джентльменом. Он пошел на риск в театре, но пока не готов рисковать снова.

Свежая лошадь была оседлана и ждала его в конюшне. Он взобрался в седло, надвинул шляпу пониже и поскакал, возвращаясь туда, откуда приехал.

Глава 6

Лонгбери был маленьким базарным городком, уютно примостившимся в долине Саут-Даунс, и процветал благодаря торговле шерстью. В прежние времена здесь располагался монастырь бенедиктинцев, но все, что осталось от монахов, – это Прайори, ныне величественное местообитание Фицаланов, выдающейся семьи края. Семьи Брэнда.

Дом располагался на вершине холма, и хотя Брэнд скакал несколько часов подряд под нескончаемым дождем и глаза слипались от усталости, крыша Прайори, четко вырисовывающаяся на горизонте, невольно притягивала его взгляд. Дом его дедушки, Грейндж, располагался на противоположной стороне дороги, спускающейся к реке. В прежние времена Грейндж служил амбаром, фермерским домом и жилищем священника, но потом богатый купец перестроил его для своей семьи. Когда благосостояние семьи пошло на убыль, большая часть земли была распродана, а главный дом и хозяйственные постройки переходили от одного владельца к другому до тех пор, пока их не приобрели Гамильтоны. Грейндж представлял собой непритязательное двухэтажное кирпичное здание, вполне подходящее спартанское жилище для его деда-пуританина.

Рядом с домом находилась небольшая конюшня, которую дедушка использовал разве что в качестве укрытия для лошади и коляски.

Хотя еще только начинало светать, конюхи, нанятые Мэнли, уже вовсю трудились, и Брэнд был рад передать своего коня их заботам. Затем он вошел в дом, сбросил мокрую накидку в прихожей и поднялся по лестнице в спальню.

Он уснул прямо в одежде, а когда проснулся, в окно светило солнышко, дождь прекратился.

Брэнд отметил, что камин разожжен, подошел к сонетке и как следует подергал, вызывая слугу. Несколько секунд спустя к нему в спальню вошел светловолосый мальчик.

– Как тебя зовут? – спросил Брэнд.

– Сэм, – ответил мальчик. – Сэм Ладлоу.

Брэнд очень хорошо помнил мать Сэма. Она была Эдвининой кухаркой. Именно она обнаружила тело Эдвины. Возможно, она знает что-нибудь и сможет ответить на его вопросы.

– Мне бы ванну принять, – сказал Брэнд, – как думаешь, это возможно?

Сэм улыбнулся:

– Мама говорила, что вы захотите принять ванну, поэтому, когда мы пришли, первым делом развела огонь под баком для воды.

– Великолепно, – отозвался Брэнд, потирая руки. Меньше чем через час, помывшись и переодевшись, Брэнд вошел на кухню, чувствуя себя другим человеком.

– Вам придется поесть на кухне, сэр, – сказала миссис Ладлоу, накладывая на тарелку омлет. – Я не разводила огонь в других комнатах.

– Ну и отлично, – заверил ее Брэнд. – И не нужно разводить. Я все время буду в разъездах.

Он подождал, пока она нальет кофе, а потом пригласил присоединиться к завтраку.

– Чтобы поговорить о ваших обязанностях, – объяснил Брэнд.

Миссис Ладлоу улыбнулась и покачала головой:

– Я только помогаю, пока не приехали ваши люди. Видите ли, у меня уже есть работа. Я буду работать у леди Марион.

– А-а, я должен был догадаться. Ну все равно берите стул и составьте мне компанию.

Миссис Ладлоу посмотрела на него так, словно он рехнулся. Слуги не составляют компанию своим хозяевам! Он улыбнулся ей своей самой располагающей улыбкой.

– Я никогда не говорил вам, как высоко Эдвина ценила все, что вы для нее делали? Она неустанно хвалила вас. – И это была правда.

Миссис Ладлоу заколебалась, затем села на стул и сложила загрубевшие руки на коленях. Ее кельтское происхождение проявлялось в темном цвете волос и глаз и тонкой кости. Очевидно, внешностью мальчик пошел в отца.

Потом Брэнд вспомнил, что она вдова. Были у нее и другие дети, младше Сэма, за которыми присматривала бабушка, пока миссис Ладлоу работала, чтобы прокормить их всех.

Она выжидающе смотрела на него.

Он мягко поинтересовался:

– Сколько вы работали у мисс Ганн?

– Недолго. Пять лет, с тех пор как овдовела и перевезла сюда мать. – Тень улыбки тронула ее губы. – Мисс Ганн всегда помнила дни рождения детей.

– Это похоже на Эдвину. Миссис Ладлоу кивнула:

– Она всегда была такой доброй, такой щедрой. Брэнд помолчал немного, жуя холодную баранину.

– Я слышал, – продолжил он осторожно, – что в последнее время с ней было нелегко ладить. Я имею в виду, что она стала забывчивой и подозрительной. – Он замолчал, когда увидел, что миссис Ладлоу не понравились его слова.

Когда она заговорила, в ее голосе не было ни мягкости, ни уважительности:

– А вы никогда не забываете, куда положили свои очки или ключи, мистер Гамильтон? Всегда помните, как кого зовут? Она была не забывчивее любого другого, но… – Женщина закусила губу, словно запоздало вспомнила, с кем разговаривает.

– Но? – подбодрил ее Брэнд тем же мягким тоном. Миссис Ладлоу выдохнула.

– Она тревожилась о прошлом, о своей сестре Ханне. Хотела узнать, что с ней произошло.

– Все считают, что она сбежала с мужчиной.

– Мисс Ганн говорила, что это ложь и что она намерена это доказать.

– Кто сказал ей, что это ложь?

– Она не говорила, а я не настаивала. Это ведь не мое дело, не так ли? Она была моей хозяйкой.

– А что, по мнению мисс Ганн, случилось с Ханной? Ее глаза метнулись к двери, словно в надежде, что кто-нибудь войдет и положит конец расспросам.

– Она не сказала, – в конце концов ответила его собеседница.

Брэнд не узнал ничего нового, за исключением того, что миссис Ладлоу не верила, что Эдвина страдала забывчивостью или слабоумием! Конечно, она могла просто защищать хозяйку, которая хорошо к ней относилась, но Брэнд так не думал. Ее негодование казалось абсолютно искренним.