А после того, что рассказал Эктор, ее любопытство еще больше усилилось. Лес допила последний глоток кофе и поставила чашку на блюдце.

– В этом доме так много места, и я ожидала, что Рауль выделит какую-нибудь комнату, чтобы выставить все призы, которые он завоевал за годы игры, и фотографии знаменитостей, с которыми ему доводилось играть. Может быть, такая комната есть, и я ее просто еще не видела?

– Никакой комнаты с трофеями у нас нет и в помине, – покачал головой Эктор. – Я сказал Раулю: ты должен сам сознавать, что ты хороший спортсмен, а выставляться напоказ совсем ни к чему.

– Это верно, – согласилась Лес, но про себя подумала: странно, что Эктор воспринимает естественную гордость достижениями как бахвальство.

– Конечно, Рауль не удовлетворен тем, как играет. Он должен добиться совершенства, и не на йоту меньше, – сказал калека и вздохнул.

– Не понимаю, – нахмурилась Лес.

– Он гоняется за десяткой, сеньора, – объяснил Эктор спокойно, почти печально. Он имел в виду самый высокий уровень, какого только может добиться игрок в поло, – рейтинга в десять голов.

– Ясно, – сказала Лес.

Правда, она вовсе не была уверена в том, что действительно понимает Рауля, хотя и знала: в истории спорта только нескольким избранным игрокам удалось достичь этого уровня.

– Еще кофе, сеньора Лес?

– Нет, спасибо. – Она отодвинула от себя пустую чашку, показывая, что закончила завтрак. – Когда вы будете готовы, я хотела бы отправиться в конюшни.

– Только одну минутку. Я скажу Анне, где нас искать. – Эктор поднялся со стула, повозился со своими шинами и костылями и вышел из комнаты через боковую дверь.

Лес посидела еще немного за столом, слушая удаляющийся перестук его костылей, затем встала и вышла в огромную прихожую, чтобы подождать Эктора там. Качающийся маятник часов в высоком деревянном футляре размеренно тикал в тишине, отсчитывая секунды. Лес прогуливалась по прихожей, звонко цокая каблуками сапог по гладкому полу из твердого дерева, а взгляд бродил по просторной пустой комнате, из которой вела широкая лестница на второй этаж. И вновь она не могла не обратить внимания на пустоту, царившую в прихожей. Это ощущение не смягчали ни часы, стоявшие у стены, ни ковер перед входной дверью, ни сдвинутый в сторону стол.

Она попыталась отвлечься от мыслей, которые вызвали у нее наблюдения над личной жизнью Рауля. Не ее это забота, как он живет или каково его прошлое.

Наконец Лес услышала, что приближается Эктор, и повернулась ему навстречу. На его курчавой полуседой голове по-прежнему не было шляпы, но он все же надел легкую куртку, рукава которой были потерты чуть пониже локтей, в тех местах, где их касались полукруглые металлические обхваты, помогавшие инвалиду удерживать костыли в руках. Лес заметила, как широки и мускулисты его грудная клетка и плечи. По сравнению с мощным торсом ноги казались особенно тонкими и слабыми – почти что палочки, вырисовывавшиеся под тканью брюк и стянутые металлическими шинами. И все же, несмотря на увечье, на его загорелом лице почти всегда сияла улыбка.

– Мы готовы, – объявил Эктор и настоял на том, что именно он откроет перед дамой дверь, а не она перед ним.

Выйдя наружу, Лес приостановилась, поджидая, пока Эктор ее догонит. За ее спиной возвышалось серое двухэтажное здание, огромная прямоугольная коробка, сложенная из грубых массивных блоков и лишенная каких-либо декоративных элементов. На квадратных окнах не было ставен, а верхний край каменных стен не завершался даже выступом. Низкие деревья, росшие перед домом, не смягчали прямолинейной суровости его формы.

– Этот дом надо было бы задрапировать плющом, – сказала Лес.

Эктор оперся на костыли и оглянулся назад, на здание.

– Здесь надо было бы многое сделать, – проговорил он.

Они тронулись в путь, и Лес замедлила было шаг, чтобы приспособиться к затрудненным движениям спутника, но в этом не было нужды. Эктор передвигался быстрее обычного пешехода, заставляя Лес спешить, чтобы держаться с ним наравне.

Они прошли по обсаженному эвкалиптами подъездному пути, разворачивавшемуся возле самого дома, а затем свернули в сторону. За домом на широком травяном газоне располагались теннисный корт и бассейн. Ряд тополей заслонял усадьбу от дующих из пампы ветров. Все это совсем не походило на Хоупуортскую ферму, где служебные постройки отделялись от главного дома низким зеленым кустарником.

Когда они подходили к конюшням, Лес заметила на противоположной стороне дороги поле для игры в поло, чуть дальше располагалось поле для тренировок, затем начинались паддоки. Все это было соединено извивающейся петлей дорогой, которая, как сообщил Эктор, выходила с противоположной стороны дома, где находились гаражи для сенокосилок, грузовых автомобилей и трейлеров.

Первым Лес увидела Роба. Он стоял возле конюшен и осматривал норовистого гнедого коня, которого показывал ему молодой конюх. Рядом с ним Рауль держал под уздцы каурую лошадь, и Триша, смеясь, гладила благородное животное. Лес видела, как Триша смотрит на Рауля. Кажется, самое подходящее определение для этого взгляда – «строит ему глазки». Раздосадованная Лес только плотнее сжала губы.

Услышав, как они подходят, Рауль выпрямился.

– Доброе утро.

– Доброе утро. – Лес удалось улыбнуться, хотя улыбка слегка похолодела, когда она обернулась к дочери. – Сегодня ты, Триша, поднялась очень рано. Непривычно для тебя.

– Не могла уснуть, – пожала плечами Триша. – Наверное, из-за новой обстановки.

Но взгляд ее оставался прикованным к Раулю, словно именно он был настоящей причиной ее бессонницы.

– Уверен, что вы, миссис Томас, спали минувшей ночью хорошо, – сказал Рауль. – И что обстановка в вашей комнате не настолько уж неудовлетворительна.

– Благодарю вас, моя комната очень удобна. – Она бегло окинула его взглядом, стараясь не замечать того, как синевато-серый свитер грубой вязки облегает грудь и плечи Рауля, делая его стройный мускулистый торс еще более мощным на вид.

– Ты еще не пыталась принять душ, – заявила Триша. В глазах ее плясали озорные огоньки. – Когда я сегодня утром вошла в ванную, то напугалась чуть ли не до колик. Повернула кран, и водопроводные трубы начали дребезжать и лязгать так громко, словно вот-вот обвалятся. Ничего такого не случилось, но это первый случай в моей жизни, когда душевая колонка поет мне серенаду. Хотя, должна признать, душ был восхитительным. Целое море горячей воды. Я могла бы оставаться под душем часами напролет.

Лес очень не понравилось то, как Триша подстрекает Рауля рисовать себе мысленные картинки обнаженной девушки под душем. Она сочла, что это безвкусная и дешевая уловка.

– Водопровод в доме очень старый, – сказал Рауль.

– И сам дом стар, – вставила Лес, осуждая состояние особняка, вместо того чтобы осудить поведение дочери, чего она не желала делать в присутствии Рауля.

– Я вас предупреждал, миссис Томас, что вы можете счесть здешние условия не слишком роскошными, – напряженно напомнил ей Рауль.

– О, я ведь не выражаю никакого недовольства. Это всего лишь замечание, мистер Буканан, – холодно бросила Лес и отвернулась, наткнувшись на удивленный взгляд Эктора, который не мог понять причину внезапной смены ее настроения. – Эктор, не попросите ли вы конюха поводить лошадь вокруг меня. Я хочу посмотреть, как она движется.

Просьба была повторена по-испански, и конюх-подросток повел норовистое животное по широкому кругу.

– Вы разбираетесь в лошадях, сеньора Лес? – громко спросил Эктор.

– Уж поверьте мне, разбирается, – убежденно проговорил Роб, и гордость, с которой сын подтвердил ее знания, придали Лес уверенности, в которой она так нуждалась.

Они провели утро, осматривая пони, которых Рауль с Эктором отобрали для продажи, и решая, на каких из них Робу непременно надо проехаться, прежде чем принять окончательное решение. К полудню вернулись в дом, чтобы сесть за ленч. После еды Рауль велел оседлать лошадей для семейства Томасов и все отправились на пастбище, чтобы взглянуть на молодняк.

Они неслись легким галопом по высокой траве к пасущемуся в отдалении табуну, и Лес вдруг почувствовала, что ее конь натягивает узду. Она слегка отпустила поводья, позволив скакуну идти размашистым шагом и вырваться вперед. Вольный ветер, развевающий ее волосы, и безбрежность расстилавшегося перед ней простора вызвали в душе Лес какое-то мощное, трудно выразимое чувство. Ей хотелось скакать и скакать до тех пор, пока не достигнет той границы, где кончаются земля и небо.

Когда она приблизилась к табунку молодых лошадей, они зафыркали, как бы переговариваясь между собой, и пугливо шарахнулись от нее. Лес вздохнула, сожалея, что неосторожно вспугнула их, и, натянув поводья, остановила своего коня и стала наблюдать, как несколько совсем юных жеребят и двухлеток то подбирались к ней, то пускались наутек, пытаясь понять, что за чужак вторгся на их пастбище. Страх боролся в них с любопытством. Затем Лес услышала приглушенный топот копыт. Приближался кто-то из спутников, но ее внимание было полностью поглощено бесконечной пампой. Степь раскинулась так широко, что для того, чтобы окинуть ее взглядом, приходилось напрягать зрение, и глазам делалось почти больно от беспредельности лежащей вокруг земли.

Всадник поравнялся с ней, но Лес даже не оглянулась, чтобы посмотреть, кто подъехал.

– Скажите мне, Эктор, как вам удается удержаться и не пуститься галопом по этим просторам? Ведь хочется скакать так далеко и так долго, как только можешь…

– Да, удержаться трудно, – ответил голос Рауля.

Лес оцепенела от неожиданности и обернулась, растерянно глядя на Буканана. С тех самых пор, как они выехали из estancia, рядом с ней постоянно ехал Эктор Геррера. Как оказался здесь Рауль? Зачем он решил догнать ее?

– А вам, оказывается, нравится ездить верхом, – сказал Рауль, и Лес догадалась, что ее разгоревшееся лицо все еще не остыло от удовольствия, которое доставила ей стремительная скачка.